Три приятеля
– Ключ у Валюши, – сказала она, – так что в любой момент, когда Валя дома, можно зайти посмотреть квартиру. Утром всего удобнее.
И на третий день пребывания Илги с самого утра поехали на квартиру Оли. Илга и Стас приехали на машине, Леня подошел из дома, учительница и соседка уже их ждали. Все вошли в грязный, вонючий подъезд. Илга ахнула. Экскурсию по квартире провела Валюша.
– Вот, осторожнее, здесь подпорка. Потолок может обвалиться. Проходите прямо в комнату. Бедно здесь, но чистенько.
Квартира была крохотная и темная. Мебели почти не было.
– Распродала что смогла. Да что там было! Отчим привез ей разного барахла, шкаф старый и прочее. Так она и это продала. Мать-то у нее померла, царствие ей небесное, – объяснила Валя.
Вместо мебели использовались деревянные ящики и картонные коробки. Ящики были оклеены кусочками разноцветной бумаги.
– Это Оля клеила. Подбирала бумажки и клеила. Чтобы не так уродливо было.
В одной комнате висела лампа без абажура, в другой – пустой патрон.
– Свет приходится экономить. Могут выключить. Платить-то нечем. За квартиру уже год не плачено, – продолжала экскурсию гид, – хотели помочь ей обменять на меньшую квартиру, с приплатой. Давали объявление. Да что толку! Кто пойдет в наш деревянный барак!
В квартире стоял запах старой одежды, гнили. Но действительно, все было аккуратно прибрано. Это была аккуратность крайней нищеты. Прошли в кухню. Кран подтекал; чтобы вода не брызгала, Оля приспособила к крану тряпочку, по которой в раковину бойко стекала вода. Раковина когда-то была эмалированная. То же можно было сказать и про ванную, сбоку которой висела газовая колонка, подвязанная веревкой, держащей переднюю панель. В туалете пластмассовый бачок соединялся с унитазом полностью проржавевшей трубой.
– Отчим обещал ей устроить, да больше не приходил. А… – махнула рукой Валя.
Илга закончила осмотр, потрясенная. Она вышла, попрощалась с женщинами и остановилась на миг возле машины. Там взяла за руки Леню и Стаса и что-то произнесла на незнакомом, видимо, датском, языке. Леня попросил перевести.
– А, – махнула рукой Илга, – ужасно это. А вы – хорошие человеки, я хотела сказать, люди.
В глазах у нее стояли слезы.
Пора было ехать в больницу, и они расстались. Стас так бережно подсадил Илгу в машину, и она так доверчиво опиралась на его руку, что у Лени появились кое-какие подозрения. Они уехали в больницу, к Мишке. А Леня зашел к себе за дипломатом и направился на биржу.
Вскоре после начала торгов оба Лениных номера разрывались от звонков. Он выставлял котировки, покупал, продавал, советовал клиентам и советовался сам.
– Наконец до тебя дозвонился, – раздалось в трубке гудение Стаса.
– Говори быстрее, – ответил Леня, – у меня клиент на второй линии.
– Лень. – Голос Стаса стал необыкновенно жалобным и просительным. – Позвони в свой пансионат, а? Номер и баню на сегодня до завтра.
– С ума сошел? Или сговорился уже, старый…
– Лень, ну пожалуйста, – канючил Стас.
– Хорошо, я перезвоню.
Леня бросил трубку, и его увлек поток дел. Только через час он вспомнил о Стасе, позвонил директору пансионата и тут же перезвонил Стасу. Того не было, и Леня попросил передать телефонограмму:
– Твоя просьба выполнена. Но запомни, профессор должен быть в форме еще один день. Удачи. Леня.
Телефонограмму обещали передать обязательно.
А вечером позвонил Мишка с новостями:
– Рассказываю по порядку. Во-первых, я выбрал верное лечение. Завтра Илга пропишет еще несколько лекарств. Во-вторых, как я и думал, лечение костей займет много времени. Илга говорила что-то о специализированной клинике в Швейцарии. В-третьих, Стас заявился довольно рано, утащил профессора, и они куда-то умчались. Кажется, там вовсю развивается роман.
– Поехали в тот пансионат, – наябедничал Леня, – сауну им захотелось.
