Крылья мужества
Ему часто случалось видеть, как птицы добывали рыбу, и он научился от них этому промыслу. На берегу были не одни раковины, когда, после прилива, волны отступали от берега, они оставляли на нем множество хорошеньких, очень аппетитных на вид рыбок. Вся сила была в том, чтобы успеть подхватить их, пока волна еще не отхлынула и не унесла их обратно в море. Морские птицы были очень хитры и очень ловко ловили рыбок. Хромуша попробовал было подражать им. Но прилив был сильный, и Хромуша, хоть и не боялся моря, а все-таки подумал, что не мешало бы, если бы у него были крылья, чтобы вспорхнуть над волной, и пожалел, что не может превратиться в птицу по своему желанию. Но судьба ниспосылала ему этот дар только в минуты крайней опасности или сильного отчаяния; Хромуше же не хотелось снова подвергаться ни тому, ни другому, и он решился лучше поучиться плавать, не надеясь на воображаемые крылья, а просто с помощью собственных рук и ног.
Так как он не боялся утонуть, то вскоре стал плавать, как чайка; надо полагать, что способность эта присуща людям, как и всем другим животным, и только страх мешает им иногда развить ее.
Вот только было худо, что Хромуша уставал плавать гораздо скорее, чем птицы, и не так зорко видел в морской воде, а потому ему никак не удавалось наловить столько рыбы, сколько они ловили. Он перестал соперничать с этими ловкими рыбаками и стал наблюдать за другими птицами, которые не ныряли, а рылись клювом в морском песке. Он смастерил лопатку, начал также рыться в песке и нашел множество маленьких угрей, которыми изобилует этот берег; он нажарил их на ужин; они оказались очень вкусными; если бы еще у Хромуши был хлеб, то он был бы совершенно доволен своей судьбой; но хлеб весь вышел, а он не смел сходить за ним в Виллер.
Хромуша решился как можно дольше обходиться без него и задумал добыть яиц, так как тогда была именно та пора года, когда птицы кладут яйца; он не знал, что морские птицы большею частью не вьют гнезд, а несутся прямо на песок или где-нибудь на скале. Хромуша нашел яйца там, где вовсе не ожидал, но они были так малы, что он не обрадовался своей находке. Большие птицы, которые несли большие яйца, должно быть, неслись на самых вершинах скалы; но туда, казалось, не было никакой возможности взобраться; правда, что со стороны пустыни скала была вполовину ниже, чем со стороны берега, но зато она была очень крута и приходилось лезть на нее по очень рыхлым земляным буграм.
У Хромуши кружилась голова, когда он только смотрел снизу на ее вершину, впрочем, он с каждым днем становился отважнее. Он приобретал, но понемногу, то хладнокровное мужество, которое, вместо того, чтобы слепо бежать от опасности, умеет взвесить степень ее и найти средство избежать ее. Он так изучил все изгибы, впадины и выпуклости большой скалы, что наконец вскарабкался благополучно почти до самой верхушки. Труд его вознаградился с избытком: он нашел в одном углублении четыре больших красивых зеленых яйца и положил их в свою корзинку, дно которой было выложено водорослями. Кроме яиц, он нашел еще здесь три великолепных пера и воткнул их себе в шапку. Перья эти были длинные, тонкие, нежные и белые, как снег, должно быть они выпали из головы или из хвоста птицы. Так как яйца были еще теплы, то Хромуша заключил, что птицы эти, вероятно, неслись ночью, и ему пришло в голову, что нетрудно будет словить их. Пораздумав, однако, хорошенько, он отказался от этой затеи. Может быть и в самом деле ему удалось бы поймать двух или трех птиц, но зато он напугал бы остальных, и они переселились бы куда-нибудь в другое место, а ему хотелось постоянно лакомиться яйцами.
Прошла уже целая неделя, а Хромуша не видал ни души ни на берегу, ни на дюнах. У него было так много дел, что ему некогда было скучать; но когда он обжился на новоселье и узнал как свои пять пальцев все закоулки в дюнах и на берегу и убедился, что не умрет здесь с голода, дни стали ему казаться длиннее, и он стал скучать. Он уже был знаком теперь с образом жизни почти всех птиц, населявших берег; теперь ему хотелось знать их названия, откуда они прилетели, сообщить кому-нибудь свои наблюдения — словом, побеседовать с кем-нибудь.
Погода стояла прекрасная, майское солнце высушило грязь, и на берегу стали появляться прохожие; сильно билось сердце у Хромуши всякий раз, когда он видел живого человека — так бы и полетел к нему, кажется, и заговорил бы с ним. Сказал бы ему, например, вот, хоть, что погода хорошая, что весело гулять теперь или что-нибудь подобное, но у него не хватало духа, что если у него спросят, кто он таков и что он тут делает? Хромуша знал, что бродяжничать нехорошо, что бродяг ловят и иногда сажают даже в тюрьму. Он был слишком прямодушен и честен, чтобы солгать, ему и в голову не приходило назваться каким-нибудь вымышленным именем и сочинить какую-нибудь сказку, чтоб объяснить свое житье в этих местах; он предпочел скрывать радость видеть людей.
В одно утро восточный ветер донес до него звуки колокола, которые напомнили ему, что день был воскресный. Хромуша по привычке надел свое праздничное платье, новые башмаки, чисто вымылся, причесался, воткнул в шапку три белых пера, которые нашел на скале, и пустился в путь-дорогу, сам еще не зная хорошенько, куда идет. Он привык по воскресеньям ходить к обедне. В деревне к обедне сходились все старые и малые. После службы начиналось веселье, молодые люди играли в кегли и плясали. Звуки колокола как будто призывали мальчика в среду его ближних; ему казалось невозможным провести воскресенье в одиночестве.
Почем знать, может быть, он еще встретит брата Франсуа? Он дорого бы дал, чтобы услыхать что-нибудь о своих родителях, и решился рискнуть. Портной, наверное, был теперь далеко от Гонфлера. Хромуша пошел прямо через пустыню и вскоре очутился в двух шагах от Виллера. Он никого не знал там и надеялся, что никто не обратит на него внимания, как это случилось уже два раза, когда он проходил через Виллер, ему только хотелось увидать людей и услышать звуки человеческого голоса, но к крайнему его удивлению, на этот раз все не только смотрели на него, когда он проходил мимо, но даже провожали его глазами.
V
Это встревожило Хромушу, и он уже хотел отправиться обратно восвояси, но проходя мимо булочной, он не устоял против искушения и зашел в нее.
— Сколько же тебе надо хлеба, мальчуган? — весело спросил булочник, взглянув на него с удивлением.
— Не можете ли вы дать мне один очень большой хлеб, — ответил Хромуша, которому хотелось, чтоб ему хватило его на несколько дней.
— Разумеется, могу, — отвечал булочник, — хоть даже два или три, если только у тебя хватит силы нести их.
— Так дайте три, — сказал Хромуша, — мне не будет тяжело.
— У вас, верно, большая семья? — заметил булочник.
— Должно быть, что так, — отвечал мальчик, которому не хотелось солгать.
— Ого! какой ты гордец! — сказал булочник. — Ты неразговорчив. Ты не хочешь сказать, откуда ты, а ты нездешний, я тебя никогда не видал.
— Да, я нездешний, — ответил Хромуша, — только мне некогда разговаривать. Дайте мне, пожалуйста, три хлеба и скажите, сколько они стоят?
— Да недешево, — отвечал булочник, — в здешней стороне хлеб ведь очень дорог, но если ты отдашь мне вот эти перья, что у тебя на шляпе, так приходи ко мне каждое воскресенье весь месяц, я буду каждый раз давать бесплатно по три таких же хлеба. Этот обмен выгоден для тебя, ты должен быть рад.
Хромуша сначала подумал было, что булочник смеется над ним; но так как тот настаивал, то мальчик смекнул, что верно перья его большая редкость и что все прохожие на улицах смотрели на них, а не на него. Он проворно снял их, булочник потянул уже было руку за ними, но Хромуша не дорожил деньгами; он считал себя богачом, так как обладал двумя экю и отказался отдать эти красивые перья, найденные на вершине скалы, куда он вскарабкался с опасностью для жизни.
— Нет, — сказал он, — вот вам деньги, возьмите сколько вам следует за три хлеба, я не отдам перьев.