Никодимово озеро
? Это я слышала. От сестры, — уточнила Галя. — Ну а что врач сказал? Что с ним?
? Сотрясение.
? Очень плохо?
Алена шевельнула плечами:
? Врач говорит: «Надеюсь...»
? Вы, пожалуйста, извините меня, — в третий раз попросила Галина. — Но я пыталась пройти к нему — меня не пустили. Как я скажу — кто я?.. Где он разбился?
? На дорожке, у дома, — сказала Алена.
? А вы не могли бы попросить... Ну, не маму, конечно — маму неудобно, а врача, — чтобы он пускал меня? Особенно, как Алеша очнется. Правда, тогда он сам... Ну а вы скажете ему, что я все время около больницы? — с надеждой попросила она.
? Хорошо, — пообещала Алена.
? Спасибо! — обрадовалась Лешкина знакомая. Хотя к чему относилось Аленино «хорошо» — понять было трудно: хорошо — она поговорит с врачом, или хорошо — она скажет Лешке?
? Я ведь живу рядом с больницей, — продолжала Галя, — улица Космонавтов, шесть — запомните на всякий случай. Так неожиданно все получилось...
? Откуда вы узнали, что Лешка в больнице?
Галя опять чуть-чуть смутилась.
? Он должен был приехать к нам утром. А новости у нас всегда быстро. Пожар вдобавок, да еще это... Я сразу догадалась. Он обещал помочь нам с утра. У Кости сегодня день рождения. — Уточнила: — Это мой брат, я живу с братом. Потому и приехала сюда... Боже мой! — Страдальчески поморщилась. — Как некстати этот день рождения! И гостей пригласили. Я не буду, конечно... Вот если бы вы зашли на минуту... — вдруг неуверенно заключила она.
Сергей нашарил в траве плоский булыжник и бросил его в одно из окон между камышами. Все трое невольно пронаблюдали, как, взметнув брызги, булыжник шлепнулся в воду, а потом улеглись в камышах поднятые его падением волны.
? Мы после обеда идем в больницу, — сказала Алена.
? Я понимаю, — согласилась Галя. — Я постараюсь вас увидеть. Но если бы вы на одну секундочку зашли... Алешу там почти все знают. И вам было бы интересно познакомиться. Косте моему тоже...
? Нет, нам нельзя, — сказала Алена.
? Тогда, может, завтра? — просительно сказала Галя. — Я бы очень хотела. А лучше сегодня — и я и Костя были бы рады. На секундочку, а?! — Взгляд ее скользнул по часам на руке.
? Не знаю... — сказала Алена и, отогнув манжет куртки, тоже посмотрела на часы.
? Я задержала вас? — Галя торопливо встала. Опять без нужды извинилась: — Простите... Я думаю, что еще увижу вас. А меня обещали подвезти назад... Ох этот запах, просто... — Она оглянулась в сторону пепелища. — До свиданья!
Алена поднялась вслед за ней и подала руку.
Сергей руки не подал, но тоже встал и сказал «до свиданья».
Галя кивнула ему и, взволнованная, пошла той же тропинкой, по какой они шли сюда от усадьбы.
* *
*
Сергей опустился на прежнее место, лицом к озеру, так что Алена, выждав, когда скроется за деревьями их новая знакомая, села за спиной у него. Помолчали.
Подтянув к себе сухую кедровую лапу, Сергей с треском переломил ее. Раз, потом еще раз. И стал попадать обломками дерева в шляпку мухомора на воде... Но это быстро надоело ему.
В тишине стал слышен говор со стороны усадьбы.
? Аленка, — не оборачиваясь, позвал Сергей, — помнишь, мы на чердаке капитанский мостик устраивали? Колесо от граблей стащили, помнишь?..
Алена не ответила. Сергей покрутил в руке последний кедровый обломок и неприметно вздохнул.
Колесо они потом собирались подбросить его прежним хозяевам — в кузницу, да так и не подбросили...
? Бабка Татьяна, выходит, сама спалила усадьбу, — подытожил он свои раздумья. — Зря мы головы ломали...
? Сережка... — помедлив, отозвалась Алена. — Почему он ни разу не написал о ней, а?
Сергей с удовольствием промолчал бы в ответ — по ее собственному примеру, но оглянулся.
Алена сидела, уткнувшись подбородком в сомкнутые на коленях руки, и была чем-то сильно не похожа на себя, как тогда, весной, после истории с зубным врачом, когда узнала, что тот ухаживает за ней, а не за Надькой...
