Юнгаши
Ботинки подгонять невозможно, вместо тридцать седьмого размера пришлось довольствоваться тридцать девятым. Но это уже детали. В целом флотская форма сидела на нем отлично.
— Теперь я совсем как моряк, — довольный своим видом, сказал Володька.
— Еще не моряк, — охладил его пыл Корытов, — но уже и не пацан бездомный. — И, помедлив, добавил: — Но будешь моряком, если постараешься.
И Володька старался. Особенно рьяно изучал он рулевое дело. Как надо стоять у штурвала, куда смотреть и как отвечать на команды. Всем премудростям своей специальности учил его Корытов.
Бывали и срывы. Поначалу юнга никак не мог привыкнуть к строгому корабельному распорядку. То лишнюю минуту в койке проваляется, то бросит одежду где попало. А то и приборку сделает небрежно.
Влетало за это. И от Корытова, и от боцмана, и от дежурной службы. Несколько раз на камбузе вне очереди бачки драил.
«Кто такой юнга? — просвещал его неутомимый Корытов. — Это паренек, мальчонка вот вроде тебя, который готовится стать матросом. Полноценным моряком. Так готовься. Преодолевай в себе неподвижность и расхлябанность, делу учись…»
К лету Володька заметно окреп, освоился с корабельным бытом. И уже не был похож на того голодного, обессилевшего мальца, которого три месяца назад старшина Сухов принес на корабль. И шутники из команды вроде Кости Слизкова перестали даже пытаться, забавы ради, посылать его на клотик за чаем или в ахтерпик — кормовую выгородку — достать ведро компрессии. Володька на такие дешевые розыгрыши уже не клевал.
Пожалуй, единственным человеком, с кем у Володьки до сих пор не ладились отношения, был мичман Довгань. Тот по-прежнему считал, что мальчишке не место на корабле, и при встречах с ним демонстративно отворачивался, бурча себе под нос что-то вроде: «Развели тут детский сад на боевом корабле».
Однажды юнга по каким-то делам заглянул в машинное отделение.
— А-а, Володя, — приветливым возгласом встретил его Степан. — Заходи, не стесняйся. У нас тут тепло и уютно, что тебе в бабушкиной хате.
Свою бабушку Володька не помнил и о такой хате представления не имел, но приглашение принял с готовностью. На верхней палубе в тот день было ветрено и сыро, погреться действительно не мешало. Хотелось и повидаться с машинистами, особенно со старшиной Суховым, которому Володька за свое спасение был признателен «по гроб жизни».
Сухова в тот раз на месте не оказалось, зато мичман Довгань был тут как тут. Увидев юнгу, он сурово нахмурился и зарычал:
— Это еще что за гости? В машинное отделение посторонним нельзя.
Сказал, как отрубил.
Володька обиделся: какой же он посторонний? Но вида не подал, а, боясь окончательно разозлить Довганя, поспешно юркнул обратно в люк. Про себя решил: ноги его больше не будет в машинном. В конце концов, Сухова можно навещать и в кубрике.
После ухода Володьки Степан только руками развел и в глаза сказал Довганю:
— Ну, Прокопыч, больно уж ты строг. Чем он помешал тебе?
На что мичман коротко бросил:
— Не положено.
Юнга очень переживал все это. Нет, он ни в чем не упрекал сердитого мичмана. Но такое отношение к нему, мальчишке, пережившему тяготы блокады, вызывало у Володьки чувство горечи, незаслуженной обиды. И неосознанный внутренний протест.
Однако Володька никак не выдавал своих переживаний. А втайне надеялся, что со временем ему представится возможность проявить себя в настоящем деле и Довгань оценит его по достоинству…
Сосредоточенно и осторожно принял Володька от Корытова штурвальное колесо. Рукоятки были теплые, гладкие. И не очень податливые. В какой-то миг ему показалось, что слишком они непослушные и вот-вот вырвутся из его ладоней. Но уже в следующую секунду движения юнги стали увереннее и он ощутил, как штурвал покорно подчинился его воле.
— Юнга Чистяков рулевую вахту принял! — стараясь скрыть волнение, громко доложил Володька. — На румбе двести семьдесят пять.
