Ребята и зверята (илл.)

Тогда Мишка обратил внимание на девушку.
Несчастная, видя, как резво умчался её защитник, со страху выпустила из рук ветку и свалилась прямо к Мишкиным ногам.
Он исполнил вокруг неё один из самых замысловатых своих танцев и собирался в заключение её поколотить, когда на помощь подоспела Соня и прогнала его.
Такие приключения часто случались с Мишкой в течение лета. В промежутки между ними Мишка забавлялся тем, что дрался с собаками, носился по горам или купался в реке. Купался он так: станет посередине реки и начинает разгребать передними ногами воду, поднимая фонтаны брызг.
Мы, играя, любили прятаться с ведёрком на крыльце и, когда Мишка проходил мимо, внезапно окатывали его водой.
Эх, и отплясывал же тогда Мишка!
Ему было уже шесть лет, когда он вдруг ушёл из дому и пропадал целых два месяца. Мама очень горевала. Она решила, что кто-нибудь застрелил Мишку.
Ничуть не бывало. Однажды, возвращаясь домой с объезда, отец увидел столпившихся вокруг чего-то коров. Они стояли тесно друг к дружке, как заворожённые глядели в круг и изредка удивлённо мычали. В кругу отплясывал Мишка. Он, видно, был очень доволен, что коровы так на него загляделись, и разошёлся вовсю. Он вертелся, наклонял рога, приседал, взвивался на дыбы, отскакивал и раскланивался на все стороны.
— Ах ты, шут гороховый! — расхохотался отец, обрадованный тем, что видит Мишку не только живым и здоровым, но ещё в таком весёлом настроении.
Услыхав голос, Мишка вздрогнул, перескочил через коров и убежал на кордон. Несколько дней он был особенно ласковым и милым, и мама не могла на него нарадоваться. Как раз в это время отец узнал, что в окрестностях появилось несколько диких маралов. Он рассказал об этом маме и предупредил её, что теперь Мишка, наверно, уйдёт.
Нет, мама не верила ему. Ну, пойдёт погуляет и вернётся опять. Но Мишка всё-таки ушёл. Навсегда ушёл за перевал. Он вступил в возраст, когда олень дерётся хотя бы с целым светом, ища себе подругу. Мишка был могучий и выхоленный марал, и мы утешались тем, что он победит всех своих соперников. Он будет самым главным среди всех маралов.
Прощай, Мишка, будь здоров!
ИШКА И МИЛКА
Мы с сестрой вернулись из школы. В доме никого не было: все ушли на огород. Мы побежали туда, держа наготове полученные награды.
— Ну, молодцы! — похвалила нас мама.— Подумайте, с первой наградой! За такие успехи действительно следует нам с папой подарить вам что-нибудь! А?.. Отец, что ты скажешь об этом?
Соня незаметно толкнула меня в бок:
. — Скажи сейчас про...
Я кашлянула от волнения и выпалила:
— Никаких подарков нам не надо!
— Это почему же?
— То есть не то что не надо, а дайте нам по рублю. Мы теперь всё время будем переходить с наградами. Мы копим: ишака хотим покупать.
— Когда же вы начали?.. И много вы уже накопили?
— Зимой начали, и уже руп пытдесят пять,— с важностью доложила Наташа. Её, аккуратную и рассудительную, хотя ей было только пять лет, мы выбрали своим казначеем.— Полных руп пытдесят пять. Хоть сейчас могу показать.
А ты разве тоже участвуешь? Ведь ты не в школе, ты на завтрак не получаешь.
— Моих пытнадцать, которые я нашла около ворот.
Отец воткнул лопату в грядку, выпрямился и начал
искать в карманах.
— Вижу, что дело у вас солидно поставлено. Я хочу тоже внести свою долю. Принимайте меня в компанию. Тогда вот вам ещё пять рублей — это мой пай. Забирайте ваши сбережения и айда на базар!
— Ка-а-ак? Уже сейчас, сегодня?!
Через полчаса мы дружно шлёпали босыми ногами по мягкой горячей пыли, направляясь к скотному базару.
Впереди шла Соня. Она держала в руке деньги и напрягала всё внимание, чтобы не уронить и не потерять их как-нибудь.
Я шла рядом и не спускала глаз с её руки. Сзади, весело болтая и смеясь, поспевали рысцой младшие сестрёнки — Юля и Наташа.
