Жили-были солдаты (сборник)

  
Яков Ноевич Длуголенский
 
Жили-были солдаты
   
Не потеряйте знамя. Рассказ
 
Однажды играли ребята в войну. Играли, играли, а потом надоело. И патроны кончились, и обедать позвали. Заключили они мир и побежали домой.
А знамя осталось.
Воткнутое в кучу песка.
Подошла к нему пожилая собака Альма, потрогала носом, знамя упало, и Альма наступила на него.
А в это время с работы шёл Мишин папа. Увидел забытое знамя, прогнал Альму и снова воткнул знамя в песок. А потом сел на скамеечку рядом.
Увидел Миша в окно папу и выбежал во двор.
— Ты что тут, папа, сидишь?
— Так, — сказал Мишин папа.
Удивился Миша и сел рядом.
Увидел Митька Соловушкин в окно, что Миша и его папа сидят рядом, и тоже вышел во двор.
— Вы что тут сидите?
— Так, — сказал Мишин папа.
Потоптался немного Соловушкин и тоже сел.
Тут возвращается из булочной Колька с пятого этажа, видит, что все сидят, и тоже подошёл.
— Можно, я посижу?
— Посиди, посиди, — сказал Мишин папа.
Колька, конечно, тоже сел.
А потом и другие ребята подошли. Посмотрел на них Мишин папа и вдруг спрашивает:
— Так кто у вас тут командир?
— Я, — отвечает Миша, — я командир.
— А знаешь ли ты, командир, что на твоём знамени Альма сидела?
— Знаю, — говорит Миша. — Она на нём всегда сидит. Она, наверно, его любит.
Ничего не ответил Мишин папа, только нахмурился.
— Тогда слушайте, что я вам сейчас скажу… Представь себе, Михаил, что ты — маршал, и ещё представь, что я — командир. Дивизия моя только что сформирована, привезли ко мне молодых солдат, отдали под моё начало. Всё теперь у меня есть: и пушки, и солдаты, нет только знамени. А без знамени дивизия — ещё не дивизия. И вот ты, маршал, приезжаешь вручать мне знамя…
— А на чём он приезжает? — спросил за Мишу Соловушкин.
— На коне. На чёрном, как порох, коне… Я встаю на одно колено, целую край знамени и говорю: «Клянёмся не опозорить это знамя!» И вся дивизия вслед за мной говорит: «Клянёмся!» И вот проходят годы, меняются люди в дивизии: одни погибают на фронтах, другие просто стареют, — а знамя остаётся. Не такое, правда, новое, как в первый день, но остаётся. И все по-прежнему отдают ему честь…
— Почему не такое? — спросил Миша. — Ты же сам говоришь, что я новенькое вручал…
— А что же тут удивляться? — сказал папа. — Люди стареют — вы не удивляетесь, дивизии стареют — вы не удивляетесь, а если знамя побывало в боях и остались на нём следы пуль — вы удивляетесь? Знамёна тоже стареют… Да только делаются ещё лучше. И вот наступает самый грустный день, когда приходит на пост к знамени молодой солдат и засыпает, стоя на посту… Вернее, не засыпает, а уходит домой обедать. А к одинокому знамени подбегает Альма, садится на знамя и начинает грызть его и трепать. И от знамени остаётся одно древко. А древко — это не знамя, древко — это просто древко.
— А я не уйду обедать, — сказал Миша. — Сяду вот тут и не уйду.
— И я не уйду, — сказал Соловушкин. — Сяду вот тут и не уйду.
— Я первый сяду, — сказал Коля и сел поближе к знамени.
Остальные ребята тоже сели.
Подождал немного Мишин папа и говорит:
— А помнишь, Михаил, когда вручал ты мне знамя, мы говорили, что без знамени дивизия — не дивизия, и говорили, что не опозорим?
— Ну, — хмуро сказал Миша, — говорили.
— Значит, не сдержали слова. И дивизию наказывают: зачёркивают боевой номер, а всех солдат и командиров отправляют по разным другим частям. И больше никогда не быть дивизии дивизией, не иметь своего знамени, а номер её никогда не появится в военных сводках, потому что опозоренный номер не захочет носить никакая другая дивизия… Вот что такое знамя! — Папа встал, подошёл к знамени и вытащил его из песка. — А теперь, товарищи бойцы, разрешите вручить вам знамя…
