Игра длиною в жизнь (ЛП)

Я повернулся лицом к компании ребят, которым было лет двадцать или около того.
— Можешь оставить мне свой автограф? — с надеждой в голосе спросила девушка.
Подняв вверх сломанную руку, я пожал плечами.
— Извини, но я ничего не могу подписать сломанной рукой.
— Ох, да, глупая я, — девушка хлопнула себя по лбу. — Тогда, можно с тобой сфотографироваться?
Я втянул в себя воздух и огляделся вокруг, прежде чем согласился.
— Конечно.
После одного снимка я надеялся, что мы закончим, но каждый человек из этой компании имел свой собственный телефон с камерой и захотел персональную фотографию со мной. Скоро вокруг нас сформировалась небольшая толпа, и все хотели одно и то же. Пытаясь сдержать свое раздражение в узде, я сфотографировался со всеми, кто этого хотел, прежде чем повернулся к своему брату, который стоял в сторонке подальше от толпы.
— Мне жаль. Возможно, было бы лучше воспользоваться метро, — сказал я, прежде чем мы двинулись дальше вверх по улице.
— Хах, это было круто, — сказал Дин с улыбкой. — Вдобавок, ты вел себя с ними вполне пристойно.
— Да пошел ты.
— Видишь? В чем твоя проблема, чувак?
— Не начинай, — сказал я сквозь стиснутые зубы. Я не хотел сейчас об этом говорить. Мои мысли и так причиняли мне достаточно боли. И последнее, что мне хотелось делать, это обсуждать свои проблемы с братом.
— А я начну, — резко сказал Дин. — Ты ведешь себя как самый настоящий мудак. И по отношению к Кэсси, и по отношению ко всем окружающим тебя людям. Ты хочешь, чтобы она оставила тебя к чертовой матери?
Я остановился. Прямо. На. Полушаге.
— Что за херню ты только что сказал? — я уставился на младшего брата, сердце бешено колотилось у меня в груди.
Черты лица Дина стали жестче.
— Она не будет мириться с этим вечно. В конце концов, она оставит тебя. И это будет только твоя вина.
Я попытался оттолкнуть его, но он увернулся.
— Не говори так. Черт, не смей говорить такое.
— Что? Ты не хочешь слышать правду? Сейчас ты невыносим. Я никогда не видел тебя таким. И, не дай Бог, твоя рука не срастется как надо и…
Я оборвал его на полуслове, не желая слышать долбаные слова, которые стремились сорваться с его губ.
Все, что я хотел прямо сейчас, это врезать ему.
— Заткнись, Дин. Заткнись, черт бы тебя побрал, сейчас же. Ты не знаешь, на что это похоже. Ты не имеешь ни малейшего понятия, что я чувствую.
— Тогда скажи мне! Скажи хоть кому-нибудь! — закричал он, и я мог поклясться, что в этот момент весь город замер, чтобы послушать нас.
— Черт, сбавь тон, — приказал я и пошел дальше. Его пальцы ухватили рукав моей рубашки, и он потянул меня назад. — Какого черта?
— Мы поговорим прямо сейчас, — сказал Дин, когда вперил в меня свой взгляд. — Поэтому найди какое-нибудь место, где мы сможем это сделать. Фразу «я не буду говорить» за ответ не принимаю.
Мой упрямый характер не позволил мне ответить вслух. Вместо этого, я пошел вперед в сторону парка. В Центральном парке было немало мест, где мы смогли бы поговорить без посторонних.
Когда мы пересекли Пятое Авеню, я повернулся к Дину и указал на здание неподалеку.
— Это отель Плаза. Любимое место Кэсси. Она в прямом смысле слова влюблена в него и еще вот в этот фонтан.
Дин посмотрел в сторону отеля и фонтана.
— Могу понять почему. Это фантастическое место.
— Пошли. Парк уже рядом.
Я был уверен, что Дин так и не понял, где оказался. Он не знал, каким огромным был парк, и считал, что Центральный парк по размеру не превосходит парки у нас в Калифорнии. Мне следовало сказать ему, что Центральный парк чем-то напоминает Гриффит-парк [15], только в несколько раз круче.
Мы вошли в парк с юго-восточного угла, поэтому у нас не заняло много времени, чтобы зайти вглубь достаточно, чтобы звуки внешнего мира стихли. Этим парк и был примечателен. Только что ты мог переходить улицу под крики извозчиков, шум машин и возгласы туристов, а в следующую минуту ты попадаешь в мир, где щебечут птицы, трусцой бегают жители города, и единственный звук, который ты слышишь, это стук подков лошадей по тротуару. Погрузившись в этот мир, легко забыть обо всем, что творится за пределами парка.
