Горькая сладость

— Мама, это я, Мэгги.
— О, Бог мой, дочка, ты меня напугала до смерти!
Вера прислонилась спиной к стене, схватившись за сердце.
— Прости, я не хотела.
— Как ты здесь оказалась?
— Я просто приехала... — Мэгги развела руками и пожала плечами. — Просто села в самолет и прилетела.
— Но, Господи, можно же было сообщить! А что с твоими волосами?
— Я решила попробовать что-нибудь новое.
Мэгги поднялась наверх, бессознательно пытаясь сгладить неловкость, ведь еще только вчера она чувствовала себя такой беспечной.
Вера принялась обмахивать лицо рукой.
— Боже, у меня сердце так и скачет в горле. От такого потрясения человек в моем возрасте мог бы получить удар. Стоять напротив двери, там, где даже не видно твоего лица!.. Я разглядела только торчащие волосы. Ведь это мог быть вор. В последнее время уже ничего не поймешь. В этом городе полно чужих. Человек просто вынужден держать свои двери на замке.
Мэгги направилась к Вере.
— Можно мне тебя обнять?
— Конечно.
Вера очень любила свой дом, прочный, приземистый, всегда чистый, не подверженный влиянию моды. Сама Вера с 1965 года носила одну и ту же прическу — начесанный французский валик с двумя аккуратными завитками на лбу. Прическа раз в неделю покрывалась лаком в салоне «Укромный уголок красоты» самой Би, у которой было столь же мало фантазии, как и у ее клиентки. Одевалась Вера однообразно: трикотажные слаксы цвета морской волны, белая блузка и белые тапочки, как у медсестры, на толстой каучуковой подошве, очки без оправы и фартук.
Мэгги обняла мать, и ее объятие получилось более крепким, чем у Веры.
— У меня руки мокрые, — объяснила та, — я чистила картошку.
Мэгги почувствовала разочарование, какое испытывала всякий раз, когда тянулась к матери за каким-либо проявлением ее любви. С отцом Мэгги часто ходила бок о бок, под руку, с матерью же — только порознь.
— Здесь вкусно пахнет. — Мэгги все еще старалась сгладить неловкость.
— Я готовлю свиные отбивные и суп-пюре из шампиньонов. Надеюсь, что на ужин нам хватит. Лучше бы ты предупредила меня, Маргарет.
— Папа сказал, чтобы ты сообщила, если тебе что-нибудь нужно, и он принесет.
— О, ты его уже видела?
В ее голосе послышалась ревность по отношению к Рою.
— Всего минуту. Я остановилась у магазина.
— Ну, сейчас уже слишком поздно, чтобы положить твои отбивные вместе с остальными. Они не будут готовы вовремя. А я считаю, что просто обязана поджарить их для тебя.
Вера направилась к телефону, стоящему на кухне.
— Нет, мама, не беспокойся, я могу съесть сандвич.
— Сандвич! Не глупи!
Мэгги теперь редко ела свинину и с большим удовольствием предпочла бы сандвич с индейкой. Однако Вера уже звонила Рою в магазин, и Мэгги не успела сообщить ей об этом. Разговаривая по телефону, Вера протирала фартуком и без того безупречно чистый аппарат.
— Привет, Мэй! Это Вера. Не могла бы ты передать Рою, чтобы он принес домой две свиные отбивные? — Протерев аппарат, Вера принялась за крышку стоящего рядом кухонного стола. — Нет, двух достаточно, и скажи ему, чтобы принес к шести, иначе все пересохнет, как это случилось вчера. Спасибо, Мэй. — Вера повернулась к раковине и безо всякого перерыва быстро продолжила свою работу. — Клянусь, твой отец не смотрит на часы. Он должен выходить в шесть, минута в минуту. А его абсолютно не волнует, придет ли он вовремя или опоздает на полчаса. Я ему как-то сказала: «Рой, если обслужить покупателей для тебя важнее, чем прийти домой вовремя, то, может быть, тебе следует жить где-нибудь в другом месте?» И знаешь, что он сделал? — Двойной подбородок Веры задрожал, когда она опять принялась чистить картофель. — Он, не сказав ни слова, ушел в гараж. Ты не представляешь, как мне здесь живется и что твой отец мне иногда говорит. Теперь он все время торчит в гараже, даже взял туда телевизор, чтобы смотреть эти свои соревнования по бейсболу, пока занимается там всякой ерундой.
 Возможно, он и смотрел бы телевизор в доме, мама, если бы ты позволяла ему ставить тарелку с воздушной кукурузой там, где он хочет, и класть ноги на твой драгоценный журнальный столик. 
Возвращаясь в царство своей матери, Мэгги каждый раз поражалась, как только отец смог терпеть их сосуществование сорок с лишним лет. Мэгги находилась в доме лишь пять минут, а нервы ее были уже на пределе.
— Ну ладно, ты приехала домой не для того, чтобы слушать мои жалобы, — произнесла Вера таким тоном, что Мэгги поняла: в последующие четыре дня она услышит намного больше.
Вера закончила чистить картофель и поставила кастрюлю на плиту.
— Может, пока я буду накрывать на стол, ты возьмешь из машины вещи и отнесешь их наверх?
Мэгги испытывала сильное желание сказать: «Я остановлюсь у Бруки», но пренебречь Вериным гостеприимством было нельзя. Даже в сорок лет Мэгги не хватало мужества противоречить матери.
Наверху она, забывшись, положила чемодан на кровать, но через секунду стащила его на пол и, взглянув предусмотрительно на дверь, разгладила покрывало, успокоившись лишь тогда, когда убедилась, что на нем не осталось никаких следов.
В этой комнате ничего не изменилось. Если Вера покупала мебель, она покупала ее на всю жизнь. Кровать Мэгги и туалетный столик стояли на тех же местах, что и всегда. Обои с нежным рисунком из голубых цветочков, те самые обои, в которые Мэгги не позволялось втыкать кнопки, могли служить еще долгие годы. Ее письменный стол также находился на прежнем месте. Когда Кейти была совсем маленькой, Вера поставила здесь и детскую кроватку.
Воспоминания внезапно вызвали приступ тоски. Подойдя к окну, Мэгги отодвинула занавеску и уставилась на аккуратный задний двор.
 Филлип, мне так не хватает тебя. Когда ты был рядом, всегда было легче встречаться лицом к лицу с мамой. 
Она вздохнула, задвинула занавеску и опустилась на колени, чтобы распаковать чемодан.
В стенном шкафу рядом со старыми отцовскими костюмами висел запечатанный полиэтиленовый мешок с ее вечерним платьем для выпускного бала. Розовое платье. Эрик просил ее носить розовое и подарил ей букетик из чайных розовых роз.
 Эрик женат, а ты, как великовозрастная дурочка, стоишь здесь и пялишься на пыльное старое платье. 
Мэгги сняла свой дорожный костюм и надела новые джинсы «Гее», две связанные в резинку фуфайки-безрукавки — белую и поверх нее голубую. На шею она повязала хлопковый шарфик и, чтобы усилить впечатление, нацепила пару огромных ромбовидных клипсов.
Когда Мэгги вошла на кухню, Вера взглянула на ее наряд и произнесла:
— Такая одежда для тебя чересчур молодежна, тебе не кажется, дорогая?
Мэгги бросила взгляд на свои «вареные» джинсы и ответила:
— Когда я ее покупала, на ярлыке не было ограничений по возрасту.
— Ты не поняла, что я имею в виду, дорогая. Иногда женщина средних лет может выглядеть нелепо, пытаясь казаться моложе.
От бешенства у Мэгги заклокотало в горле, и она поняла, что если не уйдет немедленно, то не сможет держать себя в руках и четыре последующих дня станут невыносимыми.
— Сегодня вечером я собираюсь к Бруки. Сомневаюсь, что ее волнует, как я одета.
— Собираешься к Бруки? Не понимаю, почему надо бежать туда, пробыв дома всего минуту.
«Нет, мама! Тебе не удастся сделать это», — подумала Мэгги и решительно направилась к двери.
— Что-нибудь нужно принести из сада? — спросила она с наигранным спокойствием.
— Нет, ужин готов. Единственное, чего не хватает, это — твоего отца.
— Я все равно выйду.
Мэгги тихо выскользнула из дома, побрела по безукоризненно чистому дворику и мимо аккуратных рядов ноготков, тянувшихся вдоль дома, прошла в гараж, где в строгом порядке располагались отцовские инструменты. Пол был нелепо чистым, а телевизор стоял высоко над верстаком на специальной полке.
 Бедный папа. 
Закрыв дверь гаража, Мэгги пошла вдоль огорода, где торчали засохшие стебли бобов и гороха и подсыхали верхушки репчатого лука. Мэгги никогда не видела, чтобы ее мать откладывала какую-нибудь работу, если ее нужно было сделать. Почему-то сейчас ее возмутило даже это.