История Англии для юных

Томас Бекет преклонил перед государем колени, но и тут не удержался от упоминания о своем ордене. Король Людовик Французский, как ни благоговел он перед Томасом Бекетом и подобными ему людьми, счел такое упрямство невыносимым. Он сказал, что Бекет «хочет быть праведнее всех праведников и святее святого Петра», и уехал от него вместе с королем английским. Правда, очень скоро его бедному французскому величеству пришлось униженно просить у Бекета прощения за этот поступок, и как же он был тогда жалок!
В конце концов, после множества всяких перипетий, случилось вот что. Генрих и Томас Бекет опять встретились на французской земле и договорились, что Томас Бекет будет исправлять обязанности архиепископа Кентерберийского в соответствии с обычаями своих предшественников и что король вернет ему право распоряжаться епархиальными доходами. Думаете, Томас Бекет после этого унялся? Ничуть не бывало. Как-то прознав про то, что угроза интердикта побудила короля тайно короновать своего старшего сына принца Генриха, он уговорил папу приостановить полномочия архиепископа Йоркского, совершавшего обряд, и отлучить от церкви епископов, участвовавших в церемонии. Более того, его личный гонец, просочившись через все береговые кордоны, вручил грамоты об отлучении в собственные руки епископов. Засим Томас Бекет возвратился в Англию после семилетнего отсутствия. Возвратился, хотя доброжелатели предупредили его, что это опасно, что один отчаянный рыцарь по имени Ранульф де Брок грозится перерезать ему горло, прежде чем он проглотит кусок английского хлеба.
Простолюдины встретили архиепископа радостно и маршировали за ним до самого его дома, вооруженные кто вилами, кто мотыгой. Он хотел увидеться с молодым принцем, своим бывшим воспитанником, но ему не позволили. Он надеялся найти хоть немногих сторонников среди дворян и священников, но тщетно. Он лез из кожи вон, угождая приверженному ему народу: накрывал столы для нищих, ходил из Кентербери в Харроу-на-Холме и из Харроу-на-Холме обратно в Кентербери, а в день Рождества Христова произнес в Кентерберийском соборе проповедь, в которой заявил собравшимся, что приехал, чтобы умереть среди них, и, скорее всего, насильственной смертью. Однако Томас Бекет не ведал страха, — или этот страх перевешивало его упрямство, — потому что он тут же предал анафеме трех своих врагов, в том числе отчаянного рыцаря Ранульфа де Брока.
Поскольку постоянно носить на себе проклятье (сидишь ли ты, ходишь ли, зеваешь ли, чихаешь ли, справляешь ли какую другую нужду) довольно обременительно, нет ничего удивительного в том, что проклятая троица пожаловалась королю. Не удивительно также, что король, считавший войну оконченной, пришел в бешенство, узнав об этой новой выходке своего неуемного противника. Когда же архиепископ Йоркский сказал: «Не ведать вам, государь, покоя, пока Томас Бекет жив», Генрих опрометчиво вскричал в присутствии всех придворных: «Неужели никто не избавит меня от этого человека?» Услыхав слова короля, четыре рыцаря переглянулись и вышли.
Звали тех рыцарей Реджиналд Фицурс, Уильям Траси, Гуго де Морвиль и Ричард Бритон, и трое из них во дни фаворитства Томаса Бекета состояли в его свите. Оседлав своих скакунов, они втайне от всех пустились в путь и на третий день после Рождества прибыли в Солтвуд-Хаус, родовое поместье Ранульфа де Брока, находившееся близ Кентербери. Тут они потихоньку собрали кучку верных людей (на случай, если понадобится подмога) и поскакали прямо в Кентербери. Четыре рыцаря и двенадцать их соумышленников внезапно предстали перед архиепископом в его собственном доме в два часа пополудни. Они не поклонились, не заговорили, а просто сели на пол и стали поедать архиепископа глазами.
Наконец Томас Бекет спросил:
— Чего вам надобно?
— Нам надобно, — отвечал Реджиналд Фицурс, — чтобы с епископов была снята анафема и чтобы ты ответил за нанесенные королю оскорбления.
— Власть духовная выше власти королевской, — дерзко сказал Томас Бекет, — и не вам, ничтожествам, мне угрожать. Даже если бы мне угрожала вся английская рать, я бы не уступил.
— Тогда от угроз мы перейдем к делу! — вскричали рыцари.