? Знаешь что, Алена, — сказал Сергей. — Все это ерунда!
? Что ерунда?
? Да вот это все! — Сергей описал в воздухе неопределенную геометрическую фигуру. — Знаешь что... Уезжай ты домой, а? Может, еще на море удастся.!. А я останусь пока.
Алена будто не слышала его. Спросила, глядя на мухомор в воде:
? Зачем милиция приезжала?
? Милиция, милиция! — рассердился Сергей. — Это их работа — причину выяснить!
? А я слышала там — старушка одна говорила: чокнулась, говорит, Татьяна —мерещилось ей, будто ходят в доме по ночам... Табашники, говорит... Вроде призраков, — пояснила Алена.
? Ну и что, что померещилось?! — Сергей вскочил на ноги, демонстративно потянулся: руки вверх, в стороны. — От бабок наслушаешься... Лучше пойдем лодку поищем! Увел, что ли, кто?
Алена оттолкнулась от земли, встала.
? Ты иди, а я что-нибудь поесть приготовлю...
И она пошла, не дожидаясь ответа, но не по тропинке, а через кедровник, чтобы не проходить мимо бывшей Татьяниной усадьбы. А через несколько шагов задержалась и сказала с ударением на предпоследнем слове:
? Сережка, ведь она старше его.
Как будто это было самым главным.
* *
*
На весенние каникулы Лешка приезжал в Сосновск. И впервые не только не задержался, но уехал за двое суток до конца каникул. Этому, правда, имелось объяснение. Лешке со скрипом натянули тройки за четверть как раз по тем предметам, оценки за которые входят в аттестат, и директор Никодимовской школы предупредил его, что на экзаменах «зарежет», если успехи его будут такие же...
Лешка уехал. А спустя две или три недели после его отъезда, когда сбежали с полей ручьи и лишь на южных склонах оврагов да кое-где по тайге еще лежал водянистый, под алмазной коркой снег, Алена вместе со своей старшей сестрой Надькой удостоилась внимания одного типа. За ними стал ухаживать новый заведующий стоматологическим отделением той самой поликлиники, где работала терапевтом Аленина мать, Анастасия Владимировна.
Заведующему было двадцать восемь лет, в Сосновск он приехал из Москвы, был не женат, костюмы и рубашки менял каждый день, не курил, не пил, а вдобавок имел собственную вишневого цвета «Волгу»... Все это важно лишь для того, чтобы понять, как относилась к новому заведующему Анастасия Владимировна. Она всю жизнь благоговела перед «серьезными, самостоятельными» людьми, считая их чуть ли не ангелами во плоти. А тут все признаки «самостоятельности» и «серьезности» были налицо. И когда двадцативосьмилетний заведующий собственной персоной на собственной машине однажды подкатил к их дому, Анастасия Владимировна переполошилась.
Стоматолог заехал «случайно». Он любит цветы и набрал за городом пол машины фиалок, а поскольку человек он одинокий и не успел обзавестись друзьями в Сосновске, ему буквально некому подарить эти цветы (хотя, казалось бы, если ты их любишь — держи при себе, любуйся!), и, проезжая мимо дома Анастасии Владимировны, он вспомнил, что знакомство с ней было одним из наиболее приятных в Сосновске, а кроме того, он видел ее чудесных дочек и решил, что именно здесь цветы будут как нельзя кстати...
Анастасия Владимировна засуетилась в поисках вазы, три ее дочери изобразили из себя «чудесных», а непьющий заведующий стал рассказывать им про всякие московские события, о которых не услышишь по радио и не прочитаешь в газете.
Чай заведующий все-таки пил и с того дня сделался частым гостем на Боровой улице, в доме Уверовых, то есть в Аленином доме. Несколько раз катал девчонок на машине. А когда наступил охотничий сезон — пригласил с собой на охоту. Бесхитростная Анастасия Владимировна сама подталкивала дочерей на знакомство с этим «серьезным» типом:
— Да что же, съездите: отдохнете, воздухом подыщете!.. — А Лизу все же ткнула в бок согнутым пальцем, что значило: ей отдыхать и дышать не обязательно — молода еще. Лиза от поездки отказалась.
Поехали втроем. Аркадий в то время на четыре месяца ушел что-то раскапывать с археологами, а Николай Гаврилович, отец Алены, появлялся домой лишь затем, чтобы поужинать, посидеть над книгами,, поспать, и ничем, кроме своей работы на обогатительном, не интересовался, так что женщины сами устраивали свою жизнь, как им нравилось.