Неспящая красавица (ЛП)

– А идея была хороша, – пробормотала, поднимая собачку, Анни.
Укачивая ее на руках, она снова прошла по мосту и вернулась во внутренний двор замка, стены которого оплетали, подобно толстым канатам, розы. Дойдя до отпускной решетки, Анни остановилась и оглянулась. Розы уже покрыли весь мост, но, казалось, за стены не проникали, а лишь извивались и переплетались друг с другом, поднимаясь выше головы принцессы и создавая непроходимую преграду, что щетинилась длинными, острыми шипами.
Вздрогнув, Анни прижала собачку крепче. Ей не нравились розы, хоть в качестве защиты они не были такой уж плохой идеей. Все в замке спали без задних ног, и, вероятно, все так и останется на годы, если она правильно помнит проклятье. Это значило, что кто бы ни заставил розы вырасти вокруг стен замка, он, скорее, сделал это, чтобы не дать людям выйти, а не для того чтобы не позволить им войти. Но даже если и так, подобная стена защитит семью и друзей Анни лучше любой стражи. К сожалению, это так же означало, что и принцесса оказалась в ловушке. Или оказалась бы, если бы не знала пары секретов замка.
Анни вовсе не собиралась оставаться в замке. Если останется, то умрет, прежде чем кто-то из ее семьи проснется. Должно же быть что-то, что помогло бы избавиться от проклятья, но чтобы найти это что-то, нужно покинуть замок. До возвращения Анни, которое произойдет скоро, если ей повезет, с семьей ничего не случится.
Торопясь в Большой зал, принцесса замерла в дверях. Хоть она и привыкла к слабой музыке ветряных колокольчиков и уже могла отрешаться от нее, здесь было что-то иное. Или, по крайней мере, то, чего она не замечала прежде. Люди находились там же, где Анни их оставила, и дышали так же глубоко и ровно, но теперь это казалось более согласованным: все вдыхали одновременно и выдыхали в унисон. Звук был чуть слышным, но создавалось впечатление, что дышит сам замок. Это так пугало, что Анни на цыпочках прошла по каменному полу, положила собачку рядом с хозяйкой так тихо, как только смогла, на цыпочках же вышла и поднялась по лестнице, переживая теперь сильнее, чем прежде.
Звук дыхания на лестничном пролете был не таким явным, как в Большом зале, потому что здесь было не так много народа, но Анни все еще слышала его всякий раз, как останавливалась, чтобы передвинуть кого-то, кого не заметила прежде, или чтобы оглянуться, что делала все чаще и чаще. Ей все сильнее чудилось, что кто-то следит за ней, хотя насколько Анни знала, она была единственной в замке, кто не спал.
– Здесь есть кто-нибудь? – крикнула принцесса, но ответом ей была лишь тишина.
Когда Анни опустилась на колени перед Каролиной, глаза королевы задвигались за опущенными веками.
– Матушка, – позвала Анни, заколебавшись лишь на мгновение, прежде чем положить руку на плечо королевы.
– М-м-м, – промычала та, чуть нахмурившись.
– Матушка, – повторила Анни, чуть тряхнув ее. – Мне нужно поговорить с вами.
– Тотакое? – пробормотала Каролина, приоткрыв один глаз.
– Это проклятье. Гвендолин уколола палец веретеном, и теперь все спят. Должно быть что-то, что я могу с этим сделать.
– Есть, – ответила мать. – Дай мне поспать.
– Погодите минуту. Мне нужна ваша помощь, чтобы точно вспомнить, что говорилось в проклятье. Сначала та злая фея сказала, что если Гвенни уколет палец веретеном, она умрет. Так, матушка?
Не дождавшись ответа, Анни снова встряхнула мать. Королева, чьи волосы начали седеть, пробормотала:
– Так. Фея Ненасыта.
– А потом фея с отвратительным именем встала и изменила проклятье.
– Фея Сладколюбомилосвета. Живет в Саду счастья.
– Точно! Она поменяла проклятье так, чтобы вместо смерти Гвенни заснула на сто лет.
– И проснулась, когда любовь жизни Гвен коснется поцелуем ее губ, – пробормотала королева. – Фея сказала, мол, это должен быть принц. Иначе не сработает.
– Я мало что могу сделать с сотней лет, но могу найти принца, – решила Анни. – Может статься, он сумеет помочь мне с этой сотней лет.
– Приведи Дигби. Он может поцеловать Гвен, – ответила мать.
Анни нахмурилась.
– Приведу, если должна. Но этот парень такой олух.
– Может быть… – пробормотала королева, когда ее дочь убрала руку. И снова единственным звуком в комнате стало лишь дыхание.
Поднявшись, Анни огляделась. Дамы останутся там, где лежат, она не собирается тащить их в кровати, как сделала с Гвендолин. И даже покои матери были слишком далеко, чтобы сопроводить ее туда.
Анни уже собиралась выйти из комнаты, когда заметила кусок пергамента, который отбросила сестра. Гведолин не умела читать – неудивительно, что она даже не посмотрела на пергамент. Однако Анни считала очень важным научиться читать и писать. На самом деле, она пыталась научиться делать множество вещей, которые не умела делать Гвендолин, в основном потому, что не имела желания соперничать с сестрой в том, что та делала идеально. Сестра была легка как пушинка и слыла первой красавицей на каждом балу. Анни сбегала, чтобы научиться танцевать у цыганок, которым было все равно, насколько изящно она кружится на носочках. Гвендолин ездила на лошади в женском седле, как подобает настоящей даме, и носила прекрасные платья. Анни надевала мужские одежды и заставила учителя верховой езды научить ее ездить на лошади без седла. Конюх научил младшую принцессу жонглировать. Гвендолин даже в голову не приходило заняться подобным. Старый солдат научил Анни управляться с луком и стрелами. Она подружилась с детьми слуг и попросила их научить ее плавать в речке Хрустальной и ловить рыбу с берега. Каждый раз, обнаружив что-то, чего старшая сестра не умела, Анни пыталась научиться этому.
Гвендолин много чего умела делать идеально. Анни умела делать очень-очень хорошо гораздо больше. К сожалению, чтение написанного на пергаменте не входили в этот список. Ей понадобилась минута пристального изучения витиеватого почерка со всеми его завитушками и виньетками, прежде чем получилось разобрать простое послание. «С днем рождения!» Вот и все, что оно гласило, но почерк был таким изысканным, что думалось, будто здесь могло быть написано что-то еще.
Анни так беспокоилась об обитателях замка, что ей не пришло в голову задуматься о том, кто послал веретено. Она полагала, что это сделала злая фея, но лишь несколько фей умело писать, и принцесса никогда не слышала, чтобы кто-то из них слал записки. Письмо было написано на красивом пергаменте, который, однако, казался обычным, одним из тех, что мог бы иметься у Каролины. В нем не было никакого волшебства.
Анни перевернула записку в надежде, что на другой стороне могут оказаться какие-то указания об отправителе. Не найдя ничего, она склонилась к сундуку и тщательно осмотрела его, не упустив ни малейшей детали. Тот не выглядел изделием фей, хотя и был выполнен очень искусно. Но Анни заметила, что некоторые метки от тесла не отшлифованы. Сундук, сделанный волшебным мастером, был бы безупречным. Мужчина, доставивший сундук, казался человеком и вовсе не походил на того, кого могла послать злая фея.
Кто бы ни отправил сундук – это был человек, не фея. Что удивляло больше всего. Насколько Анни знала, ни у Древогорья, ни у Гвендолин не было врагов среди людей.
 
3
До исхода дня Анни оставалась в замке. Она постаралась устроить как можно удобнее всех – от самого большого вельможи до последнего мальчишки, что чистил котлы для посудомоек. Вытащила угли из очагов и каминов, подняла из колодца ведро, которое болталось в руках спящего конюха, и попыталась, хоть и безуспешно, поднять разводной мост, что вел в город. Оплетающие мост розы не давали тому сдвинуться с места, поэтому Анни прошлась вдоль зубчатой стены башни, чтобы посмотреть, как далеко кусты роз заполонили земли вокруг замка. Какое же настало облегчение, когда она увидела, что на другой стороне крепостного рва заросли остановились и не пошли дальше подъемных решеток у обоих мостов.