Они удалились вместе с двенадцатью своими соумышленниками, надели латы, препоясались сверкающими мечами и вернулись.
Тем временем слуги архиепископа затворили и заложили на засов главные ворота дворца. Сначала рыцари попытались изрубить их своими секирами, но им указали окошко, через которое можно было проникнуть внутрь, и, оставив ворота в покое, они воспользовались этим входом. Пока рыцари ломились в парадное, приближенные умоляли Томаса Бекета укрыться в соборе, полагая, что в святом месте головорезы не дерзнут совершить над ним никакого насилия. Он же упорно отказывался сдвинуться с места. Однако, услышав в отдалении пение монахов, служивших вечерню, архиепископ сказал, что теперь долг призывает его в храм и поэтому, а не по какой-либо другой причине, он туда пойдет.
Из дворца в собор вела прекрасная старинная галерея, которой вы можете любоваться и сейчас. Томас Бекет прошествовал по ней, не ускоряя шага, и, как всегда, перед ним несли распятие. Когда он благополучно вступил в святилище, его слуги собрались было запереть дверь, но он воскликнул: «Нет! Здесь не крепость, а дом Божий!»
Не успел он договорить, как в дверном проеме возникла тень Реджиналда Фицурса, заслонившая собою последний луч заходящего зимнего солнца. Рыцарь произнес громовым голосом: «Следуйте за мной, верные слуги короля!», и по собору прокатился звон доспехов — это сшиблись в дверях кинувшиеся на его зов соратники.
В высоких нефах и меж величественных колонн собора царила такая мгла, а в подземной крипте и в узких переходах над сводами было столько тайников, что Томас Бекет даже в этой, казалось бы безнадежной, ситуации мог бы спастись, если бы пожелал. Но он не пожелал. Он решительно заявил монахам, что прятаться не намерен. Хотя монахи тут же куда-то растворились и с архиепископом остался лишь верный Эдвард Грим, носивший перед ним распятие, мужество ему не изменило.
Рыцари шагали сквозь тьму, громыхая железом по каменным плитам пола. «Где изменник?» — кричали они. Бекет не отзывался. Но когда они закричали: «Где архиепископ?», он гордо возгласил: «Я здесь!», и, выступя из тени, встал перед ними.
Рыцари не хотели его убивать, им только нужно было любым способом избавить от него короля и себя самих. Они предложили ему либо уехать из государства, либо последовать за ними. Томас Бекет отказался и от того, и от другого и с такой силой оттолкнул Уильяма Траси, схватившего его за рукав, что тот едва удержался на ногах. Своей дерзостью и неподатливостью архиепископ обозлил рыцарей до крайности, и в конце концов Реджиналд Фицурс, которого он выругал нехорошим словом, с криком: «Ну так умри!» — обрушил на его голову меч. Но верный Эдвард Грим выставил руку и принял на себя основную силу удара, так что его господина лишь порезало до крови. Кто-то из рыцарей опять призвал Томаса Бекета покинуть страну, он же стоял недвижимо с окровавленным лицом, склоненной головой и сложенными руками, препоручая душу свою Господу. Тут рыцари набросились на него и зверски зарубили прямо у алтаря святого Бенедикта. Он рухнул на ступени, забрызганные его кровью и мозгом.
Фицурс обрушил на голову архиепископа меч, но верный Эдвард Грим выставил руку и принял на себя основную силу удара
Перед глазами встает жуткая картина: изуродованный труп смертного, который еще недавно сыпал проклятьями, лежит на полу храма в мерцании двух-трех лампад, бросающих красные блики на черную пелену мрака. А преступные рыцари скачут прочь, оглядываясь на растворяющийся в ночи собор и вспоминая то, что они оставили внутри.
  
Часть вторая
 
Весть о жестокой расправе над Томасом Бекетом, учиненной четырьмя рыцарями в Кентерберийском соборе, поразила короля, как громом. Кому-то могло показаться, что своей запальчивой фразой: «Неужели никто не избавит меня от этого человека?» — он высказал желание или пожелание, чтобы Бекета прикончили. Однако трудно себе вообразить что-либо более невероятное, ведь по природе своей Генрих был не жесток (хотя и очень горяч), а кроме того, он, как человек мудрый, прекрасно понимал то, что хорошо понимал любой дурак в его королевстве: такое убийство восстановит против него папу и всю церковь.