Сто один далматин

— Я навсегда запомню эту замечательную прогулку, — сказала миссис Милоу.
В ту же самую минуту тишину прорезал раздражающе пронзительный звук автомобильного клаксона. По направлению к ним мчалась большая легковая машина. Она остановилась у подъезда дома, находившегося прямо перед ними. Дверь дома открылась, из нее вышла высокая женщина и стала спускаться по ступенькам крыльца. На ней было облегающее атласное платье изумрудного цвета, шею обвивали несколько ниток рубинов, а на плечах была накидка из белого обезьяньего меха чрезвычайно простого покроя, которая спускалась до ярко-красных сапожек на высоких каблуках. У нее была смуглая кожа лица, черные глаза с красноватыми искрами и очень острый нос. Волосы на голове разделялись четким пробором и одна половина волос была черной, а вторая белой, что выглядело довольно необычно.
— Вот как, да это Мерзелла Д’Яволь, — удивилась миссис Милоу. Мы учились в одной школе, но ее исключили за то, что она пила чернила.
— Не слишком ли она театральна? — проговорил мистер Милоу и уже собирался повернуться назад, когда высокая женщина увидела миссис Милоу и сбежала вниз по ступенькам прямо к ней. Миссис Милоу пришлось представить ей своего мужа.
— Зайдите ко мне, и я познакомлю вас с моим мужем, — предложила высокая женщина.
— Но ведь вы уезжаете, — сказал мистер Милоу, глядя на шофера, который стоял, распахнув дверь автомобиля. Машина была раскрашена в черную и белую полоску, что делало ее очень заметной.
— Я совсем не тороплюсь и настаиваю на том, чтобы вы зашли к нам.
Нанни сказали, что они возвращаются домой и займутся приготовлением обеда. Они хотели и собак увести с собой, но Мерзелла сказала, что собаки пойдут с ней: — Они такие милые! Я хочу, чтобы мой муж тоже посмотрел на них, — сказала она.
— Какой стала твоя фамилия после свадьбы? — спросила миссис Милоу, когда они проходили через прихожую, отделанную зеленым мрамором в кабинет красного мрамора.
— Моя фамилия осталась прежней, — заявила Мерзелла, — в своем роду я последняя наследница, поэтому я заставила мужа принять мою фамилию.
В этот момент накидка из белого обезьяньего меха чрезвычайно простого покроя соскользнула с ее плеч на пол. Миссис Милоу подхватила ее.
— Какой замечательный наряд, — восхитилась она, — но для такого вечера он вам, наверное, кажется слишком теплым.
— Ни одна вещь не кажется мне слишком теплой, — возразила Мерзелла, — я ношу меха круглый год, я даже сплю между простынями, подбитыми горностаями.
— Очень интересно, — вежливо сказала миссис Милоу. — А стирать их не слишком сложно?
Мерзелла пропустила вопрос мимо ушей: — Я обожаю меха, я живу ими! Только поэтому я и вышла замуж за меховщика.
Вошел мистер Д’Яволь. Это был маленький, озабоченный человечек, у которого, казалось, на лбу написано, что он меховщик. Мерзелла представила его, а потом спросила: — Где же эти великолепные собаки?
Понго и Дамка лежали под роялем. Красный мрамор облицовки стен живо напоминал им о кусках сырого мяса и их аппетит разыгрался.
— У них будут щенки, — радостно сказала миссис Милоу.
— Неужели? — переспросила Мерзелла. — Подите сюда, собачки.
Понго и Дамка вежливо приблизились.
— Какое великолепное кожаное пальто можно из них сделать, — обратилась Мерзелла к своему мужу. — Весной его можно будет носить поверг черного костюма. Как же мы с тобой не подумали, что из собачьих шкур можно делать одежду!
Понго резко и злобно залаял.
— Это всего лишь шутка, дорогой Понго, — засмеялась миссис Милоу, потрепав его по спине. Затем она сказала, обращаясь к Мерзелле: — Иногда мне кажется, что они понимают каждое наше слово.
На самом деле она так не думала, а ведь это была правда.
Точнее говоря, она была права в отношении Понго. Дамка не понимала многие слова, которые были известны ему, но шутка Мерзеллы дошла до нее и очень не понравилась. Что касается Понго, он был вне себя от ярости. Как смеет эта женщина говорить такие гадости в присутствии его жены, да еще когда она ожидает первых в своей жизни малышей! С облегчением он увидел, что Дамку шутка не растревожила.
— Вы должны поужинать с нами в следующую субботу, — сказала Мерзелла миссис Милоу.
Миссис Милоу не смогла сразу придумать причину отказа (так как она была очень правдивой), поэтому пришлось принять приглашение. Затем она сказала, что они не могут больше злоупотреблять вниманием Д’Яволей.
Когда они проходили через прихожую, мимо них прошмыгнула очень красивая белая персидская кошка и побежала вверх по лестнице. Миссис Милоу высказала свое восхищение прекрасным животным.
— Мне она не особенно нравится, — равнодушно сказала Мерзелла. — Если бы она не стоила кучу денег, я давно утопила бы ее.
Кошка обернулась на бегу и сердито зашипела. Кто знает, собаки ее вывели из себя, или у нее были другие причины?
— Я хочу, чтобы вы послушали, как звучит клаксон моей машины, — сказала Мерзелла, когда они спускались по ступенькам с крыльца, — это самый громкий сигнал в Англии.
Она оттолкнула шофера и сама стала сигналить. Мерзелла так долго не убирала палец с клаксона, что Понго и Дамка чуть не оглохли.
— Восхитительные, восхитительные собачки, — приговаривала Мерзелла, глядя на Понго с Дамкой и забираясь в машину, — вы очень подходите по цвету к моей машине и волосам.
Затем шофер укрыл собольей полостью колени Мерзеллы и полосатая машина укатила.
— Когда эта зебра стоит на дороге, ее легко перепутать с пешеходным переходом, — усмехнулся мистер Милоу. — А что, у твоей подруги уже в школе были такие волосы?
— Она никогда не была моей подругой, я всегда побаивалась ее, — передернула плечами миссис Милоу, — но волосы уже тогда были точно такие же: одна половина черная, а другая белая.
Мистер Милоу подумал о том, как ему повезло, что он женат на миссис Милоу, а не на Мерзелле Д’Яволь. Мужу этой женщины он искренне сочувствовал. Понго и Дамка искренне сочувствовали ее белой кошке.
Тем временем золото заката угасло и наступили голубоватые сумерки. Парк опустел, и только издали доносился голос сторожа: «Закрываемся! Закрываемся!». Свежескошенный газон пах сеном, а от пруда тянуло запахом влажных водорослей. Все дома по Внешнему Кольцу, которые были отданы под государственные конторы, были уже закрыты на ночь, и в их окнах не было света.
Только окна дома Милоу призывно светились в сумерках. Вскоре до Понго и Дамки донесся восхитительный запах приготовленного обеда, а когда и люди смогли его почувствовать, им он тоже понравился.
Они задержались около чугунной ограды, чтобы заглянуть на кухню. Хотя она и располагалась в цокольной части здания, но совсем не была темной. В стене кухни была наружная дверь и два больших окна, открывающихся в узенький мощеный дворик, который часто можно видеть перед старыми лондонскими домами. С улицы во дворик можно было спуститься по крутой узкой лестнице.
Чета Милоу и Понго одновременно подумали о том, как замечательно уютно выглядит их кухня. Стены были белые, линолеум красный, а фарфор в шкафчике — в голубой горошек. Еще там была современная электрическая плита, чтобы готовить на ней еду, и старомодный очаг, огонь которого доставлял обеим Нанни много удовольствия. Нанни Кок что-то поливала в духовке жиром, а Нанни К.Мердинер устанавливала блюда на лифтовый подъемник, который должен был доставить их в столовую, расположенную этажом выше. Сквозь окна не доносилось ни единого звука и казалось, что Нанни разыгрывают какую-то пантомиму. Около очага стояли две выстланные материей собачьи корзинки, и два отличных обеда уже поджидали Понго и Дамку в блестящих мисках.
— Надеюсь, мы не утомили Дамку, — заметил мистер Милоу, отпирая дверь своим ключом.
Дамка хотела сказать, что она никогда в жизни не чувствовала себя так хорошо, как сейчас, но так как она не могла говорить, то попыталась показать это. Она резво побежала на кухню, весело вращая хвостом. Понго поступил так же. Он предвкушал обед и долгий, спокойный сон у камелька, рядом со своей ненаглядной Дамкой.