Свет! Больше света! Викторианская медицина с доктором Ватсоном

– Все очень просто. Первое – ваша одежда в идеальном порядке, хотя ее возраст внушает почтение. Все вещи дорогие, за ними следят много лет и тщательность ухода выдает женскую руку. Кроме того, брюки сделались вам несколько коротки. Из этого я делаю вывод, что существует дама, заботливо отрезающая от них бахрому, которая образуется от долгой носки, и столь же аккуратно подрубающая штанины после этого. Прекрасная работа. Ваша супруга поистине мастерица. Второе. Аккуратность вашей жены выдает фанатичную склонность к экономии. Третье. Ваша почтенная супруга столь же тщательно следит за всем в доме, включая и вас. Об этом говорит ваш нервный тик – правый глаз судорожно дергается, и ваша подозрительность. Когда вы садились, то обнаружили, что ваша правая рука влажная, и потихоньку вытерли ее о кресло, хотя могли достать платок. Это говорит о вашей привычке действовать незаметно.
– Но как вы узнать про двух яиц? Про то, что я ест горошек на завтрак!
– Обычный английский завтрак – вкусная яичница с беконом, – улыбнулся сыщик. – Полагаю, бекон в вашем случае представлен бараниной?
– Это дешевле! – подтвердил профессор.
– Баранина у вас бывает только по субботам, а другого мяса вы не употребляете, – продолжал Холмс. – Яичница из двух яиц вполне обычна для бережливой семьи. Это естественно. И, наконец, горошек – самый дешевый, хотя и не самый вкусный гарнир.
– Но мой часы! Как вы знать про часы? Вы следить за мной!
– Нет, профессор. Обеденный стол в вашем доме, как и во многих других домах, стоит у окна. Часы висят напротив, над камином. Легко предположить, что вечное желание увеличить свою порцию подсказало вам занять место спиной к окну – так, чтобы ваша супруга оказалась спиной к камину. Вопрос: «который теперь час, дорогая?» – удобный способ заставить ее отвернуться. И, наконец, ваша привычка прятать мелкие вещи в кулаке. В настоящий момент у вас в кулаке моя серебряная запонка с янтарем. Ай-яй-яй, а еще профессор! А ну, давайте ее сюда!
Собиратель древностей рассердился.
– Вы не имейт права! Я есть окончил Рижский техникум-университет! Das Baltische Polytechnikum zu Riga! У меня есть высший коммерческий образофаний!
– А также некоторая наклонность к клептомании [2], – завершил свою мысль Холмс. – Об этом, конечно, осведомлена ваша жена. Это и есть та причина, по которой вы не стали хранить сокровище в кармане? Естественно. Следовательно, оно досталось вам не совсем честно.
Профессор хотел возразить, но его перебил сыщик.
– Думаю, – продолжал он, – его прежний владелец – близкий знакомый или родственник вашей жены.
Холмс окинул профессора проницательным взглядом.
– Этот человек приходится вашей жене дядей. Думаю, что не ошибусь, предположив, что он – прусский региранс-президент фон Холодетц.
– Вы дейстфительно фелики…
От изумления профессор открыл рот, но сыщик махнул рукой.
– Это написано в справочнике. Я только припомнил, что видел там вашу фамилию. Итак, дядя вашей жены. Ваш главный покровитель. Только благодаря этому человеку ваши векселя чего-то стоят. Конечно, если ваш поступок станет известен, неизбежен скандал.
Холмс подумал еще и сказал:
– Ну, хватит. Миссис Хадсон, нам понадобится горячая вода! Ватсон, скорее клизму.
– Найн! – зарыдал профессор. – Я не могу это позволитт!
– Но герр профессор, – попробовал его успокоить доктор Ватсон, – это обыкновенная процедура. Совсем не больно!
Однако, коллекционер не успокаивался. Уговорить его не удавалось ни доктору, ни миссис Хадсон, ни даже Шерлоку Холмсу.
– Ви ест фелики сыщик! – твердил Штеленбош. – Ви найдет лучший спосоп!
Уходить он тоже отказывался и все бродил по дому, ноя, жалуясь и требуя, чтобы спасли его сокровище. До полуночи оставался всего какой-нибудь час, как вдруг, Холмс воскликнул:
– Есть! Действительно есть способ! Я нашел его! Миссис Хадсон, прошу вас выключить все электрические приборы. Погасите свет в уборной. Почему у нас вечно забывают гасить свет в уборной?
– Вы, сэр, были там последним! – попробовала возразить миссис Хадсон.
– Неважно! – отмахнулся Холмс. – Скорее выключайте свет и пойдемте в чулан!
– Найн! – закричала уже миссис Хадсон (она очень устала и запуталась). – Нет! Я не позволю!
Но знаменитый сыщик обнял ее за плечи и ласково произнес:
– Голубушка миссис Хадсон, по моим подсчетам мы выиграем не меньше двух минут, прежде, чем неизбежное настигнет нас во второй раз. Этого времени должно хватить.
– Нет, нет! Нельзя! – миссис Хадсон раскинула руки и закрыла собой аппарат. – А вам, профессор, должно быть стыдно! В вашем возрасте – и так бояться простой медицинской процедуры!
Профессор Штеленбош заволновался. Он отступил назад, споткнулся о кресло и с грохотом повалился, задрав свои длинные ноги. Миссис Хадсон тоже испугалась и бросилась узнать, все ли с ним в порядке.
А пока происходил весь этот бедлам, Холмс успел включить аппарат.
– Скорее! – закричал он. – Давайте сюда профессора!
Профессора подтолкнули, содрали с него сюртук, жилет, рубашку. Затем устроили профессорское туловище над фотографической пластиной, направили на него лампу – и глазам присутствующих предстала картина: белые профессорские кости, смутно-темные очертания вокруг и посреди темноты – маленький, тоже очень белый предмет.
– Это же мышь! – поразилась миссис Хадсон.
– Это есть коммерческий тайн! – запротестовал профессор Штеленбош. – Я не давайт своего разрешений обсуждать!
Это и правда была крошечная, размером не больше вишни, статуэтка мыши.
– Чистое золото, я полагаю? – поинтересовался Шерлок Холмс.
– Золото, бриллиант, где глазки, рубиновый ножки, – не удержался от хвастовства профессор. Я найти этот вещь в индийский царский гробниц. Никто не должен знать, вы понимайт?
– Конечно-конечно, – пробормотал доктор Ватсон.
– Я должен дать мой супруга телеграмм! Пустите меня давайт телеграмм!
Но не успел Штеленбош произнести эти слова, как экран погас, аппарат выбросил сноп искр и воцарилась тьма.
– Ватсон, – раздался во мраке голос Холмса, – окажите любезность, задержите нашего клиента. Он, кажется, сейчас задел мою ногу.
– Он хочет убежать, не заплатив! – возмутилась миссис Хадсон. – А еще профессор!
– Фы есть большой безобразник! – закричал профессор. – Фы говорит фелики сыщик, а сам нитшего не делайт! Только аппаратус!
Тут вскрикнула миссис Хадсон, в темноте грохнулось и началась возня.
– Я поймал его, Холмс! – пыхтел Ватсон.
– Сэр, я держу его! – с достоинством заявила миссис Хадсон.
– Найн! Найн! Доннерветтер! Фы есть должны меня пустить! – ругался профессор Штеленбош. – Отцепитесь мой подтяжки!
И ТУТ В ДВЕРЬ ПОСТУЧАЛИ.
– Откройте! – послышался голос. – Полиция!
– Найн! – опять закричал профессор. – Найн полиция! Я буду выписывайт ваш чек! Я честный собиратель редкость!
Миссис Хадсон побежала открывать и скоро вернулась. Луч полицейского фонаря продемонстрировал эксцентричного посетителя с ворохом одежды в руках и в спущенных подтяжках, за которые, как лошадь за повод, держал его доктор Ватсон.
Когда ушел профессор Штеленбош, а с ним вместе и констебль Джонсон, явившийся узнать, почему во второй раз нет электричества, и получивший объяснения (вернее, оправдания), великий сыщик и его друг уже сидели у камина.
– Видите, дорогой Ватсон, а вы еще упрекали меня.
– Я не упрекал вас, Холмс.
– Нет, вы меня упрекали! – уперся знаменитый сыщик. – Вы говорили, что я сорю деньгами!
– Я сказал: «Я очень тронут». Но вы в самом деле потратили целое состояние! Весь гонорар этого Штеленбоша уйдет на штраф Северо-западной электрической компании. На что мы будем жить?!