По следам М.Р.

— А клятва? — напомнила Оля.
Но Витя не расслышал или решил не отвечать. Его коротенькая фигура скрылась в дверях раздевалки.
 * * * 
Геньку даже трясло от волнения. И как они раньше не сообразили?! Надо только снова все продумать.
Итак, запись от 21 февраля. Она сохранилась хуже остальных, дошли только отдельные слова: «Важно… найти… опали… у ворот Лаврентьевской церкви». Больше ничего прочесть не удалось, хотя Алексей Иванович разглядывал запись и на свет, и с лупой.
Изучая дневник, ребята долго ломали головы: что бы эта фраза могла значить?
— Может быть, «опали» — это «ухлопали»? — вслух подумала Оля. — «Важно найти, какие люди ухлопали царя у ворот Лаврентьевской церкви». Ведь в царя, кажется, стреляли возле какой-то церкви?
— Чепуха, — отмахнулся Витя. — Не стреляли… а бомбу бросили… И вовсе у Михайловского сада… А церковь там… потом построили…
— И «ухлопали» — так в те времена не говорили, — усмехнулся Алексей Иванович, — Может быть, «опали» — это «попали»?
— Или «пропали»? — подсказал Витя.
Много было всяких предположений, но все неудачные.
А вот теперь Генька догадался. Он раскусил, что значит «опали»! И это можно проверить. Сейчас же!
Нет, сегодня уже поздно. Зато завтра!..
 * * * 
На школьной лестнице было шумно. Малыши из второй смены торопились в классы, а навстречу им, прыгая через две ступеньки и сталкиваясь на площадках, мчались старшеклассники.
И вдруг ребячий поток замер и разомкнулся, прижавшись к стенкам и к перилам. А в образовавшемся проходе появился румяный курносый милиционер.
Не так уж часто милиционеры приходят в школу; ребята уставились на него во все глаза. Тем более, что рядом с милиционером плелся, опустив голову и насупив брови, Генька Башмаков. За плечами у него болтался тощий рюкзак, в котором при каждом шаге что-то дребезжало и звякало.
Увидев идущего навстречу Николая Филимоновича, милиционер козырнул и указал на Геньку:
— Ваш?
— Наш, — удивленно поднял брови учитель. — Пройдемте, — и он провел милиционера и понурого Геньку в канцелярию.
— Коли ваш, пусть он вам доложит, зачем возле Лаврентьевской церкви нарушал.
Все, кто были в канцелярии, повернулись к Геньке. Тот молчал.
— Во-во! Молчит! — словно бы даже обрадовался милиционер. — Вот и мне так. Школу назвал, а на другие вопросы, говорит, отвечать не буду. Секрет! Может, я б его и отпустил, да уж больно он у вас заядлый. Больно уж поперечный! — милиционер был, видимо, не на шутку рассержен Генькиным молчанием.
— В чем дело, Башмаков? — строго спросил Николай Филимонович.
Генька молчал.
— Зачем он через ограду шастал? — не унимался милиционер. — Церковь по причине фактической ветхости неблагонадежная, входа туда нету, а ему, вишь, понадобилось. И еще палкой в траву тычет. Во, глядите, у него из мешка торчит.
Милиционер снял с Генькиных плеч рюкзак и вытряхнул на стол ржавый металлический прут, маленькую лопатку в брезентовом чехле, рулетку, моток веревки, лупу. Потом расстегнул боковой кармашек рюкзака и с торжествующим видом достал оттуда лимонадную бутылку, на дне которой плескалось немного воды. Все это он аккуратно разложил и расставил на столе, а затем снова повернулся к Геньке.
— Ну, зачем палкой тыкал? Сознавайся!
— Это щуп, — разжал, наконец, губы Генька. И снова замолчал.
— Слыхали? Опять кроссворды загадывает! — милиционер с досады даже хлопнул себя по коленкам. — Потыкал он, потыкал, а потом стал поливать землю водой, вот из этой самой бутылки. Польет, станет на коленки, словно нюхает, а после в другом месте поливает. Только бурьян и без орошения вырастет.
Генька не выдержал:
— Так я же не для орошения! Я плотность почвы проверял: где вода быстрее впитывается, там, значит, когда-то уже рыли…
Он спохватился и прикусил язык.
— Так. Понятно, — сказал Николай Филимонович, начиная догадываться о цели Генькиной вылазки. — Значит, тебе удалось расшифровать ту строчку?
Генька гордо кивнул.
— Что же там написано, по-твоему?
— Ясно что: М. Р. с товарищами «закопали» что-то «у ворот Лаврентьевской церкви», и это «важно найти». Наверно, листовки, или оружие, или печатный станок…
— Складно получается, — перебил учитель. — М. Р. закопал, а ты откапываешь. А с чего бы устраивать тайник в таком людном месте? У всех на виду?
— Наверно, так ему удобней было, — пожал плечами Генька.
— Не ему, а тебе так удобней, — сухо заметил Николай Филимонович. — Истолковал запись, как вздумалось, и сразу за раскопки. И еще этот трюк с водой…
— Это не я. Это в «Тайне большого зуба». — Генька оживился: — Там шпион адскую машину на даче закопал, а следователь заметил, куда вода стекает, и сразу узнал.
— Сразу? — Николай Филимонович ядовито кашлянул. — Здорово! Сколько же эта машина в земле пролежала?
— Дня два, может — три.
— А сколько лет запискам М. Р.?
Генька густо покраснел. Ой, как глупо! Ведь за много десятков лет земля, конечно, утрамбовалась. И перекапывали ее с тех пор, наверно… А может, и сами ворота были тогда в другом месте…
Но Николай Филимонович не щадил мальчика:
— Вот что, Геннадий, заруби на носу: мы ищем не клады, не тайники и не бандитские притоны. Мы — историки, а не сыщики. Ясно? — И, повернувшись к милиционеру, добавил: — Будем считать инцидент исчерпанным. Так?
А через день в школьном «Крокодиленке» появилась карикатура: маленький Генька с рюкзаком за плечами и с огромным щупом ковыряется в дупле большого зуба. Под рисунком были стихи:
 
 
 Скажи, пожалуйста, Геннадий, 
 
 С чего ты вздумал в Ленинграде 
 
 Раскопки начинать? 
 
 Ты, видно, чересчур ретиво 
 
 Насел на сыщицкое чтиво, 
 
 Из следопытов в детективы 
 
 Решил перебежать. 
 
 
  
Глава V
 
 „ДРУГ КАЗИМИР” 
 
Генька и Оля, грустные и растерянные, сидели в пустом классе. Остальные ребята давно разошлись. В школе было непривычно тихо, так тихо — даже слышно, как в дальнем коридоре хлюпают тряпки дежурных, моющих пол.
«Плохо, — думала Оля. — Витя сбежал. И Генька опозорился…»
И вдруг ее осенило.
— Ой! — завизжала она. — Я придумала! Ведь М. Р. — революционер?
— Ну, конечно!
— Значит, он — выдающийся деятель?
— А то как же!
— Тогда очень просто! Про всех выдающихся в энциклопедии написано. Там даже и не очень выдающиеся есть, а вообще — деятели. У нашего соседа в коридоре большая энциклопедия стоит. Как заспорят о чем-нибудь, он сразу в нее лезет. Давай и мы!
— А как искать? — недоверчиво спросил Генька. — И потом — о гибели М. Р. никто не знает. Что же о нем могли написать?
— Все равно, — не сдавалась Оля, — давай поищем…
— Ерунда! Наобум искать. Ненаучно…
— А из бутылки поливать — научно? — съязвила Оля.
Генька собрался было огрызнуться, но тут на его плечо легла чья-то рука. Пока ребята спорили, из соседнего класса вышел Николай Филимонович.
— Геня прав, — сказал учитель. — Наобум никогда не надо! Конечно, М. Р. в энциклопедии пока нет. Вот раскроете его судьбу, тогда о нем и напишут. А как ваши успехи?
Ребята молчали.
Николай Филимонович задумался.
«Сейчас потрет переносицу», — мелькнуло у Оли.
И учитель в самом деле потер переносицу.
— Покажите-ка еще раз копию, — попросил он. — Давайте вместе посмотрим. В шесть глаз виднее.
Он повел ребят по коридору в опустевшую уже учительскую. Разместились на большом жестком кожаном диване. Николай Филимонович закурил. Папироса торчала странно: словно не изо рта, а прямо из усов. Усы у Николая Филимоновича были необычно широкие и пушистые. Говорили, что он нарочно отпустил такие, чтобы скрыть багровый шрам на верхней губе — след от осколка мины…