Иногда нас вдруг охватывало страшное сомнение. Тогда мы останавливались посреди дороги, Соня разжимала потный кулак, и мы все ещё раз убеждались, что эта смятая, мокрая бумажка - действительно пять рублей, что она цела и что сегодня у нас будет настоящий, живой ишак.
Базар был очень далеко, нам пришлось пройти через весь город.
По дороге попадались и прохладные, тенистые улицы и раскалённые от солнца площади. Пыль на них была такой горячей, что по ней было больно ступать. Перебежав такую площадь, мы усаживались над арыком1 и полоскали в воде обожжённые ступни.
Базар помещался на одной из таких площадей. Издали мы услыхали разноголосый рёв скотины, хлопанье бичей, выкрики и понуканье погонщиков. Вся площадь двигалась от снующих взад и вперёд лошадей, коров и баранов.
Мы потерялись в этом шуме, сбились в кучку и стояли, не решаясь двинуться с места.
— Смотрите, наш Петька соседский тоже здесь... Пе-е-еть-ка!.. Петька-а! Петьку-у!
— Ну, чего галдите? Что это вся ваша компания сюда притащилась? — спросил Петька, подходя и надвигая для фасона фуражку с затылка на самые глаза.
Он прекрасно знал, зачем мы пошли на базар: от самого дома он бежал потихоньку за нами, а теперь притворился, что ему ничего не известно.
— Чего?! Ишака покупать? Это вы-то?.. Нет, брат, тут надо человека понимающего. А то живо обжулят.
— А ты, Петя? Ты ведь понимаешь в ишаках?
Петя этого только и ждал:
— И то, помочь разве вам? Тоже, главное, пошли и мне не сказались. Да тут вас одних враз ободрали бы. Ишака бы вам подсунули какого-нибудь больного.
Услыхав о таких страхах, мы сразу присмирели:
— Вот хорошо, Петя, что ты подоспел вовремя! Как это ты замечательно кстати всегда попадаешься, правда...
И мы все вместе принялись бродить по базару.
— Ишак продаётся?
— Продаётся.
— Сколько?
— Десять рублей.
— Отдавай за три.
— Пошёл вон, дурак!
Петька торговался бойко, и по его адресу то и дело раздавалась ругань.
— Петька, вон ещё смотри — чёрный большой ишак. Вот бы нам такого!
— За сколько продаёшь?
— Семь рублей.
— А вы за шесть с полови...
Петька разозлился и закричал на Соню:
— Если ты будешь вылезать, я уйду совсем! Делай тогда сама как хочешь!
Соня прикусила язык, и он снова обратился к хозяину:
— Красная цена твоему ишаку четыре рубля.
— Ну ладно, бери.
Соня с готовностью раскрыла кулак.
— Постой! Да подожди же ты, Сонька! Успеешь высунуться со своими деньгами. Нужно его ещё попробовать. Может, он и копейки не стоит.
— И это верно. Ну, садись на него, Петя, посмотрим, хорошо ли он бегает.
Мы расселись поодаль на земле, а Петька взгромоздился на ишака, чтобы проскакать перед нами. Но ишак оказался хромой.
Опять начались наши скитания по базару. Мне приглянулся маленький серенький ишачок. Он грустно стоял в стороне под огромными вязанками хвороста. Вязанки были прикреплены к бокам ишачка и, поднимаясь от земли, совершенно закрывали его. Стоит целая копна хвороста, а из-под неё выглядывает серенькая головка с большими умными глазами и мягкими, бархатными ушками.
— Смотрите, вон какой славный! — заметила Юля.
— Скромненький такой, стоит себе, опустив хвост! — сразу восхитилась ишачком Наташа.
— Ну, такого-то, наверно, не станут продавать.
— А может быть, продадут. Давай спросим.
Спросили. И вдруг оказалось, что ишачок продаётся.
— А за сколько?
— За восемь рублей отдам.
Тут пять разных голосов принялись наперебой упрашивать хозяина, чтобы он уступил. Уж как мы его уговаривали, как упрашивали! Петька раз десять хлопал его по корявой ладони. Наташа ласково заглядывала ему в глаза, а Соня всё твердила:
— Шесть с половиной, а? Ладно, а?
И вот с ишака осторожно сняли тяжёлые вязанки, и нам был торжественно вручён конец верёвочного недоуздка.
Дорога домой нам показалась гораздо короче. Мы все разом громко говорили и смеялись без всякого повода.