Обычные приключения «олимпийца» Михаила Енохина

— От Борьки никуда не скроешься, и лодки у нас не будет никакой — сломают. Они никому проходу не дают: и Кольке лысому, и Кеше рыболову, и Вовочке, и Петюне большому! А девчонок не сосчитать!
— Сколько всех? — все так же не оборачиваясь, спросил Михаил.
— Сейчас сосчитаю! — Женька, нахмурив лоб, начал сосредоточенно загибать пальцы и беззвучно шевелить губами. — Вместе со мной... Двадцать семь! — наконец сосчитал он.
Михаил обернулся:
— Двадцать восемь.
Под глазом у него красовался синяк.
  
«Психическая атака»
 
Если бы вы знали, сколько надо затратить времени и энергии, чтобы собрать всех обиженных и оскорбленных — двадцать семь мальчишек и девчонок. Полдня собирали! С ног валились от усталости! А сколько надо терпения, чтобы уговорить всех, как одного, выступить против компании Бориса?.. Полдня уговаривали! Языки во рту не помещались, так распухли!
— У них собака агромадная! — твердил Кеша-рыболов.
— Да не натравят они на людей! Кому в тюрьму охота? — хрипло доказывал Михаил.
— А у Борьки кулаки какие!.. — в один голос тянули братья Мошкины. — Как стукнет меня!
— Да у нас-то, посчитайте, сколько кулаков! Пятьдесят восемь с Женькиными против шести! На пятьдесят два кулака больше! — убеждал Михаил.
Это подействовало. Посчитали кулаки, и, правда, выходило на пятьдесят два больше!
— Веди! — закричал Кеша-рыболов, свирепо подняв над головой длинную удочку.
— Вперед, за мной! — завопил маленький пузатый мальчик, привстав на педалях трехколесного велосипеда и размахивая деревянной саблей.
Толпа мальчишек и девчонок, словно девятый вал, неслась по улице к морю, вбирая в себя на пути все новых и новых, не охваченных Женькиными подсчетами ребят, прослышавших о великом наступлении.
— У них сила, потому что они всегда втроем! — возбужденно говорил Михаил своей «армии». — А нас вон сколько!
— Не посмеют теперь нас лупить по одному! — ликовал Женька.
«Армия» свернула за угол и замедлила ход, увидев компанию Бориса, которая, как обычно, сражалась в «козла» на лавочке возле железных ворот.
— Уря-я! — пузатый мальчик на велосипеде, оказавшийся впереди всех, резко затормозил и обернулся, призывно взмахнув своею саблей.— Уря-уря-я!
Передние ряды остановились, но задние напирали, и толпа неуклонно надвигалась на лавочку.
— Ну? — многозначительно сказал Михаил хулиганам. А те, рассеянно посмотрев на толпу, снова склонились над костяшками.
— Рыба! — Борис оглушительно хлопнул костяшкой по лавочке. Вся толпа, кроме Михаила, вздрогнула.
— Мама... — пискнула какая-то девочка, уронив куклу.
— В порошок сотрем! — одиноко выкрикнул Женька из самой гущи «наступающих».
Борис встал.
— Считаю до трех, — лениво произнес он и гаркнул: — Рраз!!!
В толпе кто-то нервно вскрикнул, и все мгновенно повернули назад. Толпа с визгом бросилась в бегство.
Напрасно Михаил кричал, пытаясь остановить бегущих:
— Не бойтесь! Нас же много!
Вся его «армия» спешила поскорей унести ноги, причем пузатый мальчик опять катил впереди на своем велосипеде. И может, потому, что ехал он быстро, все невольно равнялись на него.
«Поле боя» было усеяно брошенными в панике пластмассовыми винтовками, автоматами, пулеметами «Максим» на больших колесах и «боевыми» ракетами с резиновыми присосками.
Михаил вновь остался один, даже Женька его вновь покинул. Борис, хохотнув, вырвал у Михаила подзорную трубу и сказал:
— Иди гуляй, пока я добрый. — И добавил: — Паганель, — обидно намекая на Мишкин рост. Ведь, как известно, жюльверновский ученый Паганель был очень длинным.
Михаил храбро попытался вернуть трубу. Но Молчун и Хихикало, схватив его за плечи, так дружно толкнули его, что он невольно пробежался несколько метров, пока его не остановили гулкие железные ворота.
Компания спокойненько проследовала во двор Молчуна. Калитка захлопнулась, звякнул крючок.
Михаил перелез через забор.
Женька, наблюдавший издали, из-за дерева, увидел, как открылась калитка и Михаила вытолкнули. Он опять перелез. Опять открылась калитка, снова показался Михаил, вцепившийся в подзорную трубу. Невидимый Женьке противник тянул ее к себе, а Михаил—к себе. Она раздвинулась во всю длину — крак! — и Михаил шлепнулся наземь. Трубу разорвали пополам.
Михаил снова полез на забор. К нему с грозным рыком кинулся выпущенный из дома пес Фантомас. Михаил поспешно спрыгнул на улицу. Теперь и ему пришлось отступить.
Он вновь побрел домой, и вновь спина у него имела такой унылый вид, что Женька вновь чуть не всхлипнул, вновь догнал Мишку и вновь заныл:
— Они нас теперь каждый день лупить будут! И вместе, и по одному!
  
«Нитроглицерин»
 
Стемнело. Дальний шум моря сразу приблизился. На веранде зажгли лампочку, вокруг нее хороводом засновали ослепленные мотыльки, жучки и мошкара.
Михаил сидел на раскладушке с толстенной книгой «Таинственный остров», но мысли его были где-то далеко. Строчки расплывались перед глазами. И только одна четко выступала на странице: «Что же делать?» — сказал матрос».
— Что же делать? — тихо сказал Михаил. Женька заворочался на кровати и глухо сказал:
— Миш, я трус?
— Ты? Трус. И я трус. Ты Борьки испугался, а я собаки.
— Нет, я не трус, — засопел Женька. — Я просто его боюсь. Внезапно Михаил с интересом уткнулся в книгу.
— «Чтобы получить... — громко читал он, — серную кислоту, инженеру осталось произвести еще только одну операцию». — Он лихорадочно перевернул страницу. — Так... «Сайрес Смит принес товарищам сосуд с жидкостью и кратко сказал: «Вот вам нитроглицерин!» Действительно, это был нитроглицерин — ужасное вещество, обладающее в десять раз большей взрывчатой силой, чем порох, и причинившее уже так много несчастий».
Михаил поднял голову, глаза у него блестели. Женька прошлепал босиком к нему и с любопытством посмотрел на рисунок в книге, изображавший чудовищный взрыв.
— Вот это да! — восхитился Женька.
— Погоди, — отмахнулся Михаил, осененный какой-то идеей, и снова склонился над книгой. — Так... «Составление смеси Сайрес Смит произвел один». Так... «Серный колчедан, пирит, азотная кислота, глицерин и вода пресная»... И вода пресная, — задумчиво повторил Михаил.— Есть рецепт! Жень, погляди, тетя Клава легла спать?
— Сейчас, — Женька подбежал к окну и выглянул. — Света на веранде нет.
— Одевайся, — вскочил Михаил. — Айда!
— Куда?
— Потом узнаешь, — Михаил торопливо просунул ноги в брюки. Ребята потихоньку спустились по лестнице, такой скрипучей в этот поздний вечер. Днем она почему-то не скрипела. На цыпочках пересекли двор и вышли за калитку. Такую неимоверно скрипучую сейчас. Днем она почему-то не скрипела. Пустынно было на улице. И каждый их крадущийся шаг звучал в темноте. Под ногами скрипели шлак, песок и галька, которые также почему-то не скрипят днем. Они подкрались к железным воротам у дома Молчуна, где обычно собиралась Борькина компания. И эти ворота, оказывается, тоже скрипели. Да еще как! Ветер раскачивал ржавые створки, и они рычали, будто цепные псы.
Женька проскользнул во двор, чувствуя, как мечется в груди сердце, как оно не хочет, чтобы Женька входил во двор. Но в третий-то раз Женька не мог предать Михаила. Даже у неистребимой трусости есть свои пределы. Тем более они такое задумали, такое! Когда Михаил сказал ему по пути о том, что они сделают, Женька аж затрясся.
— Ну чего ты? — послышался свистящий шепот Михаила с улицы.— Быстро!
Михаил нарисовал на воротах мелом кружок, а Женька со двора тихонько постучал согнутым пальцем по воротам.
— Выше, — сказал Михаил. Женька постучал выше.
— Ниже.
Женька постучал ниже.
— Левее, — приказал Михаил.
Женька постучал левее.
— Хорош! — сказал Михаил.
И Женька тоже нарисовал мелом кружок на воротах со двора, точь-в-точь совпадающий с Мишкиным кружком на улице. Михаил проскользнул во двор. При свете луны были видны валуны, укрепляющие песчаный откос. Таких валунов в каждом дворе — пруд пруди.