Новый мяч

— Опять о дисциплине, — недовольно проговорил Шариф, — надоело.
Отец насупился, но мать заговорила с Нуринисо:
— Расскажи, доченька, какие у тебя новости.
— Сегодня была практика в школе, — охотно ответила Нуринисо. — Знаешь, мама, я боялась, что не смогу провести урок, — а теперь думаю о другом: самое трудное для педагога узнать своих учеников, их характеры…
Мать, не поняв намека, нахмурилась:
— Неужели тебе не нравится преподавательская работа! — воскликнула она с тревогой.
— Нет, что вы! Я это сказала потому, что услышала об одной истории… Мне захотелось с вами посоветоваться. Сегодня моя подруга Шарофат рассказала такой случай: по дороге домой она увидела группу малышей…
— Ну, я пойду, этот рассказ про маленьких, — прервал сестру Шариф. — Учителем я тоже быть не собираюсь. — Он обратился к отцу. — Можно мне выйти из-за стола?
Нуринисо посмотрела на мать, на отца и, улыбаясь, заметила:
— А можно, я с тобой посоветуюсь, Шарифджон!
Шариф насупился. Однако, по мере рассказа сестры выражение лица его менялось. Он пристально смотрел на Нуринисо, то переводил взгляд на отца, на мать…
— В игру малышей вмешался рослый мальчишка лет одиннадцати, — продолжала Нуринисо, — стал вместе с ними гонять полосатый детский мяч. Ловкий футболист, разгорячившись, сначала отбросил в сторону портфель, потом снял пионерский галстук и сунул его в карман. Эта неравная игра продолжалась часа полтора. Искусный футболист никак не мог наиграться. Малыши, обессилев, отошли в сторону. Они поняли — отнять мяч им не удастся. Вдруг наш футболист с размаху так сильно ударил по мячу, что тот лопнул. Бедные ребятишки, подобно птицам, шумно перелетающим с дерева на дерево, помчались за пионером. У него были длинные ноги, малыши не смогли его догнать. Отважный футболист пустился наутек. Вот, папа, когда услышала я этот рассказ своей подруги — очень мне захотелось узнать имя этого пионера, да написать в школу. Пусть бы там обсудили его поступок. Только вот, как его найти? — Подумав, она продолжала с лукавым выражением: — А ведь, пожалуй, если найдешь его, он еще и рассердится. Скажет, что его выдали, поступили неблагородно… — Тут Нуринисо обратилась к брату: — Может ведь так сказать этот пионер, может про себя так подумать? А? Как ты считаешь, Шариф, не трус ли тот мальчик?
Все молчали. Отец не отрывал глаз от Шарифа.
— Может быть ты посоветуешь, Шарифджон, — спросила Нуринисо, — как следует поступить в таком случае? Вы же почти каждый день говорите о дисциплине. Может быть, у вас встречались подобные случаи?
Шариф не выдержал:
— А ты все… это. С балкона ты это ви… видела… Почему мне самому не… не сказала?..
Рыдания сдавили его горло. Он больше не мог произнести ни слова.
Отец поднялся из-за стола, вышел на балкон, закурил. О чём он думал? Может ему самому стало стыдно. Стыдно за сына…
— Завтра утром я куплю большой новый мяч. Отдай его детям, — проговорила мать. — А на сестру не обижайся.
Отец услышал эти слова. Резко открыл дверь и бросил матери:
— Не старайся успокоить сыночка. Он сейчас же пойдет и отдаст им свой новый футбольный мяч. Тот, который я подарил ему в день рождения, а потом… Потом посмотришь, как быть дальше. — И он снова вышел на балкон.
Мать наклонила голову. Глаза ее были полны слез.
А Шариф… его слезы высохли. Он с удивлением и раздумьем глядел вслед отцу. Случилось что-то важное, страшное, чего он не забудет никогда в жизни…
…Он еще не знал, не мог понять, что все его родные считают себя виновными в происшедшем. Он думал, что виноват один.
  
Пулод Толис
 
За тюльпанами
 
Если вы бывали в Ленинабаде, то знаете, что с севера город огибает Сыр-Дарья, а за ней начинается каменистая степь, достигающая подножия горы Могол. Гора эта не высока. На ней нет ни ледников, ни рек с бурными водопадами, ни рощ. Весной склоны гор покрываются свежей травой, на которой пестрыми пятнами выделяются цветы. И тогда многие жители города ходят на гору Могол собирать подснежники, а попозже — тюльпаны и кислосладкий ревень, его здесь очень много. Стоит ли говорить, что чаще других ходят сюда мальчишки.
В год, когда и я еще был мальчишкой, в самом начале апреля, мы договорились с моим товарищем Юсуфом пойти на Могол за тюльпанами. День мы провели в сборах, а на следующее утро, затемно, отправились в путь.
Перейдя через мост, мы наполнили речной водой бутылки и зашагали по степи.
Было прохладно. Дул свежий утренний ветерок. Я дрожал.
— Взойдет солнце — потеплеет, — подбадривал меня толстый Юсуф. Ему холод был нипочем. Он даже не застегнул ворот рубашки.
Невольно позавидовав его полноте, я хлопнул Юсуфа по животу:
— Ишь, жирный!
— Не то, что ты, тощая палка! — ответил Юсуф и толкнул меня плечом.
Началась возня.
— Ну, разогрелся? — спросил Юсуф, вытирая со лба пот.
Но вскоре я снова начал мерзнуть. Ветер пронизывал и хотя давно уже рассвело, солнце еще не появилось из-за гор. С опаской мы поглядывали на облачное небо, думая — идти ли дальше. Что ни говорите, а нам было — мне одиннадцать, а Юсуфу двенадцать лет.
— Можно вернуться, Хошим, только мы опозоримся, — рассудительно заметил Юсуф. — Ребята нас засмеют.
— Ну и погодка! — только вздохнул я в ответ.
— Все время была хороша, а сегодня как на-зло… Может быть прояснится?
— Будь что будет, — махнул я рукой. — Пошли! В конце-концов не съест же нас волк!..
— А может быть все-таки вернемся?..
— Ай да храбрец! — с издевкой произнес я. — Уже на попятный!
— Кто? Я? Пошли!
Трава, покрывающая степь, рябила под порывами ветра. Кое-где клонился к земле степной мак. Аромат степных трав и цветов поднимался с земли. Изредка из-под наших ног вылетал кузнечик, иногда с шуршанием пробегала ящерица и тут же скрывалась. Ее трудно увидеть, так хороша ее защитная окраска.
— Взгляни, Хошим! — вдруг остановившись, воскликнул Юсуф.
У его ног лежали растерзанные, окровавленные перышки, лапки и голова какой-то птички.
— Бедненькая! Должно быть попалась лисе. Или волку…
— Это куропатка, — уверенно заключил Юсуф. — А волков здесь нет.
Дальше мы шли молча. Гибель несчастной куропатки взволновала нас.
— В природе не прекращаясь идет беспощадная борьба за существование, — передразнивая нашего учителя биологии, вдруг произнес Юсуф.
Я, конечно, рассмеялся. Юсуф долго хохотал. Весело болтая мы побежали вперед.
Вскоре мы достигли подножия горы и стали взбираться вверх. Степь осталась позади. Ветер шевелил ее травянистый покров и теперь она казалась нам широким бескрайним морем, какое мы видели тогда только в кино.
Поднимаясь все выше и выше, мы достигли ущелья. Ветра там не было. Вокруг щебетали птицы. Изредка слышалось грузное хлопанье крыльев куропатки. Трава здесь, в горном ущелье, была гуще степной и доставала нам до колен. Ноги у нас намокли от росы. Склоны, покрытые яркой, не пропыленной, как в городе, зеленью, привлекали наше внимание. И воздух здесь был совсем другой — чистый, свежий. Дышалось легко. Заглядевшись на красоту открывшихся перед нами гор, мы забыли свои страхи.
Но радость наша продолжалось недолго. Откуда ни возьмись навстречу нам кинулась со злобным рычанием огромная собака. Глаза у нее были налиты кровью. Шея ощетинилась. Если бы не подрезанные уши, ее можно было бы принять за волка.
Я взглянул на Юсуфа. Он побледнел и словно завороженный смотрел широко раскрытыми глазами на приближающееся к нам чудовище.
— Швырнуть в нее камнем? — прошептал я.
Юсуф мотнул головой.
— Что ты! Не шевелись и смотри ей прямо в глаза. Иначе она растерзает нас…
— Бежим, лучше бежим, Юсуф!