Миша сразу вскочил со скамейки, остальные ребята тоже, а Соловушкин ещё успел сказать Коле:
— Ты положи батон на скамейку… в строю с батоном не стоят.
Коля положил батон.
И Мишин папа вручил знамя. А потом отдал знамени честь и пошёл домой. И когда он совсем ушёл, Миша сказал:
— Эх вы, взяли и бросили знамя…
— Это ты сам бросил, — сказал Соловушкин. — Я-то не бросал. Я только на минуточку домой сбегал. А оно вон, смотри теперь, всё в песке…
— И я сбегал, — сказал Коля. — В булочную.
И Миша, видя, что все говорят неправду, тоже сказал:
— Пока ты бегал, я за ним из окна наблюдал… Я и во двор-то вышел, чтобы Альму прогнать…
— И я — чтобы прогнать, — сказал Соловушкин.
— И я…
— И я…
И тут им всем стало страшно неловко, что они говорят друг другу неправду, и они поскорее сели около знамени и стали стряхивать с него песок.
МИША ЕДЕТ К СОЛДАТАМ
Вечером Миша сказал папе:
— Папа, возьми меня к солдатам!
— Ладно, — сказал папа. — Возьму.
И Миша очень обрадовался, что увидит теперь настоящее знамя.
Утром они ехали в трамвае, потом шли пешком.
— А у тебя солдат много? — спрашивал Миша.
— Много.
— А пушки большие?
— Большие.
— А постреляем?
— Постреляем.
— Эх, — говорил Миша, — пушечки, мои пушечки, всё равно я буду моряком.
Тут они подошли к высокому забору, дверь перед ними открыли, и Миша увидел:
большой, как пустая площадь, двор,
несколько домиков на краю площади,
солдата под деревянным грибком,
ещё солдата, который, не торопясь, подметал площадь,
и солдата в переднике, с бачком в руках, который шёл по самому краю площади.
— Смирно-о-о! — вдруг закричал кто-то. И Миша вздрогнул от неожиданности.
И солдат под грибком вздрогнул.
И солдат, что нёс бачок, торопливо поставил свой бачок на землю.
А солдат, что подметал площадь, недошаркнул вдруг метлой и перестал подметать.
Мишин папа посмотрел на всё это и сказал:
— Вольно.
— Вольно! — опять закричал кто-то.
И солдат под грибком немедленно поставил карабин к ноге.
Солдат с бачком отправился дальше.
А солдат с метлой просто-таки затанцевал по площадке: «вжик-шик, — запела метла, — шик-вжик…»
— Вот мы и пришли, — сказал папа.
СУРГУЧНЫЙ ПАКЕТ
В штабе Мишиного папу ожидал пакет.
Это был настоящий военный пакет с тремя сургучными печатями и одной красной звёздочкой наверху.
Пока Мишин папа читал, Миша познакомился со всеми офицерами, а с одним офицером даже дважды: когда офицер был в плаще и когда офицер снял плащ. Конечно, они долго смеялись, что не узнали друг друга.
А потом Миша оглядел штаб и спросил:
— А ведь это штаб?
— Штаб, — сказали ему.
— А это карты?
— Карты, — сказали ему.
— И по ним воюют? Если это военная тайна, то можете мне не говорить. Прямо из штаба воюют?
— Прямо из штаба. Всё обдумают и вот, понимаешь, воюют…
— А лишних звёздочек у вас нету? — на всякий случай спросил Миша.
— Нету.
— И у вас нету?
— И у меня нету.
«Так, — вздохнул Миша, — лишних звёздочек, значит, ни у кого нету».
Тогда сказал один офицер:
— У меня есть блокнот. И я обязательно дам порисовать тебе, когда ты захочешь.
— А я уже хочу, — сказал Миша.
Офицер вытащил из стола хороший толстый блокнот и ещё две коробки цветных карандашей.
— Рисуй, — сказал он Мише.
Но только Миша сел рисовать и нарисовал пятерых солдат и пятерых матросов, часть из которых шла в атаку, а часть не шла, как Мишин папа сказал:
— Придётся тебе, Михаил, погулять одному. Около штаба — так, чтоб я тебя видел. А потом мы что-нибудь придумаем.