Плавать с дельфинами

— Не глупи, девочка. С Норманом я смогу справиться. Ему просто надо подсказать, где он перебарщивает. К тому же, я тебе не разрешу тут оставаться больше чем на несколько дней. Молодожены могут и поссориться. Но это не означает, что их браку пришел конец. Так что приберись тут, а я после работы навещу твоего бездельника да как следует припугну его.
— Он вовсе не бездельник, ма. Он здорово вкалывает на ремонте грузовиков. И хорошо умеет это делать. Норман просто довольно вспыльчивый. Вот и все.
— Вот твой отец никого и никогда пальцем не тронул.
— Я знаю, ма. Но однажды он просто вышел вот в эту дверь и никогда уже больше не вернулся. — Мыло вдруг выскользнуло из рук Пандоры и, прокатившись по краю мойки, упало на пол. — Мой муж никогда не уйдет от меня так, как ушел от тебя отец. Если я, конечно, буду правильно себя с ним вести, что я и намерена сделать.
— Ты что же, хочешь сказать, что я плохо обращалась с Фрэнком, девочка моя?
Пандора вздохнула. Ей не хотелось опять вступать в нескончаемую невыносимую дискуссию на эту тему.
— Вот что я тебе скажу. Твой папа любил меня до тех пор, пока не появилась ты, пока из-за твоего рождения у меня не вырос живот и не вздулись вены на ногах. С тех пор я не могу больше носить коротких юбок. Это ты погубила мой брак с твоим отцом, ты, визглявая потаскушка. Что, забыла, как мне приходилось буквально стаскивать тебя с Фрэнка?!
— Ничего такого никогда не было, ма! Мы просто играли вместе. — Пандора замерла. Впервые мать упомянула при ней тот случай. Сейчас они обе стояли на кухне, а за их спинами была открытая дверь как раз в ту комнату, где отец обычно сиживал, расстегнув ремень на брюках и вытянув вперед ноги. Пандоре вдруг показалось даже, что она уловила его запах, похожий на чуть прокопченый аромат прохладного воздуха, который всегда как бы витал вокруг седой шевелюры отца.
Моника сверлила глазами дочь, думая о том, как бы побольнее уязвить эту гадкую девчонку, которая так обворожила когда-то ее тихого доброго мужа, что он додумался до того, что бросил-таки свою сварливую женушку. То, что она сварлива, Моника прекрасно знала. Не было это секретом и для посетительниц парикмахерской, которой она заведовала. «С Моникой лучше не связываться» — это понимали все вокруг. Поэтому и в самой парикмахерской жизнь текла в четком ритме, напоминающем движение поездов. Строго по часам, по минутам, указанным в некоем парикмахерском расписании. Быстро и организованно дамочки-клиентки сменяли друг друга под сушильными колпаками, потому что знали, что Моника — это «гнев Господний» и на себя его лучше не навлекать. Моника всегда носила в кармане распятие и не прочь была угрожающе сотрясать им, если вдруг оказывалась раздражена. Особенно близкой она считала себя к Деве Марии, поэтому всякое с ее стороны поминание этой святой должно было рассматриваться окружающими как приказ тому или иному смертному в два счета выполнить то, чего хотела от него Моника.
На этот раз, правда, Моника решила, что свое дурное настроение ей стоит излить не здесь, а в доме Нормана. Поэтому она неожиданно улыбнулась.
— Мне пора идти, — сказала она, проигнорировав последнее заявление Пандоры. — А ты лучше приготовь нам на вечер салат из консервов с редиской. Нет ничего лучше холодного салата после тяжелого рабочего дня.
Дверь за Моникой захлопнулась, и Пандора осталась одна в тишине комнат. Может, еще раз позвонить? Или не надо? Все равно ведь мать зайдет к нему после работы.
Пандора принялась за уборку на кухне. Грязи особой вокруг не было, потому что ее мать была не из тех женщин, что могут жить в грязи. Просто дом был уже довольно старый, и это заметно во многом, например в неоднократно перекрашивавшихся стенах, мебели. Причем перекрашивали неаккуратно, нетщательно, и это сразу бросалось в глаза. «Отец в свое время делал это совсем по-другому», — думала Пандора, уставившись на стену, покрытую рытвинками и ложбинками с забившейся в них грязью.
