На берегах Себерянки

Папа удивлённо посмотрел на неё:
— Почему ты думаешь, что я хочу на прогулку?
— Ты всегда, как кончаешь писать, идёшь гулять и обязательно меня зовёшь.
— Гм-м!.. Какая ты, оказывается, приметливая, коза-дереза! — засмеялся папа. — Ну что ж, веди меня на прогулку, коли приглашаешь. Только куда же мы с тобой пойдём?
— Я знаю куда… Сначала берегом Себерянки…
— А потом?
— Потом я скажу.
— Тогда веди.
В лугах уже стояли большие травы. Они приятно холодили босые Надины ноги. Как хорошо поиграть на бережку, поваляться в траве, а потом — бултых! — прямо в стрежень! Но Наде сейчас не до этого. Надо спешить.
— Может, искупаемся? — предложил папа.
— Рано ещё, папочка. Вот сходим, а потом искупаемся.
— Куда же сходим?
— Куда-нибудь.
— Ну-ну.
И они идут дальше.
— Папочка, а эта тропка куда ведёт?
— На станцию.
Радостно забилось сердце у Нади: «Скорей, скорей туда!» Но тут же она подумала: «А вдруг папа не согласится?»
— Пойдём по этой тропке, — сказала Надя.
— Что ж, пойдём.
Папа опять чему-то улыбнулся.
— Хорошо бы на паровоз поглядеть.
— А уж это как хочешь, ведь ты меня ведёшь на прогулку-то.
На станции медленно ходил взад-вперёд паровоз. Его чёрные, маслянистые бока блестели на солнце. Папа сказал, что этот паровоз маневровый. Потому что он развозит вагоны с одного пути на другой, маневрирует. Надя внимательно следила за ним. Вот паровоз остановился прямо перед ней. Надя слышала, как внутри него что-то шипело, урчало — казалось, паровоз тяжело дышал: «Ох-х… ох-х… ох-х…» Из окна кабины высунулся чумазый машинист и стал внимательно что-то высматривать впереди. Надя тоже посмотрела туда. Там другой человек размахивал жёлтым флажком. Надя опять посмотрела на машиниста. Он дёрнул за рукоятку, и в тот же миг паровоз оглушительно заревел.
— Папа, папа! — радостно закричала Надя. — Теперь я знаю, отчего свистит паровоз.
— Отчего?
— Оттого, что машинист за ручку дёрнул.
Засмеялся папа:
— Выходит, за этим ты и ходила сюда?
— Ага, — призналась Надя. — А теперь пойдём купаться.
  
