Маттиас и его друзья

Маттиасу тоже показалось, будто птенчик зовет свою маму.
— Но у тебя ведь нет мамы, Калле, — сказал он, — чего же ты пищишь?
Но Калле этого не понимал, никак не понимал. И продолжал пищать без конца. Его не интересовали ни Пончик, ни Маттиас, ни картонка для обуви. Он только скучал по своей маме.
— Пиииииии… — пищал Калле. — Пии… Пии… Пии…!
— Надо найти его маму, — озабоченно сказал Маттиас. — Нет ли тут где-нибудь поблизости птичьего гнезда?
Они стали искать гнездо и прислушиваться.
На каштановом дереве, под которым был зарыт клад Маттиаса, послышался слабый птичий писк. Ой, надо же! В стволе дерева было дупло! Оттуда-то и доносился писк. Дупло было не очень высоко, и Пончик, став на цыпочки, коснулся его кончиком носа.
— Там целая стайка птенцов — сидят и пищат, — доложил Пончик Маттиасу, который не мог дотянуться до дупла. — Они все ну прямо вылитый Калле! Ой, какие хорошенькие! Подай мне нашего Калле, я посажу его в дупло.
Маттиас взял Калле на руки.
Как грустно, но вместе с тем радостно стало у него на сердце! Теперь, правда, у него не будет своего собственного птенчика. И никто не станет ему завидовать, что у него ручная птица. А картонку придется, видно, снова забрать домой и поставить под кровать.
— До свидания. Калле! — прошептал он, когда Пончик опускал птенчика в дупло.
— Смотри-ка! — закричал Пончик. — Он так обрадовался, что сам прыгнул в гнездо.
Какой радостный писк поднялся в дупле! Как будто все птенчики наперебой весело приветствовали Калле на своем птичьем языке.
Пончик и Маттиас, очень довольные, уселись на траву.
— Випс, — вдруг раздалось над их головами, и маленькая ласточка с мухой в клюве влетела в дупло.
Так вот кто был мамой птенчика!
— Значит, Калле вовсе не орел, — разочарованно протянул Маттиас.
— И даже не филин, — добавил Пончик. — Он — ласточкин птенец.
Тут они поглядели друг на друга и дружно расхохотались.
— Он… и аистом-то… никогда не был, — сквозь смех проговорил Пончик, и они оба, давясь от смеха, стали кататься по траве.
— И даже петухом!.. — добавил Маттиас.
— Что за дурацкие камни здесь навалены? — вдруг сердито спросил Пончик, потирая ушибленный нос.
Маттиас побледнел. Ведь они сидели под деревом, где был зарыт его клад!
— Ага-а! — протянул Пончик. — Кто-то спрятал здесь свой клад! Давай выроем!
— Нет! Брось! Не надо! — закричал Маттиас.
— Ага-а! — снова протянул Пончик, понимающе глядя на Маттиаса. — Ясно! Этот клад — твой! Слушай, если покажешь мне свой клад, я покажу свой!
— О’кей! Идет! — согласился Маттиас и стал откапывать коробку с сережками.
— Понимаешь, там — золото! — шепотом, как великий секрет, сообщил он Пончику и открыл коробку.
Пончику сережки понравились, и он с уважением посмотрел на Маттиаса.
— Теперь достанем мой клад! — позвал он Маттиаса.
Клад Пончика был зарыт чуть подальше, за кустом можжевельника.
— У меня — одни самоцветы! — сообщил он, доставая из ямы мешочек. В нем оказались осколки разноцветного стекла.
Наигравшись с самоцветами, они снова зарыли мешочек.
Пора было возвращаться домой.
Они медленно двинулись из парка Ванадислюнден. Маттиас нес обувную картонку под мышкой. Она казалась необыкновенно легкой.
Когда они проходили мимо дерева, где было птичье гнездо, Маттиас попросил:
— Подними меня, я хочу еще разочек посмотреть на Калле.
Пончик приподнял его как только мог выше, и Маттиас увидел гнездо, битком набитое пушистыми птенцами. Они разевали клювики, пищали и смотрели на него своими крошечными, похожими на бусинки глазками.
Но долго держать Маттиаса Пончик был не в силах. Он отпустил его, и тот бухнулся на землю.
— Я видел Калле! — закричал Маттиас. — Он кивал мне головкой! Вот так! Будто бы говорил: спасибо за то, что вы мне помогли.
  
Происшествие
 
Лето казалось Маттиасу долгим-предолгим. Всякий раз, просыпаясь по утрам, он убеждался, что по-прежнему стоит лето и на дворе теплая погода. И пахнет по-летнему: чуть-чуть пылью, солнцем и свежими булочками. Запах булочек шел из пекарни, где пекарь начинал их печь с пяти часов утра. Изо дня в день одно и то же. Никаких перемен.
Но однажды все же случилось необыкновенное происшествие.
Утро началось как обычно. На завтрак у Маттиаса была его обязательная простокваша в синей тарелке и вдобавок к ней еще два бутерброда. Филиппа кричала, потому что ее перекормили. Мама поглаживала ее по животику, но это не помогало. Быстро позавтракав, Маттиас отправился на улицу.
У киоска с мороженым стоял Пелле Маленький и приставал к дяденьке-продавцу.
— Ну, хотя бы одну порцию, ведь у тебя так много мороженого, — клянчил Пелле. — Ну, самую-самую маленькую!
Но дяденька, продававший мороженое, сказал:
— Нет! Без денег мороженого не будет!
Пелле вздохнул.
— Привет, Пелле! — поздоровался Маттиас.
— Привет! — буркнул Пелле Маленький.
— Пойдем куда-нибудь? — спросил Маттиас.
— Ладно, пошли.
И они отправились в парк Ванадислюнден.
Настроение у Пелле Маленького было прескверное. Никогда в жизни ему так страшно не хотелось мороженого, как сегодня. На пути к парку, на людной улице Свеавеген был еще один киоск с мороженым. Пелле тотчас подошел к нему и спросил, не угостят ли его хоть самой маленькой порцией.
На этот раз мороженым торговала тетенька.
— Ступай прочь, плут ты этакий! — сердито закричала она.
И Пелле поспешил отойти.
Чтобы попасть в парк, им оставалось только перейти Свеавеген, эту широкую и опасную улицу. Но тут пришлось долго ждать, пока проедут все машины. Наконец, можно было идти.
Недалеко от входа в парк на скамейке сидел — кто бы вы думали? — Пелле Большой, дядя Пелле Маленького, брат его мамы.
Это был самый веселый дядя на свете! Ему уже исполнилось двадцать лет, он носил бакенбарды и курил трубку.
— Привет! — поздоровался Пелле Большой. — Что вы здесь делаете?
— Ничего. Хотим найти хоть одно эре. А еще лучше — придумать машину, которая печатала бы деньги, — сказал Пелле Маленький.
— Ага! И покупать на них мороженое, — добавил Маттиас.
— Проще все-таки поискать деньги. Под телефонными будками, например, — посоветовал Пелле Большой.
— Я буду искать золото, — заявил Маттиас. Ведь он по-прежнему считал себя коллекционером именно золота — ни больше ни меньше.
Пелле Большой, судя по всему, одобрял это увлечение.
— Золото — оно никогда не лишнее, — вполне серьезно заметил он. — Знаете что, вам лучше пойти в разные стороны, а в три часа давайте все встретимся здесь, и я погляжу, что вы нашли.
— Но мы не знаем, когда будет три часа!
— Тогда встретимся через полчаса, — решил Пелле Большой, — это куда легче узнать.
Маттиас и Пелле Маленький тотчас отправились в разные стороны. Но, в отличие от Пелле Большого, ни тот, ни другой не знал, когда проходит полчаса.
Маттиас отправился по улице Свеавеген, вдоль парка, затем свернул на улицу Нортульсгатан и пошел вдоль детской больницы. Он собирался зайти в тот двор, где ему посчастливилось найти золотые сережки. Это было как раз напротив пивоваренного завода. Маттиас уже чувствовал неприятный запах, который доносился оттуда. Он прошел через ворота в небольшой дворик, ничем не отличавшийся от всех других дворов. Площадка, где выбивают ковры; у стены — баки с мусором; небольшая зеленая лужайка. Вдруг Маттиас остановился как вкопанный, не понимая — сон это или явь: на лужайке стоял ящик, битком набитый вещами, которые собирались выбросить!
Ему так захотелось порыться в нем! Старые ботинки, битые тарелки, разорванные фотографии… Но что это? Не может быть! Опять сережка! Золотая, да еще с огромной жемчужиной! Вот так чудо! В этом дворе прямо-таки растут сережки!