Сделав еще пару шагов, мы с Дином оказались около пруда.
— Вау, — сказал Дин с улыбкой. — Значит это и есть Центральный парк, мм?
Я засмеялся. Черт. Я не смеялся несколько дней, и мое лицо с трудом вспомнило, как это делать.
— Это малая часть Центрального парка.
— Что ты имеешь в виду?
— Приятель, это всего лишь пруд. Здесь есть еще озеро, карусели, ледовый каток, бейсбольное поле, зоопарк, поляны, где устраивают концерты, и прочее дерьмо. Этот парк невероятных размеров. Я до сих пор всего здесь не видел.
— Это уже похоже не на парк, а на целый город.
Я пожал плечами.
— Что-то типа города в городе. — Заметив неподалеку несколько больших валунов, я направился к ним, Дин последовал за мной. Я забрался на самый большой камень и уселся на его вершине. Дин пристроился рядом.
— Это больно? — спросил он.
— Больно что?
— Твоя рука. Я вижу, что ты все время её поджимаешь, и мне стало интересно, она болит?
Я посмотрел на свою руку в гипсе.
— Я, в самом деле, так делаю? Даже не заметил.
— Это не ответ, — сказал Дин.
Я никому в этом не признавался. Даже доктору в команде. Но да, моя рука болела. И это убивало меня. Врачи выписали мне обезболивающие таблетки, но я их не принимал.
— Да, болит, — признался я.
— Как сильно?
— Постоянная ноющая боль. Я могу почувствовать свое сердцебиение в кончиках пальцев. И это убивает меня.
Дин наклонил голову набок, то ли смущенно, то ли обеспокоено.
— Это нехорошо. Врачи же дали тебе обезболивающее, правда?
Я резко кивнул.
— Получается, что они не помогают? Ты сказал им?
Я выдохнул.
— Я их не принимаю.
— Что? Почему?
На его лице вспыхнуло непонимание, я отвел глаза и стал рассматривать зеленые деревья вокруг нас.
— Потому что я не собираюсь принимать всякую хрень. Я не пью таблетки. Я никогда в жизни не принимал обезболивающее. И я слышал, что на них можно подсесть. Что если я стану зависим от таблеток?
Дин захохотал. Я боролся с желанием намять ему бока, чтобы его заткнуть.
— Ты не станешь зависим, — сказал он. — Просто сократи дозу наполовину. Когда ты почувствуешь боль, прими половину из того, что тебе прописал врач. Скоро боль пройдет, и ты перестанешь нуждаться в таблетках. Ты не супермен, Джек.
— Да что ты говоришь.
— Я говорю это потому, что я тебя знаю, брат, — настаивал он.
— А я говорю «нет», потому что видел, сколько парней подсели на это дерьмо. И я отказываюсь пополнять их ряды.
Дин вздохнул, явно больше уверенный в своих силах, чем я.
— Вот. — Из заднего кармана он достал конверт и опустил его мне на колени.
— Это что еще за фигня?
— Письмо от бабушки.
— Ты читал его? — спросил я с обвинительными нотками в голосе.
Дин нахмурился и рыкнул.
— Разве похоже, что я его читал?
Я покрутил конверт в руках и вскрыл печать.
«Дорогой Джек,
Иногда жизнь складывается не так, как мы того хотим. Ты как никто другой выучил этот урок. Сначала с твоими родителями, потом с Кэсси и той ужасной девушкой и сейчас с бейсболом.
Нам с дедушкой очень жаль, что так получилось с твоей рукой. И мы знаем, как, должно быть, тебе сейчас больно от этого. Но, Джек, я наслышана о твоем поведении и об отношении к твоей жене, и я не могу с этим мириться. Я не воспитывала тебя быть подлым, грубым и неуважительным с единственным человеком, который любит тебя в твоем самом худшем проявлении.
Я знаю, ты думаешь, что вся твоя жизнь СВЯЗАНА с бейсболом, но реальность такова, что жизнь это гораздо больше, чем выбранная нами профессия. Да, бейсбол занимает большую часть в твоей жизни, но всё же это только часть. И не важно, как бы ты не уверял себя, но ты не бейсбол, и бейсбол это не ты. Спорт не будет присутствовать в твоей жизни вечно. Ничто не длится вечно, дорогой. Ничто, кроме любви, конечно.