Кап, иди сюда!

И Тоська сразу с ним согласился. Не то что мама.
— А выговор за это не бывает, — сказал Вова. — Просто напишут: «Отправить из лагеря за плохое поведение».
Когда приехали наконец в лагерь, заняли кровати и разложили зубные щётки и мыльницы, Вова подмигнул Тоське и вдруг как кинет свою подушку на середину постели. Тоська в долгу не остался: задрал угол одеяла и поставил один ботинок на тумбочку.
Тогда Вова сделал из своей подушки наполеоновскую треуголку, тоже смял одеяло, и они, очень довольные собой, вышли из палаты.
С этого дня они старались всё делать не так: два раза опоздали на линейку, при всех расхаживали по клумбе, а Вова один раз ответил старшей вожатой: «Ну и пусть, не всё равно!» Когда все пели песни, они визжали и путали слова, а на замечания говорили, что нет слуха. На лагерной спартакиаде Тоська нарочно пробежал последним стометровку, а Вова сбил планку во время прыжков в высоту на самой нижней отметке. Когда пошли купаться, он сделал вид, что тонет, — стал кричать, бить по воде кулаками и булькать. Он так хорошо притворился, что инструктор по плаванию перепугался и вытащил его за волосы. Было очень больно, и Вова кричал уже по-настоящему — боялся, что все волосы выдерут.
— Я думала, ты умеешь барсом плавать. А ты только топором… — сказала ему Тата.
— Во-первых, не барсом, а брассом, — сказал Вова. — А во-вторых, совсем не топором!
И поплыл сажёнками, а инструктор сказал, что он врун и кривляка, и запретил ему два дня входить в воду.
Когда попросили заметку в стенгазету, Вова сказал, что напишет стихи. Три дня думал, а потом написал вот что:
 
 
Прочитайте мой стишок
 
Про болезни всех кишок.
 
Ведь от всяких разных вод
 
Может заболеть живот…
 
 
Тоська сказал, что первые две строчки получились ничего, а дальше хуже и не очень понятно. Но когда Вова подписал и свою фамилию и Тоськину, тот отказываться не стал. Пусть, не жалко! Вместе так вместе.
Член редколлегии Слава прочитал стихи и как-то странно посмотрел на обоих.
— Вы что? — сказал он. — Того?
— Сам ты «того»! — сказал Вова. — Не понимаешь в стихах, так молчи.
— Нас доктор специально просил, — сказал Тоська. — Потому что у многих животы болят.
— Да, — промычал Слава. — Ну ладно. Гуляйте, дышите воздухом.
А вожатый Аркадий в тот же день, увидев, как они в десятый, наверно, раз оставили на своих постелях помятые одеяла и наполеоновские треуголки, спросил:
— Чего вы из себя дураков корчите? Какого лешего вам надо?
Аркадий, видно, не давал самому себе слова, как Тата, — не ругаться. И он припомнил им все опоздания, все «не хочу» и «не буду».
— Позор для отряда. Шуты гороховые. Чёрт знает что! — сказал он в заключение. — А тут ещё стихи идиотские.
— Не идиотские, а медицинские, — сказал Вова.
— Тогда вешайте их в санчасти.
И Аркадий ушёл, а Тоська показал ему в спину язык.
— Что-то не выгоняют пока, — сказал он.
— Ничего! — бодро заявил Вова. — Мы ещё чего-нибудь придумаем.
— Что придумаешь? Уже всё перепробовали.
Вова стал думать. Думал он минуты две.
— А я знаю, как стать пьяным, — сказал он потом. — За это кого хочешь выгонят. Даже с работы.
— Очень просто, — сказал Тоська. — Выпить и не закусывать.
— Так невкусно, — сказал Вова. — И достать негде. Надо по-другому.
— А как?
— Настойку сделать. Соберём малину, насыплем сахару, и готово. Только сахару побольше. Так все делают.
— А отчего пьяные? — спросил Тоська.
— Не понимаешь? От газа. Малина бродит. Под сахаром. Там такой пьяный газ получается.
— Тогда надо не пить, а нюхать, — сказал Тоська.
— Лучше и то и другое, — ответил Вова. — Знаешь, как вкусно!
Они набрали в стеклянную банку лесной малины, раздобыли сахару — немного на кухне, немного у ребят, — кусковой растолкли камнями, засыпали сахар в банку, накрыли бумагой, завязали и спрятали около забора в кустах. Чтоб никто без них пьяным не напился. Вова сказал, что чем дольше будет стоять, тем лучше — получится даже крепче портвейна.
— А сколько ждать? — спросил Тоська. — Часов пять?
— Дня два, — сказал Вова, подумав.
На следующий день после завтрака они пошли посмотреть своё вино. Сахар почти растаял. Вчера был похож на снег, а сегодня напоминал песок после дождя.
— Надо перемешать, — сказал Вова. — Только чем? Знаешь что? Сбегай за зубной щёткой, а я здесь подожду.
— Хитрый какой! Я за щёткой, а ты выпьешь всё, — сказал Тоська.
— Не веришь?
— Верю всякому зверю… Сам сходи.
— Ну ладно, можно и веткой помешать.
Они отломили ветку орешника и размешали не хуже, чем ложкой.
— Давай хоть понюхаем, — сказал Вова.
Стали вовсю нюхать, но скоро им надоело, и даже голова немного закружилась.
— Может, попробуем? — сказал Тоська. — Что, если уже как портвейн?
— Ладно. Только понемножку… Чур, я первый! — крикнул Вова.
Он стал пить прямо из банки и весь измазался, потому что вино было очень густое и надо было всё время стукать рукой по донышку. Потом Тоська тоже как следует измазался, и малины сразу осталось очень мало. Её и было-то с полбанки. Они доели остатки, а банку бросили через забор.
— Ну как, ещё нет? — спросил Тоська Вову.
— Чего «нет»?
— Не пьяный? Я уже немного. Голова кружится.
— А я ещё больше, — сказал Вова. — Первый кто пил?
И он стал шататься, и Тоська тоже — и так они пошли по дорожке. Вова задел какую-то девчонку, и она чуть не упала.
— Ты что? — крикнула девчонка. — Я скажу.
— Он пьяный, — сказал Тоська. — Не видишь?
— Сам ты пьяный!
— И я тоже, — согласился Тоська и даже начал петь: — «Ревела буря, дождь шумел…»
Дальше он не знал слов, а мотива не знал с самого начала.
— Дураки вы, вот что! — сказала девчонка.
Тогда Тоська стал шататься ещё сильнее и тоже толкнул её, и она снова чуть не упала.
— Ты что, очумел? — закричала она. — Рита, скажи им! Хвалятся ещё, что пьяные.
Как это они не заметили, что старшая вожатая рядом? «Если бы не пили, обязательно заметили», — подумал Вова.
— Кто пьяные? — спросила Рита.
— Мы, — сказал Вова и покачнулся.
— Вы что, правда?
— Конечно, правда, — сказала девчонка. — Развоображались!
— Идите сюда! — сказала Рита. — Ближе! Дыши?те!
— Мы и так дышим, — ответил Вова.
— На меня дыши?те, — сказала Рита. — Вот так. Что, конфетами объелись?
— Это малина, — сказал Тоська. — Настойка. Полбанки выпили.
— Кто же вам дал? — спросила Рита.
— Сами сделали, — сказал Вова. — Ещё вчера.
— А, — сказала Рита. — Ну, идите. А толкаться нечего. Даже в шутку. И так отличаетесь — опоздание за опозданием.
— Ну и здо?рово мы их напугали, — сказал Тоська, когда Рита отошла. — Правда, Хмыра? Что ещё надо делать, если пьяный?..
Самое худшее было, когда пошли в однодневный поход. Перед этим Вове с Тоськой велели получить на кухне картошку, а они взяли да набрали в мешок свёклы — кто-то из них придумал.
На привале ребята разожгли костёр и долго спорили, печь картошку или варить. Потом решили и так и так. Развязали мешок, а в нём свёкла! Вова и Тоська думали, будет смешно, а получилось совсем не смешно. Ребята чуть не разорвали их. Они, правда, не испугались — Тоська даже дал одному, который наскакивал. И Вова тоже не струсил, хотя Тоська потом доказывал, что Вова чуть не заревел: известный ведь Хмыра.
— Ну их к лешему, ребята, — сказал тогда Аркадий, — не обращайте внимания. Мы их в цирк сдадим, когда в город вернёмся… А сейчас давайте щавель собирать. Такие щи закатим!
Вова и Тоська сначала ничего не собирали. Они стояли посреди поляны и тёрли в руках какую-то траву. Но потом стали нагибаться вместе с другими.