— Так держать, — отозвался командир.
— Есть так держать!
Вахта — дело ответственное.
Море встречало Володьку приветливым светом и еле заметным покачиванием. Оно словно раскрывало юнге свои просторы для долгого и благополучного плавания.
IX
Первую мину «Галс» подсек на четвертом заходе. Володька как раз стоял за штурвалом. Корабль чуть-чуть содрогнулся, будто его дернули за трос, к которому был прикреплен трал.
И тут же Мамедов доложил:
— Слева по корме мина!
Приходько отреагировал сразу:
— Стоп машины! — Он рывком повернул ручки машинного телеграфа. — Шлюпку за борт!
Володька с любопытством наблюдал за происходящим.
В нескольких десятках метров от корабля на поверхности воды тупорылым зверем, всплывшим из неведомых морских глубин, покачивался большой черный шар. Он миролюбиво шевелил округлыми боками и топорщил короткие неострые рога. Но Володька уже был наслышан о свирепом нраве этого тихого на вид «зверя». «Рога» — это свинцовые колпаки, взрыватели. Внутри шара — несколько сот килограммов взрывчатки. От малейшего удара колпак разрушается, и происходит взрыв.
Опасно, страшно, такого пришельца надо уничтожать.
На верхней палубе уже хлопотали минеры, это их дело. Подавал команды боцман, руководивший спуском шлюпки. Из общего шума выделялся разухабистый говорок Кости Слизкова.
— Попалась, подлая, — звенел дискант минера. — Теперь от нас не уйдет, тута ей и крышка.
Несмотря на молодость — лишь два года службы позади, — Костя встречал немало таких штучек. Первую мину он уничтожил еще в июле прошлого года, когда война только начиналась. Теперь вел себя по-хозяйски, хотя и нервничал немного. Как-никак дебют в новой кампании.
— Ладно, не ерепенься, — урезонивал его боцман. — Спускайся в шлюпку. И полегче там, первую в этом сезоне берем.
— Первую, да не последнюю, — не унимался Костя. — Не беспокойтесь, товарищ боцман, все будет в порядке, разделаем по высшему разряду.
— Зажигалку не забыли?
— Как можно? И спички имеются, про запас.
— Отваливай!
— Весла на воду!
Юркий корабельный тузик с двумя минерами и сигнальщиком на борту заскользил по воде.
С мостика Володьке было видно, как шлюпка подошла к мине и развернулась кормой к ней. Костя Слизков, перевесившись через транцевую доску на срезе кормы и удерживая тузик на вытянутых руках, приладил подрывной патрон и поджег запальный шнур. Шлюпка отошла на безопасное расстояние — в мертвую зону — и остановилась. Матросы распластались на дне ее, так что какое-то время она казалась пустой.
Через несколько минут с миной было покончено. Издали это выглядело впечатляюще. В том месте, где она находилась, взметнулся гигантский столб воды. По воздуху прокатился громоподобный гул.
И снова наступила тишина. Ласковый бриз чуть рябил поверхность моря. Там, где взорвалась мина, расплывалось огромное мутное пятно, усеянное серебристыми блестками. Володьке они показались загадочными. Лишь позже он понял, откуда эти блестки.
Вскоре тузик подняли на борт тральщика, и все пошло по-прежнему.
— Толково сработали, — буднично похвалил минеров Приходько. И без всякого перехода скомандовал: — А теперь — по местам, пойдем дальше.
Володьке нравилась эта спокойная уверенность командира, не показная, а естественная, как бы постоянно подчеркивавшая, что все идет как надо и нет никаких причин для волнений.
Звякнул машинный телеграф: «Малый вперед!» Володька снова взялся за штурвал, преодолевая его упрямую упругость, вывел корабль на заданный курс.
— На румбе двести семьдесят пять!
— Так держать!
До полудня затралили еще три мины. Один за другим ухали над морем раскаты взрывов. Матовым стеклом наплывал на форштевень морской простор, и с тихим плеском разбегались по сторонам малахитовые волны. Кучерявился за кормой вытекающий из трубы дымок, сливаясь в уходящей дали с белопенным буруном кильватерного следа, образуемого работой винтов.