Голубянки виноваты
 
Мама сказала Наде:
— Сегодня обед папе понесёшь ты. Алик ушёл с ребятами на экскурсию.
Она уложила в корзиночку еду: хлеб, яйца, молоко в бутылке, передала корзиночку Наде:
— Ну, ступай. Только смотри не задерживайся, папа сердиться будет.
Надя — послушная девочка, старается нигде не останавливаться. Но как не остановиться, если на каждом шагу столько нового, незнакомого!
Увидела она в траве маленький ярко-красный цветок на хрупкой тоненькой ножке и заинтересовалась им: такого ей ещё не приходилось встречать. Может быть, прошлым летом и видела, да забыла.
Сорвала Надя цветок и стала его рассматривать. Он как большая звёздочка-снежинка. Только не белая. Лепестки у цветка словно кровью налитые. И такие трепетные — как живые!
Покрутила Надя в пальцах стебелёк у самой цветоножки, и лепестки зашевелились. Куда покрутит стебелёк, туда и лепестки склоняются. Как стрелки у часов. Вот интересно!
«Папе покажу», — решила она и положила цветок в корзиночку. Назвала она его по-своему: «часики». У Нади всегда так: для всех цветов и трав, для всех зверюшек и птиц у неё свои названия.
Дальше, возле бочага, попалось Наде столько желтоголовых купав, что у неё глаза разбежались. Нарвала она большой букет. И тоже назвала по-своему: «бубенчики».
«Сейчас ещё «клопиков» нарву», — решила Надя, но вспомнила мамин наказ и заторопилась.
Не прошла она и десяти шагов, как заметила на влажном песке целую стайку маленьких-маленьких бабочек. Их было очень много. И все они спали. Может, устали летать, а может быть, им жарко стало и они опустились сюда на холодный песок — Надя не знала.
Бабочки были все голубые, как цветы незабудки. Надя так и назвала их: «голубянки».
Тихо-тихо стала подкрадываться она к спящим бабочкам. Вот они уже совсем близко. Тут Надя не утерпела, кинулась в самую стаю. Взлетели голубянки, закружились возле неё, а улетать не хотят. Так и мельтешат вокруг. И кажется Наде, что она в голубом облачке, где-то высоко-высоко над землёй.
Взмахнула Надя руками, хотела схватить это облачко, да забыла, что в руке корзинка с папиным обедом. Выпал из корзинки хлеб, покатились по песку яйца, пролилось из бутылки молоко.
Вот когда спохватилась Надя и бегом помчалась к посадке.
Пришлось ей рассказывать всё, как было. И про цветы, и про бабочек.
Папа хотел было рассердиться, да передумал: уж больно расстроенный вид был у Нади.
— Значит, голубянки виноваты? — сказал он и потрепал Надины волосы. — Ну ничего. Садись, вместе обедать будем. Наверное, устала? Ведь целый час шла.
  
Перепёлка велела
 
В лугах за Себерянкой завелась удивительная птица — перепёлка.
Просыпается она рано-рано, когда ещё только начинает светать.
Случалось, и Надя проснётся на утренней зорьке и слушает, как на улице, перед самым их домом, заливается пастушья жалейка. Это дудочка такая. А как смолкнет жалейка, так и перепёлка голос подаёт.
«Подь-полоть, подь-полоть, подь-полоть!..» — громко, без умолку кричит она.
В это время обычно встаёт мама. И, если видит, что Надя не спит, говорит ей:
— Слышишь? Перепёлка зовёт на огород, грядки полоть.
У Нади от любопытства загораются глаза — не до сна теперь.
— Но ты спи, спи, — говорит тогда мама и поправляет Надину подушку. — Это она только больших зовёт.
Весь день то в одном, то в другом конце луга кричит в траве перепёлка. Но кричит она уже по-другому:
«Бить-топить, бить-топить!..»
Сколько раз Надя с девочками бегала по лугу за невидимой птицей! И Вовка бегал. Кажется, вот только сейчас была она у этого куста. Все тихонько подкрадываются, высматривают в траве затаившуюся перепёлку, а та уже с другого конца луга грозится, врагов отпугивает:
«Бить-топить, бить-топить!..»
Устанут девочки бегать — пойдут купаться. Что же делать, коли перепёлка не показывается?
А вечером, когда падёт на траву роса, удивительная птица по-новому начинает выговаривать:
«Спать-пора, спать-пора…»
И верно: как раз в это время Наде пора спать. Как не хочется тогда уходить с улицы! Но мама строго напоминает:
— Иди спать. Перепёлка велела.
«Какая умная птица!» — вздыхая, думает Надя и идёт домой.
  
Примета
 
По всей улице — из конца в конец — несётся дробный перестук молотков. Они, должно быть, все разные, эти молотки. Одни выстукивают глухо, вкрадчиво, другие — с таким весёлым звоном, что кажется, будто они сами выплясывают под эту музыку.
«Косы отбивают, — догадалась Надя. — Значит, скоро сенокос! Может, даже завтра».
Она вспомнила: и в прошлом году было так. Почти весь день слышался такой же перестук, а вечером, когда Себерянка стала окутываться туманом, в луга вышли колхозники с косами на плечах.
На скамейке у калитки беседуют папа и дедушка Яков Фадеич.
Надя услышала, как папа сказал: