Я совсем не получаю писем
Клара Фехер
Я совсем не получаю писем
«Они не хотят со мной играть!»
Ясное, жаркое августовское утро. Солнце ослепительно светит в вышине. Тысячью красок сверкает озеро Балатон. Тысячью красок переливаются цветы. Все напоено ароматами меда, абрикосов и дынь. По шоссе мчатся велосипедисты. В дачных садах взлетают кверху разноцветные мячи. По зеркальной глади Балатона легко, точно бабочки или цветочные лепестки, скользят белые паруса. Настоящее лето, настоящее жаркое лето.
На склоне холма, там, откуда открывается чудесный вид на Балатон, приютился симпатичный домик из красного кирпича. На фасаде дома надпись, выведенная большими буквами:
ДОМ, ПОСТРОЕННЫЙ НА СБЕРЕЖЕНИЯ.Дом окружен садом, в центре которого ореховое дерево, а под ним большой круглый стол и гладко обструганные лавки. Две девочки, склонившись над столом, что-то пишут. Иногда они поднимают голову и покрикивают на сидящего рядом с ними маленького мальчика: он просто изнывает от скуки.
— Жоли, убери руки!
— Жоли, убирайся отсюда, иначе получишь подзатыльник!
— Мама, Жоли рвет мое письмо! Мама-а-а!
Тетя Ковач, их мама, замешивает тесто на кухне. С минуту она прислушивается к плачу и крикам в саду, потом стремглав выбегает, чтобы навести порядок.
Девочки — они ученицы пятого класса — что-то пишут на листках почтовой бумаги. Второклассник Жоли одной рукой тянет за веревочку по столу поезд из спичечных коробков, а другой хлопает по бумаге, разложенной на столе.
— Жоли, — сердито говорит мама, — ты опять задираешься! В саду места много, что ты все время вертишься возле девочек?
— Они не хотят со мной играть! — хнычет Жоли. — Я зову их играть, а они не хотят.
— Ну во что нам с тобой играть, глупыш? — говорит Ютка. — Ты ничего еще не умеешь делать, даже мельницу. Даже…
— Ты слышишь, мамочка? — плачет Жоли. — Я звал их копать яму — искать клад — и бить в барабан. А они не хотят со мною…
— Поди к тете Сабо и позови Миклошку, покачайтесь с ним на качелях, — говорит мама. — Потом возьмем его с собой на пляж.
— Нет… Нет… — продолжал плакать Жоли. — С Миклошкой нельзя играть. Он еще совсем глупый.
— Ну конечно, Миклошка глупый! Ему еще только пять лет. Не правда ли? Вот с Миклошкой ты не хочешь играть, — сердито замечает Кати.
— Ну довольно! Пойдем со мной на кухню, Жолик. Поможешь мне молоть мак, — говорит мама.
— Не хочу я молоть мак!
— А нам, думаешь, с тобой интересно?
— Так чего же ты хочешь?
— Почему девочки не хотят со мной играть?
— Мы не хотим играть, потому что пишем письма.
— Нет, не могу больше с вами! — в сердцах говорит мама. — Вот приедет папа в субботу, я скажу ему, что с меня хватит такого отдыха. Пора возвращаться в Будапешт. Раз вам не нравится здесь, на Балатоне…
— Нам очень нравится, это все Жоли! — в один голос восклицают девочки.
— А я поеду домой. Я хочу домой! — всхлипывает Жоли. — Мне здесь не нравится. Со мной не играют. Я хочу домой…
Сказав это, он поворачивается спиной к девочкам и направляется в глубь сада. Он тянет за веревочку свой игрушечный поезд; его вагончики — спичечные коробки, нагруженные галькой и скорлупками, — подпрыгивают на каждой кочке, из них высыпается «ценный груз».
В самом конце сада, за грядками помидоров, зеленые стебли которых вьются по колышкам, за высокими подсолнухами, повернувшими свои желтые тарелки к солнцу, в гуще кустов смородины и колючего крыжовника спрятался маленький шалаш; туда с горя и забрался Жоли.
— Мне плохо здесь, со мной никто не играет, — громко жаловался он, усевшись на землю. Ему было ужасно жаль самого себя. — Я хочу домой, в Пешт. У меня здесь совсем нет друзей!
И ему вспомнилось, как он был счастлив месяц назад, когда они приехали сюда. Громко кричал от радости и носился вприпрыжку по всем дорожкам сада. Ему не терпелось тогда построить крепость, а потом соорудить загончик для Якаба, соседского ослика. Он мечтал, что вместе с Якабом они будут ходить за водой к роднику. Он выроет себе потайной тоннель прямо до Балатона, по нему он сможет бегать купаться, когда мама не будет разрешать. А еще Жоли мечтал выкопать клад, он надеялся найти его где-нибудь под подсолнухами. Но для этого нужны друзья. Тут-то вот и выяснилось, что во всей округе у него нет ни одного сверстника. Только девчонки, большие ребята из четвертого и пятого классов и семиклассники. А из первого или второго класса — как назло, ни одного мальчика. Есть, конечно, малышня, детсадовцы, но что ему с ними делать?
А потайной тоннель только тогда чего-нибудь стоит, когда можно кого-то посвятить в эту тайну, взять с него страшную клятву, что будет нем как могила…
«Гав, гав! — послышалось в конце сада. В собачьем лае чувствовался упрек: — Гав, гав! Неужели ты и мне не доверяешь?»
В другое время Жоли, услышав лай, вскочил бы, подозвал к себе Дружка и дал бы ему кусок сахару. Но сейчас он остался сидеть в своем шалаше, печально опустив голову.
«Гав, гав! Значит, мы больше не друзья?» — сердито лаял Дружок. Возможно, конечно, что он сердился и по другой причине, ведь Жоли не очень-то хорошо понимает собачий язык. Но наверно, Дружок думал о чем-нибудь подобном; он постоял немного, виляя хвостом, а потом повернулся и юркнул под забор.
Не везет человеку!
— Жолик!!!
— Жоли!!!
— Жолт!!!
— Куда мог запропаститься этот пострел?
— Да он только что был здесь.
— Раз нет, значит, нет. Ну и пусть! Не пойдет с нами на пляж.
— Жоли!!!
— Оставим его дома.
— Ну конечно! Я так и знала: сидит где-нибудь на земле и хочет простудиться.
— Я не хочу простудиться. Я хочу на пляж, — проговорил Жоли и встал.
— Тогда быстренько соберись! Да не задерживайся, — торопила мама.
Жоли стремглав побежал в дом, схватил спортивную сумку, в которой хранились его плавки, ведерко, лопатка и рваный мяч.
— Ты скоро наконец? — Закричали девочки, стоя у калитки. Они уже успели причесаться и надеть белые платья.
— Вот и я, — объявил Жоли.
— Ты запер дверь? — спросила мама.
— Ой, забыл!
— Тогда вернись и запри.
Жоли побежал назад и запер дверь, ведущую с веранды в дом.
Сестры снова заворчали:
— Вечно его нужно ждать!
Но это был незаслуженный упрек: Жоли готов был отправиться на пляж хоть в восемь утра. Даже в семь часов, а то и вовсе на рассвете, в пять утра. Это девчонкам только бы сидеть дома да шить платья куклам или писать письма. Один-единственный раз собрались раньше его да еще, видите ли, и погоняют!
Впереди шли сестры — близнецы. А за ними мама. В одной руке она держала сумку, в которой лежали бутерброды с маслом и сыром и яблоки, а другую руку протянула Жоли.
— Иди ко мне, пойдем вместе.
Жоли опустил голову и что-то проворчал.
— Ну, а сейчас чем ты недоволен?
— Ничем, — строптиво ответил Жоли. Не мог же он сказать, что не терпит, когда его ведут за ручку, как маленького.
Он с удовольствием побежал бы вперед, бросал бы камешки, подымал пыль, срывал с кустов листочки, наблюдал бы, как через дорогу переползает улитка: вот она распластывает свое длинное мягкое тельце, тащит на себе свой домик-ракушку. Да и ведерком не постучишь, если мама держит тебя за руку!
Пляж был недалеко от холма. Чтобы попасть туда, нужно перейти через железную дорогу. Разумеется, у шлагбаума. Но Жоли было бы интересно перебежать через полотно у насыпи, как раз там, где огромный щит возвещал:
