Я совсем не получаю писем

— Кто проголодался, тот поможет мне на кухне, — сказала мама, когда они вернулись домой. — Дети, накрывайте на стол! А я быстренько сварю вареники.
На обед были томатный суп и вареники с маком. Летом всегда бывают такие обеды: отварные кабачки с яйцом, или суп из зеленого горошка, или вермишель с сыром. Потому что летом, в сильную жару, нельзя есть тяжелую, жирную пищу, как, например, колбасу и жареную свинину. Жоли всегда любил вареники, но сейчас он даже не глядит на них, а проглатывает так, как глотают устриц, — залпом.
— Жолик, у тебя нет температуры? — взволнованно спросила мама.
— У него сорокапятиградусная вредность, — заявила Ютка и засмеялась над своей остротой.
«Смейся, смейся, — думал Жоли. — Завтра меня здесь не будет».
После обеда стали приводить в порядок кухню: Кати мыла посуду, Жоли вытирал, а Ютка подметала пол. Мама принесла на стол под орешником корзинку со стручками зеленого горошка.
— На ужин сварим суп из горошка. Хорошо? Жоли, хочешь помочь мне чистить горошек?
— Сейчас пряду, — ответил Жоли, а сам подумал: «Все равно я уже не буду его есть».
— Ты тоже можешь быть хорошим мальчиком, — с улыбкой сказала ему мама, когда они мирно сидели рядышком.
Жоли маленьким ножом срезал кончик стручка и тщательно стирал кожицу. Мама помыла стручки и стала нарезать их на дольки.
— Возьми себе в корзинке грушу получше и поди поиграй с Миклошкой. А к ужину приходи.
— Хорошо, — ответил Жоли.
Он вошел в комнату и прислушался. Мама все еще хозяйничала у орехового дерева, а Ютка и Кати играли в саду.
Жоли осторожно подошел к шкафу и вынул из него темно-синие штаны, серый пуловер, коричневые полуботинки и две рубашки. Положил все это в свой рюкзачок, где лежали ведерко и мяч, туда же сунул две груши и копилку, в которой было около четырех форинтов. Потом обвязал рюкзак прыгалками и осторожно спустил в сад из окна. С беззаботным видом он вышел из комнаты, прошагал по веранде и исчез за калиткой на улице, точно он в самом деле собирался идти в сад к тете Сабо играть с Миклошкой.
«Спрячусь-ка я за стогом сена, — решил Жоли. — И не вернусь домой ни на ужин, ни к девяти часам. Подожду, когда мама пошлет Ютку к тете Сабо, чтобы позвать меня докой. А Ютка не найдет меня там. И начнет везде искать. Тогда мама пошлет Кати узнать, куда, мол, запропастилась Ютка, но и Кати не рискнет вернуться одна. Тут уж мама отправится на поиски… А в это время станет совсем темно, тогда я вылезу из своего убежища за стогом, быстро схвачу рюкзак и пойду по шоссе в сторону Пешта. Дорогу я знаю, да и на шоссе есть указатель. На нем написано: „Будапешт, 134 км“. И я пойду, пойду, пойду… Никто меня не увидит, потому что будет уже поздно и совсем темно…»
Однако чем больше Жоли думал об этом, тем ему становилось жарче, и он вдруг почувствовал испарину на лбу. Конечно, он уже большой и понимает, что в темноте нечего бояться. Ведь в темноте все такое же, как и при свете: дома, заборы, облака, железнодорожные рельсы… Мир не меняется, только Земля вертится и Солнце освещает уже ту ее сторону, где до этого было темно. Когда у нас день и ярко светит солнце, японские дети уже спят, а когда мы ложимся спать, японские дети зубрят арифметику… А все-таки днем как-то приветливее. Вечером, например, спускают собак с цепи, а далеко не безопасно встретиться ночью с чужой и злой собакой. Да и пьяный может попасться по дороге. И потом, когда темно, тени деревьев становятся очень длинными… Конечно, Ютка и Кати стали бы смеяться над этим. Они по вечерам гуляют в саду и не боятся, если затрещит ветка или начнут звонить на колокольне…
«Нечего бояться, — думал Жоли. — Я возьму с собой дружка…»
Но он чувствовал, что это только успокоительные слова, а на самом деле ему вовсе не по душе ночная прогулка. И кто знает, дойдет ли он к утру до Будапешта? Может быть, ему придется идти по шоссе несколько дней, а то и недель, испытывая голод и жажду. И может быть, к нему подойдет милиционер и спросит: «А ну-ка скажи, мама отпустила тебя?» Мама!.. И как он об этом раньше не подумал! Ведь мама побежит к тете Сабо, обе они начнут его искать повсюду: на железной дороге, на Балатоне. Никто не притронется к ужину, суп из зеленого горошка остынет. Потом они телеграфируют папе да еще поместят в газете фотографию Жоли. Нет, этого делать нельзя…
Растерянный и смущенный, Жоли сидел на траве, за стогом сена. Скоро совсем стемнело, и он подумал о том, что пора идти домой: стало прохладно, да и суп, наверное, уже сварился.
— Ну как, хорошо покачались на качелях? — спросила мама, увидев сына, входящего в калитку.
— Д-да. — ответил Жоли, покраснев до ушей. — Д-да…
— Мыть руки и ужинать! — проговорила мама. — Погодите только, я переменю скатерть, а то эту мой милый сыночек запачкал томатным супом в обед.
Мама прошла в комнату. Немного погодя она вышла и удивленно спросила:
— Жоли, где твои новые синие штанишки?
— Не знаю…
— Кто-то был в комнате. В шкафу все перевернуто. Пропали Жолины вещи…
— А ну-ка поди сюда, Жолик, — сказала Кати. — Поди-ка сюда, мой дорогой братик. Где твой рюкзак?
— Не знаю.
— А кто открыл ставни? Тут кто-то выпрыгнул из окна! — воскликнула Ютка. — Кати, дай-ка фонарь! Я посмотрю в саду.
— Нет! — крикнул Жоли. — Я лучше скажу.
— Что ты скажешь? — спросила мама.
— Рюкзак… штанишки… они… я выбросил их из окна.
— Но зачем, почему?
— Потому, что никто не хочет со мной играть…
Ютка выбежала в сад и принесла рюкзак.
— Все надо снова стирать и гладить, — со вздохом проговорила мама. Ни что с тобой, сынок? Ты, наверное, перегрелся на солнце… Уж не заболел ли ты? Кати, дай-ка градусник. Нужно померить Жолику температуру. И уложить его. Пожалуй, лучше ему сегодня не ужинать.
Жоли тут же заплакал.
— Но я хочу есть! Я здоров! Не приставайте ко мне! — ревел Жоли.
Мама положила руку на лоб Жолику.
— Непонятно: ты всегда был таким хорошим мальчиком, а сейчас точно бес в тебя вселился. Не понимаю…
  
«Чужие письма не вскрывай!»
 
Этот день начался очень хорошо. Мама разрешила Жоли помыться у колодца. Жоли намылился, потом мама вытащила ведро с водой, приятно прохладной водой, и — бац! — плеснула на Жоли. Поток серебристых струй полился на мальчугана.
— Быстрей вытирайся! Быстро, быстро!
Жоли докрасна вытерся мохнатой простыней, а потом, надел свою любимую голубую рубашку, легкие полотняные штанишки и сандалии, сел завтракать. Он съел простоквашу с ржаным хлебом. Выйдя после завтрака на улицу, Жоли увидев Якаба, ослика, который в сопровождении дяди, живущего по соседству, отправился за водой. Жоли проводил их до лесной тропинки. Якаб шел очень медленно, упрямо опустив голову, потом вдруг задрал морду кверху, открыл свою большую пасть и оглушительно заревел сиплым голосом: «Й-о-о, й-о-о!..» Но Жоли не испугался, он сорвал ветку репейника и протянул ее Якабу.
Увидев почтальона, Жоли быстро распростился с осликом-водовозом. Почтальон ехал на велосипеде. Это был очень приятный парень. Правда, настоящим почтальоном был не он, а его отец, которого звали Балинтом Кишем. У его сына было такое же имя.
Балинт Киш-младший помогал отцу во время каникул. Он развозил письма и газеты жителям летних дач. Заходил в дома и всех знал. Ютке и Кати Балинт говорил: «Доброе утро, барышни!» Маме говорил: «Целую ручку, тетя Ковач!» — и вручал ей газеты и письма. А Жолику приветливо махать рукой и спрашивал: «Сервус [3], приятель, что нового?» Иногда угощал кусочком сахара:
— Любишь крепким сахарок? Дать тебе?
— Нет, спасибо, не надо.
— А почему не надо?
— Да так, — отвечал Жоли не совсем вразумительно. Ведь не мог же он сказать Балинту правду. А правда заключалась в том, что Жоли надеялся: может, почтальон и ему когда-нибудь принесет письмецо. Надеяться на это глупо, конечно. Кто же станет писать ему?