Крылья мужества
Но отчего же эта скала была черная, тогда как там, выше, на берегу скалы белые? Он опять дотронулся до скалы, и ему попалось в руку что-то похожее на огромную кисть черного винограда. Он был голоден и поднес ее ко рту. То были твердые раковины, но у Хромуши были острые зубы; он прокусил раковину, затем открыл ее ножом, бывшим у него в кармане, и принялся есть заключенных в них животных, одно за другим; они были очень вкусны, и их было здесь множество. Все белые камни, скатившиеся сверху, были покрыты ими, оттого-то и казались черными.
Наевшись досыта, он приободрился и стал рассудительнее. Он теперь уже не верил, что у него были крылья и что он летал в облаках, а подумал, что просто скатился с холма на берег.
Тогда он влез на одну из высоких черных скал и стал осматривать окрестность. Он опять увидел бледные длинные полосы света, похожие на молнии, которые видел прежде. Они сверкали будто по самой земле. Что бы это такое было? Хромуша вспомнил, как дядя его говорил, что вода в море ночью блестит, как белый огонь, и догадался, наконец, что перед ним море. Волны были совсем уже близко, они приближались к скалам, но так медленно, с таким однообразным, мерным шумом, что ребенок не видел, как они подвигались, и преспокойно остался на скале. Он смотрел, как они плескались вокруг, то подступали к скалам, то отскакивали назад, набегали на берег и разливались по нему с глухим рокотом, не лишенным своеобразной гармонии и навевающим сон на мало-мальски утомленного человека.
Было около десяти часов, а Хромуша обыкновенно ложился спать гораздо раньше. Конечно, скала, покрытая раковинами, была не слишком удобной постелью, но когда человек очень устал, то может заснуть, где ни попало. Несколько минут мальчик смотрел отяжелевшими глазами на тонкую серебристую пелену, тихо расстилавшуюся по песку, волны отхлынут, а пелена еще стелется, они унесут ее с собой, нахлынут снова, и пелена разольется еще дальше. Ничто не может быть ужаснее медленного, но коварного морского прилива.
Хромуша очень хорошо видел, что песчаная полоса становится все меньше да меньше и что мелкие волны играют уже у подошвы скалы, на которой он лежал.
Но ему так нравилась их белая пена, что они не внушали ему никакого опасения. Да, это было море. Наконец-то он увидел его! Оно было не очень велико, так как он видел вокруг себя только несколько беловатых сверкающих полос; далее поверхность моря сливалась с ночной темнотой. Море было совсем незлое, ведь оно, конечно, знало, что Хромуша всегда рвался к нему. Море непременно было умное и рассудительное, так как дядюшка-моряк, рассказывая о своих морских похождениях, отзывался о нем с уважением, как о какой-нибудь важной особе. Хромуше пришло в голову, что он еще не поклонился морю и что это невежливо. Полусонный, он почтительно снял с головы отяжелевшей рукой шерстяную шапку и поклонился морю, затем опустил голову на протянутую левую руку и крепко заснул, все еще держа в правой руке шапку.
III
Часа через два его разбудил какой-то странный шум. Волны так сильно бились о скалу, на которой он спал, что она, казалось, дрожала, да и скалы-то почти не было видно.
Белая пена окружала ее широкой каймой. Прилив был высок. Ребенок не понимал, что такое творилось вокруг него. Он хотел было убежать в ту сторону, с которой влез на скалу, но везде была вода, так что под нею исчезли даже все черные скалы. Волны доходили до подошвы белых скал и, казалось, хотели подняться еще выше. Хромуша опустил ноги в воду, чтобы узнать, глубоко ли. Он не достал до дна, но почувствовал, что если соскользнет со скалы, то волны унесут его. Тогда он подумал, что теперь уже непременно в погибнет, вспомнил о матери и закрыл глаза, чтобы, по крайней мере не видеть, как будет умирать.
Вдруг он услышал над головой те же самые детские голоса, которые слышал на холме, и приободрился. Ведь он уже летал, отчего же не полетать ему еще? Он закричал, стараясь подражать голосам невидимых духов, и вдруг услыхал, что они парят над ним, точно призывают и ждут его. Он снова сильно размахнул руками, которые, вероятно, обратились в крылья, так как он поднялся на воздух. Но на этот раз он полетел не под облака, а понесся над морем. Он летал туда и обратно, касаясь крыльями волн, возвращался отдыхать на скалу, снова взмахивал крыльями, опять улетал, плавал и чувствовал необыкновенное удовольствие. Морская вода казалась ему теплой; он держался в ней очень легко и свободно, как будто был отличным пловцом. Ему захотелось заглянуть в морскую глубину, он сложил крылья и погрузил голову в воду. Вода была вся из белого огня, но не горела. Наконец, он устал, возвратился на скалу и снова крепко заснул, убаюканный мелодическим плеском волн и тихими голосами духов, которые еще звучали как голоса маленьких детей в воздушном пространстве.
Когда он проснулся, солнце вставало в серебряном тумане, который широкими полосами уходил за горизонт. Свежий ветер рябил зеленоватую поверхность моря, а там на восточной стороне в нем отражались широкие сверкающие розовые и лиловые полосы; туман быстро рассеялся на горизонте, и Хромуша с высокой скалы, на которой спал ночью, увидел все морское пространство. Море сегодня было более спокойно, нежели накануне, и ушло гораздо дальше. Мальчику захотелось рассмотреть его поближе при дневном свете. Он слез со скалы и побежал по песку, не боясь замочить ноги в больших лужах, оставленных морским приливом, напротив, он был даже очень рад, когда забрался по колено в воду. Он набрал множество разнообразных раковин, все они были очень красивы; затем он возвратился к подошве холма, здесь струилось несколько ручейков — Хромуша напился. Вода была сладковата, но все же не такого едкого отвратительного вкуса, как морская, которой он уже было попробовал. Мальчик был так доволен, что видел, наконец, это чудное море, о котором прежде так много мечтал, что ему не хотелось возвращаться домой. Он почти забыл все, что случилось с ним накануне. Он ходил по берегу, на все смотрел, до всего дотрагивался и старался разъяснить себе все, что было у него перед глазами. Вдали плыли барки, он увидел на них людей и паруса, надутые ветром, и в первый раз стало ему понятно значение лодки. Он даже увидел вдали на горизонте корабль и вообразил было, что это церковь. Но эта диковинка плыла так, как и барки, и у Хромуши сильно забилось сердце. “Что, — подумал Хромуша, — это корабль, или плавающий дом?” На таком корабле путешествовал и его дядя. Мальчику захотелось также попасть на корабль и посмотреть, где кончается море, там, за сероватой линией горизонта, отделяющей его от неба.
Он совсем уже было забыл о портном, как вдруг увидал вдали, на берегу какого-то человека, который шел в его сторону. Хромуша испугался сначала, но очень скоро успокоился, увидев, что человек этот был вовсе не урод, как портной, но такой же, как и все люди; ему даже показалось, что это был его старший брат Франсуа, погрозивший накануне портному кулаком; Франсуа терпеть не мог портного и очень любил своего маленького братишку Хромушу.
В самом деле, это был он — Франсуа. Хромуша побежал навстречу ему и бросился в его объятия.
— Откуда ты взялся? — вскричал Франсуа, обняв его. — Теперь только семь часов, а ты не из Дива. Где ты ночевал?
— Вот там, на этом большом черном камне, — отвечал Хромуша.
— Как! На Большой Корове?
— Это не корова, мой милый Франсуа, это настоящий камень.
— Э, да я и сам это знаю, а ты разве не знаешь, что эти большие каменья называют Черными Коровами? Но где же был ты во время морского прилива?
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Ведь морские волны доходят сюда, вот до этих камней, которые называют Белыми Коровами.
— Ах да, я видел, как они подходили сюда, но духи моря не дали мне утонуть.
— Не говори глупостей, Хромуша, морских духов нет. Вот про земных я не скажу…
— Земные это или морские духи, — живо перебил его Хромуша, — я не знаю, только я тебе говорю, что они помогли мне.