Моника всю жизнь куда-то торопилась, а потому и делала все быстро, в спешке. Например, стол она не столько протирала, сколько наскоро смахивала с него крошки. Крошки эти, конечно, застревали по углам, в щелях поверхности стола и засыхали там маленькими шариками. В очередной раз подметив все это, Пандора решила переодеться в джинсы, взять средство «Клорокс» и как следует отдраить кухню. Может быть, решила она, если я сначала приберу на кухне, а затем займусь гостиной, то день пролетит быстрее. Быстрее вернется с работы мать и принесет известия от Нормана. «С Норманом нам надо попробовать еще разок. Ведь я просто так никогда не сдаюсь», — думала Пандора. Настойчивости ее научил отец, пусть даже он сам и вынужден был сдаться. Ну что ж, она-то не намерена сдаваться, во всяком случае, она не собирается жить в полном неведении о том, где в тот момент находится человек, кого она Господу Богу обещала любить до гробовой доски.
Липовый чай мисс Рози был удивительно освежающим. Бену, который принес его, пришлось в конце концов разбудить Пандору, прикорнувшую в гамаке. Он легонько толкнул гамак и поцеловал подругу в лоб.
— Ты что, гонялась во сне за ящерицами? — шутливо заметил Бен, рассматривая ее.
— Вовсе нет. — Пандора выпрямилась. — Мне приснилось, как я когда-то убирала на кухне у матери. В день, когда сбежала от Нормана сразу после нашей свадьбы.
Она отхлебнула чая.
— Хочешь рассказать мне об этом ?— Бен присел на пол, скрестив ноги.
— А тебе не надоедают рассказы о вечных моих жизненных провалах да неудачах в отношениях с мужчинами?
— Да нет, совсем не надоедают. Все, кто приезжает на этот остров, обязательно рассказывают что-то подобное.
— А как ты думаешь, Бен, случаются ли вообще счастливые браки? А?
— Конечно случаются. Вот, например, мои бабушка и дедушка были счастливы. Конечно, не все время. Иногда им приходилось и трудновато. Но друг к другу они относились с любовью и терпением. Так что счастливые браки наверняка бывают.
— Ну что ж, мне такое счастье не подвернулось. В тот день, который мне приснился, мать действительно сходила к Норману, и он сказал, что я могу вернуться к нему, если захочу. Он не потребовал извинений, да и сам не извинялся. Просто сказал, что я могу вернуться. Что я и сделала. Упаковала чемодан, простилась с кухней, которая за все свое существование никогда не блистала такой чистотой, и пошла домой, к своему мужу. Впрочем, я зря все это рассказываю тебе, Бен. Ведь и дальше у нас с Норманом лучше отношения не стали. Так что давай займемся чем-нибудь более веселым, чем эти дурацкие воспоминания.
Бен встал, прикрыл глаза ладонью от солнца.
— Ветер меняется на южный, — сообщил он. — Хороший будет день для рыбалки. Я могу позвонить Окто, узнаю, здесь ли он. И мы с ним и еще кое с кем из ребят можем махнуть на пикник на Огненный остров. Хочешь?
Пандора допила чай, поднялась, обвила руками шею Бена.
— Это было бы просто замечательно, — ответила она.
— Тогда я пойду готовить катер, Пандора. А ты собери сумку-холодильник с пивом. И не забудь взять нож поострее. Если повезет, мы поймаем желтохвоста или дельфина. — Он заметил, как Пандора вдруг побледнела. — Да не того дельфина, глупышка, а рыбу-дельфина. Никто с острова никогда бы себе не позволил тронуть настоящего дельфина.
Пандора улыбнулась.
— Может, мы увидим хотя бы одного, а?
— В это время их здесь маловато. Они приходят обычно в марте, спускаются с севера, чтобы избежать холодных вод и ветров. Но, кто знает, нам может и повезти.
Пандора заторопилась в дом. Какое-то мгновение она ощущала себя как бы меж нескольких миров. Между тусклым, мрачным, опасным миром Нормана и миром, существовавшим на этом острове, напоминающем рай. При этом давал о себе знать еще более тайный, насыщенный ужасами и страхами, весь в пурпурных адских тенях мир Маркуса. А где-то поблизости присутствовал еще и мир Ричарда.
В Библии было одно место, которое неизменно заставляло Пандору плакать, особенно если она вспоминала в этот момент о Ричарде. Наизусть это место она не помнила, потому как и саму Библию ни разу не открывала с момента ухода из монастыря, где воспитывалась. Зато прекрасно помнила, как опечалился Господь, когда царь Давид сообщил ему о предательстве друга: «Да, мой близкий друг, — сказал, кажется, Господь, — кому я верил, с кем делил хлеб, выступил против меня». Как же много лет она потеряла! И вот только теперь получила возможность снять повязки с нескольких своих ран и открыть их лечебным прикосновениям морского воздуха и солнца. Может быть, когда-нибудь придет время и она совсем оправится от своих многочисленных ран. Мрачные мысли наконец совсем оставили Пандору, и она стала торопливо набирать из морозильника лед для походной сумки-холодильника.