На воре шапка горит
Митя сел на кровати. Как он забыл о своем же предположении. Ведь тогда все очень здорово получается. Тогда вообще не надо объяснять, каким образом выкатили за ограду мотобайк. „Тьфу, черт!“ — Митя смутился. Зато теперь надо было объяснять, как вор или воры занесли незаметно в Дубки и спрятали там статую Ленина. И главное, непонятно зачем.
Нет, без обследования места происшествия, без сбора вещественных доказательств ему просто не обойтись. Любая версия должна основываться на фактах. С этими мыслями Митя окончательно принял вертикальное положение и двинулся из тени и относительной прохлады помещения под безжалостно палящие лучи июльского солнца.
— Куда? — остановил его на верандочке бабушкин бдительный окрик и взгляд поверх очков. Любовь Андреевна успокаивала нервы, сидя за маленьким столиком и занимаясь сортировкой последних плодов урожая клубники.
— Из Дубков не пойду, — ответил Митя. Бабушка больше ничего не добавила, но он понял, что пароль назвал правильно. Далее опальный внучек беспрепятственно вышел на улицу.
Солнце в этом году будто взбесилось. Оно жарило и шпарило, сушило и испепеляло. И ни капли дождя с начала июня. Дубки притихли. Лишь где — то на другом конце линии верещали самые младшие жители дачного поселка. На соседнем участке Тасечки и Васечки висела полная тишина. „Небось с горя на речку подались“, — брюзгливо и с долей зависти подумал Митя. Он подошел к рабице, разделяющей их участки. И здесь также вдоль ограды тянулась „маскировочная“ полоса малины. Митя продрался между колючими в меру кустами и прошелся вдоль смежной стороны участка из конца в конец.
„Если бы воры вытащили драндул через мою дыру, — в то же время рассуждал добровольный сыщик, — им сначала пришлось бы перекинуть его через эту ограду. Рабица нигде не помята, кусты малины в образцово — показательном состоянии, есть еще маленькая калиточка для сообщения с соседями, но туда и велосипед еле — еле пролезет, какой уж тут драндул. Нет, не могли они выбраться через мой лаз. Разве только завели мотобайк через ворота, то есть сначала вывели его с соседнего участка на улицу, а потом закатили к нам, и уж отсюда через лаз. Нет, через лаз все равно не могли, — сообразил Митя, — там тоже малина, помяли бы обязательно. Дурак дядя Толя. А менты — то наверняка все поняли.
„Но если не через мою дыру, — продолжал рассуждения Митя, — тогда только через ворота. Милиция осмотрела ограду у соседей и прорех там не обнаружила. Значит, через ворота, а потом куда?“
С этими мыслями Митя покинул свой участок. На всякий пожарный изучил растрескавшуюся почву перед закрытыми створками ворот. Никаких следов. Да по такой жаре их бы все равно не было, земля высохла как асфальт. Вот если бы ночью был дождик… Чего нет — того нет.
У калитки он даже не стал искать отпечатки протекторов, не пролезет тут мотобайк. Следы „сердитых“, глубоко прорезанных рисунком шин мотобайка обнаружились возле ворот соседей, но когда они там появились — пойди пойми. Таська с Васькой по несколько раз каждый день тут ездили. И то эти следы плохо видать, все по той же причине — жара.
И все же если ворам удалось незаметно выкатить драндулет через эти ворота, должен существовать еще один выход с территории Дубков. Если, конечно, мотобайк действительно с этой территории вывели.
Их узкая улочка четвертой линии упиралась одним концом в главные ворота, где сторож сидит, и глухо заканчивалась с другого конца по соседству с Митиным участком. Митя исследовал этот фрагмент общей ограды — никаких подозрительных следов. И тут он подумал, что в принципе похитители мотобайка могли так же, как он, запастись заранее кусачками и прорезать дыру в конце любой другой линии, а больше нигде, потому что крайние по периметру участки дачников вплотную подходили к общей ограде. То есть сама эта ограда и ограничивала участки с одной из сторон. Вряд ли воры решатся на то, чтобы выкатывать мотобайк с одной дачи, а на другую вкатывать. Просто глупо. А раз так, то проверить надо только тупики улочек на всех линиях.
Легко сказать „только“. Всего таких линий восемь — шесть продольных и две поперечные. Значит, тупиков за вычетом главных ворот и того, который он только что осмотрел, осталось четырнадцать, и все в разных концах. Но делать нечего, набравшись терпения, Митя отправился выполнять намеченное.
Ну и нажарился же он на раскаленных поселковых улочках. Туда — сюда, вдоль — поперек, как придурок. Все нормальные люди на речке, другие в тени, лишь одна сумасшедшая дамочка загорала в шезлонге перед крылечком на третьей линии. Когда Митя закончил обследовать последний тупик в самом дальнем от его дома углу Дубков, у него перед глазами поплыли серые мушки. Перегрелся, что ли? И главное, зря. Никаких дыр, никаких прорех. Сторожа содержали ограду в девственной сохранности.
Чтобы не получить солнечного удара, Митя окатил голову, а потом влез по пояс под тугую струю колонки на перекрестке второй и четвертой линии. Малость полегчало. И вроде голова опять заработала.
Значит, мотобайк скорее всего в поселке, решил тогда он. Такого в Дубках действительно раньше не было. Кто бы это мог быть? В таких раздумьях он дошел до участка Панкратова. Посмотрел на хромой еще „Запорожец“, у которого передняя ось опиралась с одной стороны на стопочку кирпичей. „Надо начинать с тех, у кого машины есть. Три из пяти похищений с автотранспортом связаны“.
— Чего нада?! — вывел его из задумчивости голос хозяина „мыльницы“, нежданно появившегося из — за кустов смородины. — Чего смотришь? Одного колеса мало? Так второе бери. Давай, сымай, я поддомкрачу.
— Да я тут при чем? — огорченно махнул рукой Митя.
— А я почем знаю? — не унимался старикан в клетчатой рубахе навыпуск и застегнутой на две пуговицы выше и ниже пупка. — Может, ты ими торгуешь. Или заказ тебе сделан.
— Да не брал я вашей покрышки.
— Не знаю, не знаю. Кроме тебя и твоих архаровцев из Зараева, некому.
— Да я еще тогда их и не знал.
— Не знал, — усмехнулся Панкратов. — Знаем, как ты не знал. Все ты знал. Давай, давай отсюда. Я еще к тебе в воскресенье приду, когда папа с мамой пожалуют.
Митя повернулся и ушел. Ну что с таким разговаривать.
Поскольку он пока больше ничего не мог придумать полезного для начатого им расследования, то просто вернулся домой. Бабушки на веранде уже не было. Она ушла в огород на очередной раунд непрекращающегося сражения с сорняками. Вечером он поможет ей поливать. Все равно до темноты ему делать больше нечего.
Глава IV
СКОЛЬКО ВОЛКА НЕ КОРМИ…
Когда солнце провалилось в чащу ближайшего леса, он действительно поливал учас — ток в поте лица. И из шланга, и из лейки, так что лужи стояли на всех дорожках. Потом все сам убрал. Сарай запер. И бабушка даже подобрела.
— Хватит уже, Митяй, — назвала она его почти позабытым за последние дни именем, — иди ужинать.
Любовь Андреевна опять постаралась. То ли пожалела внука, то ли растрогалась от его поливочного усердия, то ли просто любила, несмотря ни на что, — Митя особенно не анализировал, но с огромным удовольствием уплетал оладьи с клубничным вареньем и творожную запеканку, которую почти обожал. После ужина он даже не стал смотреть телевизор, читать, а сразу вырубил свет и, раздевшись, юркнул в постель. Затих.
Бабушка еще не ложилась, но чувствовалось, что долго она не продержится. Шлепанцы ее шаркали по полу длинно, медленно и устало. То и дело она зевала, приговаривая: «Охо — хо». Слабо и тускло звякали убираемые со стола ложки и чашки, совсем не так, как тогда, когда бабушка находится в приподнятом настроении. Полубессонная прошлая ночь, «веселое» утро, неприятнейший разговор, прополка, тревожные мысли и успокоительное лекарство — все давало о себе знать. Любовь Андреевна засыпала, что называется, на ходу.
Так что ждать Мите пришлось недолго. Скоро щелкнул выключатель на веранде, потом в соседней комнате, погасла последняя желтая полоска света, пробивающаяся через дверную щелку у косяка, и по скрипу кровати внучек определил, что бабушка угомонилась.