– Ого! – воскликнул Мишка. – Но я тебе скажу еще новость. Ты обалдеешь. Представляешь, когда Илга осматривала Олю по поводу ее ног и говорила со мной, то мы заметили, что Оля очень внимательно слушает. Поэтому когда Илга высказала сомнение в полном восстановлении двигательного аппарата, она перешла на английский. И Оля вдруг заплакала. Илга бросилась к ней, стала говорить с ней, объяснять, что врачи часто говорят на непонятном языке. А та все не успокаивается. И тут Илга, видимо, догадалась и спросила, не знает ли Оля, случайно, английский. И та, представляешь, кивнула и сказала, что немного понимает. В школе учила. Вот тебе и новость!
– Врешь? – удивился Леня.
– Я когда трезвый врал? – спросил Мишка.
И он был прав. В трезвом виде трудно было найти человека честнее.
Стас привез Илгу к девяти утра в больницу, а сам поехал к Лене. Он звонил ему по мобильному, требовал встречи и кофе. Леня встревожился. Дважды он заставал Стаса в таком настроении. Это было связано с увлечением. Стас тогда встал на «колеса», доставал какие-то таблетки и был совсем невменяем. К счастью, это состояние длилось недолго. А что на этот раз? Леня сделал завтрак – творог и немного ветчины. Налил чайник и в ожидании Стаса уселся за компьютер. Уже с первых слов, сказанных в прихожей и сопровождавшихся швырянием на пол дубленки, стало ясно, что дело крайне серьезное.
– Вот, – гудел Стас, – в моем лице ты видишь кого? Ты думаешь, что я – это я? Ни себе хера! Это не так.
– Не мог ли бы ты, – спросил Леня, снижая накал, – подобрать с пола свою дрань и повесить на вешалку? Я ничего не имею против, но вскоре должна прийти уборщица, и она, безусловно, выкинет ее на помойку. Тогда тебе придется возвращаться в свой офис в одном пиджачке.
– Ирония, – возвестил Стас, не делая ни малейшей попытки исправить положение с дубленкой, – ирония. Всегда ирония. Никакого проникновения в тонкую, чувственную душу приятеля. Только разрушительный сарказм и ирония. Где мой кофе?
И кофе, и завтрак Стасом были получены. Леня не торопил человека, – пусть будет пауза. И Стас благодарно молчал, чавкал, хмыкал и поглощал еду. Наконец остановился, вытянул из Ленькиной пачки сигарету, вкусно ее прикурил и сказал неожиданно:
– Я рассмотрел над комодом фотографии. Там, у Оли в квартире. Помнишь, несколько детских? Оле годика два. Мать-то у нее какая была! Красавица! Даже на старых фото и то заметно. И папаня видный.
– Я тоже обратил внимание, – спокойно ответил Леня, – подумал, какая девушка могла бы вырасти. Да вот Бог не дал.
– Бог, Бог, а мы на что? Илга говорит, что девка – прелесть. И умна. Нам теперь отступать поздно. Нашими руками Господь исправляет ошибку природы. Ты пойми…
– Не о том говоришь, – перебил его приятель, – давай излагай, что там у тебя. Как я понял, у нее муж есть. В Дании. Лаэрт какой-нибудь. Да скажи же ты, не молчи.
– А чего говорить. Она – баба самостоятельная. Я – вроде тоже. Полечу с ней. Вчера с утра велел своим сделать мне визу. Экстренную. За двести баксов. Она еще не знает. Думает, я шутки шучу. Вот приехал к тебе за благословением.
– Погоди. Пойду найду что-нибудь подходящее из одежды. Не могу же я благословить тебя в шортах. Как ты полагаешь, длинный розовый халат подойдет?
По сопению Стаса Леня понял, что шутки стали неуместны. Он выждал секунду и сказал:
– Да черт с тобой. Катись. Сгоняй, разведай. Ты ведь в Дании не был?
– Ни разу, – ответил Стас, – всякие Шарги-эль-Шейхи и Эмираты. В серьезных странах бывал только по делам – контракты, закупки. С тобой только ездил в Англию, и все.
Они действительно были в Лондоне несколько дней в турпоездке. Лене запомнился только Гайд-парк, где они вдвоем пьяные и довольные пытались читать лекции, причем трибуной для Леньки служила Стасова спина.
– Англия не считается, – улыбнулся Леня, – поезжай. А про пансионат пару слов сказать не хочешь?
– Шехерезада, – ответил Стас, – тысяча и одна ночь, спрессованные в одно мгновение. Опыт, помноженный на искусство. Нежность ночи и ласка веников в сауне. Прохлада простыней в люксе, предложенном нам самым директорствующим из самых директоров. Я хотел сказать – самым…