Герусо хочет стать человеком
В ее словах был смысл. Никетта его прекрасно поняла и сказала себе, что в будущем так и станет поступать.
Сеньора, которая и на сеньору-то не была похожа, терпеливо рылась в карманах. Она извлекла оттуда моток шерсти, пахнущий кошкой, три кисточки для рисования, четыре открытки, два пустых пузырька, зеленоватый камушек, несколько прищепок для белья и, наконец, вытащила слегка подтаявшие шоколадки.
— Сегодня мне больше нечем вас угостить. Я уже несколько дней не могу выйти из дому.
Дети посмотрели на нее с жалостью, ведь так скучно сидеть дома взаперти, в то время как другие гоняют на улице в футбол или просто разглядывают прохожих.
— Со мной тоже такое было, — сказал Марио, осторожно отогнув краешек серебряной фольги. — Я целый месяц лежал в постели, когда болел корью. — Он облизал указательный палец, испачканный шоколадом. — Ты, наверно, болеешь?
Но сеньора в красном шарфе заверила, что вовсе не больна, она вообще ни разу в жизни не болела. Глядя на нее, можно было в такое поверить. У нее было круглое загорелое лицо, и она то и дело заразительно смеялась без всякой причины. Каждый раз, когда сеньора заливалась смехом, птицы начинали щебетать еще громче, потому что ее смех был им знаком.
— Вы думаете, чего я смеюсь? Это все из-за яичек канарейки, — объяснила сеньора. — У меня здесь для них инкубатор. — Она приоткрыла вырез платья, и дети увидели четыре крохотных яичка, гревшихся у нее на груди. — Понять не могу, что произошло с их мамашей. Похоже, на нее плохо подействовал переезд в новый дом. Вот уже несколько дней, как она покинула гнездо.
Ребята посмотрели на канарейку. Та сидела, печально нахохлившись, в углу клетки.
— Со мной произошло то же самое, когда меня перевели в другую школу, — сказал Марио, вступаясь за птичку.
— Они очень чувствительны, когда высиживают птенцов, — заметил Герусо. — Я как-то наткнулся на перепелиное гнездо, мать его покинула. Там ничего нельзя трогать.
Сеньора, совсем не похожая на мать, утвердительно кивнула; она двигалась очень осторожно, чтобы не повредить скорлупу.
— А когда они родятся? — спросили дети.
— В любой момент. Может, сегодня вечером… а может, завтра. Они вот-вот вылезут наружу.
— Как бы мне хотелось посмотреть! — вздохнула Никетта и тотчас поправила сама себя: — Я обязательно посмотрю, как они вылупятся!
— Пожалуйста, приходи! У меня здесь дверь никогда не закрывается, — сказала сеньора.
Все трое сели на пол и начали старательно слизывать с серебряной фольги остатки шоколада. Они чувствовали себя здесь преотлично, но Герусо с беспокойством вспомнил о сеньоре Хулиане.
— Вы знаете, у меня украли коробку с заказом, — сказал он ни с того ни с сего.
Сеньора сразу все поняла.
— О, это действительно проблема. Твой хозяин рассердится и, возможно, даже заплатит тебе меньше денег.
— Почти наверняка.
— И тогда твоя тетя тоже рассердится.
Она немного помолчала, размышляя о случившемся.
— Как бы тебе помочь? — задумчиво произнесла она. — Единственное, что я умею делать, — это рисовать.
Видно было, она очень расстроилась из-за того, что не знала, как помочь Герусо. Вдруг ее лицо оживилось, она показала на одну из картин, висевшую на стене.
— Знаешь что, отнеси ее своему хозяину! Мне больше нечего ему дать.
Это была довольно большая картина, больше метра в ширину, написанная масляными красками. Дети смотрели на нее, и она им очень нравилась. Они даже почувствовали себя счастливее и сильнее, глядя на нее, и им захотелось сделать что-нибудь хорошее.
— Здесь нарисована река Амазонка, и можно увидеть, что там внутри происходит, — объявила Никетта. — Разные водные течения переплетаются и сливаются друг с другом, а то, которое приходит сюда из черной речки, окрашено в более темный цвет. Когда я смотрю на эту картину, я кажусь себе лососем, плывущим к морю.
— А по-моему, здесь нарисована пещера, такую я видел в деревне, где родился мой папа, — сказал Марио. — Вон там хорошо видны летучие мыши и влажные камни, похожие на какие-то фигуры. Мне кажется, что я спрятался там от грозы и вижу, как снаружи сверкают молнии.
— Нет, на этой картине изображено небо, — заявил Герусо. — Вон там скопились созвездия и галактики. А еще видны планеты, которые пока не открыты, может, даже окажется, что они обитаемые. Все равно как будто летишь на космическом корабле.
Когда же картину увидел сеньор Хулиан, он не согласился ни с одним из ребят.
— Не вижу я здесь никаких рек, ни пещер, ни тем более галактик, — проворчал он. — Тут нарисовано что-то совсем не понятное. А зачем мне картина, где ничего не понятно? Лучше бы ты не торчал здесь, Герусо, а отправился искать коробку. Представляю, что скажет сеньора Родригес, когда увидит, что ей не доставили ее покупки… Наверняка очень рассердится!
Он схватил картину и запихнул ее в погреб. Там она провалялась за пустыми бидонами долго-долго и от сырости немного испортилась. Но в один прекрасный день какой-то беспокойный человечек, который знал язык дельфинов и названия самых разных цветов, случайно увидел картину и страшно удивился. Он сказал, что картина написана известной художницей, и купил ее у сеньора Хулиана за приличную сумму.
Но это произойдет много лет спустя, гораздо позже того, как закончится наш рассказ, а поскольку Герусо не мог заглянуть в будущее, то в тот вечер он думал только об одном: как бы найти вора, укравшего коробку?
3
ПАРЕНЬ С ГИТАРОЙ
— А я знал, что она здесь вовсе ни при чем, — сообщил Марио, заглядывая на обратном пути в бар Себастьяна Быка.
Марио всегда такой: очень любит хвастаться своей смекалкой и говорить «А я знал», особенно после того, как все уже давно прошло и перестало быть секретом для остальных.
Ребята вошли в бар, не обменявшись ни словом, как будто они уже заранее договорились о том, как им действовать дальше.
— А твоя бабуля опять играет на автомате, — сказал Герусо Никетте.
И действительно, бабушка Томаса, в своем черном платочке, коричневой юбке до пят и пеньковых туфлях-альпаргатах со шнурками, завязанными крест-накрест поверх толстых шерстяных чулок, с необыкновенным проворством крутила рычаги электронного управления, и глаза у нее горели энтузиазмом.
— Тебе что, больше нечем заняться? — пристыдила ее Никетта.
Бабушка Томаса недавно приехала в город. В деревне у нее остался небольшой огород, рыжие куры и корова по кличке Милушка; покинуть их было так же трудно, как родную семью. Она приехала, чтобы быть поближе к внукам.
— Ты целый день торчишь здесь возле этого противного автомата, — ворчала Никетта.
Себастьян, по прозвищу Бык, влажной тряпкой протер стойку бара, и ее поверхность засверкала как новенькая.
— А ну брысь, мелюзга! Не путайтесь под ногами у клиентов!
На бабушку Томасу город не произвел абсолютно никакого впечатления — ни хорошего, ни плохого. Она осталась совершенно безразлична к небоскребам, метро, театрам и музеям. Но автоматы, глотающие монеты, рычажки и кнопки, игрушечное футбольное поле с движущимися фигурками игроков — все это приводило ее в неописуемый восторг.
— Все равно что на ветер деньги швырять…
Ее космический корабль летел вперед, он ловко уклонялся от преследовавших его лучей лазера, чудом спасался от внезапно появлявшихся ракет и безжалостно сбивал любой вражеский корабль, который пытался на него напасть.
Дети с интересом и не без зависти наблюдали захватывающую картину боя; казалось, что они даже забыли о своей главной задаче, но нет. Как только Бык включил радио и послышались звуки уличной песенки, Никетта торжествующе посмотрела на своих друзей, словно нашла наконец разгадку.
— Парень с гитарой!
Марио и Герусо тотчас ухватились за эту мысль, как будто были уверены, что на сей раз их подозрения окажутся правильными.