Рассказы охотника
За волками
Сговорились мы раз с приятелем поехать на охоту за волками. Затеяли мы охоту не простую. На такой охоте не мы за зверем должны гоняться, а зверь за нами. И охотиться нужно не днем, а ночью.
Оделись мы потеплее, запрягли лошадь. Сзади к саням привязали на веревке мешок, набитый свиным навозом, а в другой мешок посадили живого поросенка и взяли его с собою в сани.
Выехали из деревни. Ночь ясная, морозная. Кругом поля, синие от лунного света. Дует ветерок и гонит по синему полю белые волны пушистого снега. Санки покачиваются на мягких сугробах, как будто и впрямь плывут по волнам. Вдали островками темнеют холмы, перелески.
Вдруг как завизжит, как захрюкает поросенок! Я даже вздрогнул от неожиданности. А это мой товарищ его тихонько за хвостик дернул. Тут я сразу сообразил, в чем дело. «Ну, — думаю, — начали охоту!» Поправил на коленях ружье и стал внимательно осматриваться по сторонам.
Проехали еще немного, и опять товарищ дернул за хвост поросенка, а тот на всю округу визг поднял. Мы с приятелем оба настороже: зорко вглядываемся в морозную лунную даль.
Миновали поле и въехали в лес. Он весь блестел и искрился под луною. По сторонам возвышались, казалось, не деревья, а чудесные дворцы с белыми сверкающими шпилями, башенками. А под ними темнели глубокие синие пещеры. Все замерло, застыло.
Едем мы по лесной дороге, кругом мертвая тишина.
И вот в тишине снова раздался звонкий поросячий визг и затих.
Вдруг мне показалось, что позади нас среди кустов что-то мелькнуло. Я оглянулся: большой темный зверь выскочил на дорогу и, опустив хвост, насторожив уши, стал обнюхивать на снегу след от мешка со свиным навозом. За ним из кустов показался второй зверь, третий.
Лошадь захрапела, рванулась вперед. Товарищ тоже оглянулся.
— Волки, — тихо сказал он и начал тормошить поросенка.
Тот завизжал, захрюкал. Волки мигом насторожились. И тут-то они заметили привязанный за санями мешок, который подпрыгивал на ухабах, точно живой.
В один миг звери бросились вслед за ним. Испуганная лошадь помчалась. Товарищ изо всех сил натягивал вожжи, стараясь ее сдержать. Но волки и так нас нагоняли.
Вот они почти рядом, сейчас схватят мешок. Теперь только бы не промахнуться! Я прицелился и спустил курок. Гулко прокатился выстрел. Волки шарахнулись в сторону.
Неужели промахнулся?! Нет. Один из волков, отбежав немного, зашатался и упал; два других исчезли в кустах.
С большим трудом удалось нам наконец остановить лошадь. Мы подъехали к мертвому зверю и осторожно, чтобы не напугать лошадь, положили его на сани. Это была старая большая волчица с серой густой шерстью и огромными стертыми клыками.
— Вот удача! — обрадовались мы.
— Саму старуху уложили, — говорит приятель. — В ней главное зло. Ведь каждый год она где-то тут поблизости выводок приносила. В лес стадо хоть не гоняй. Совсем разорила.
На другой день вся деревня перебывала на нашем, дворе. Все глядели на убитую волчицу и благодарили нас.
— Что, покушала поросятники? — сказал старый пастух. — Это тебе не с дедушкой Федором своевольничать. Охотники — народ серьезный. С ними не шути.
Звериная хитрость
Мы с дедом Пахомычем исколесили за день добрых двадцать километров по полям и перелескам, а добыча все не попадалась. Я уже потерял всякую надежду, как вдруг Пахомыч махнул, мне рукой. Я быстро подошел к нему и доглядел в ту сторону, куда он указывал.
Вдалеке на заснеженном поле темнело и двигалось что-то живое.
— Вот она, голубушка, мышкует! — весело сказал старик.
Я достал из сумки бинокль, поглядел. Прямо передо мной на чистом снегу резвился рыжий пушистый зверь. Это была лиса. Она, как кошка, приседала; нацелясь, делала прыжок, быстро разгребала снег передними лапами. Потом вскакивала, оглядывалась и снова прыгала. Лиса охотилась за полевыми мышами, или, выражаясь по-охотничьи, «мышковала».
Мы спустились с бугра и стали с двух сторон подвигаться к зверю. Наша цель была не напугать лису, а только помешать ей охотиться за мышами. В таких случаях лиса обычно далеко не удирает, а уходит в ближайший лесок, прячется там и ждет, когда пройдут непрошенные гости, чтобы снова продолжать прерванную охоту.
Так и вышло. Когда лиса нас заметила, она вскочила, не торопясь побежала к ближайшему перелеску и скрылась в нем. Через каких-нибудь пять-десять минут мы уже были у опушки.
— Ну, теперь живее! — скомандовал Пахомыч.
Мы вытащили из заплечных мешков связки красных лоскутных флажков, нашитых на длинную бечевку. Каждый из нас привязал свой конец бечевы к кусту, и мы пустились в разные стороны по опушке, разматывая бечевку и цепляя ее за ветки кустов и деревьев.
Мы опоясывали перелесок гирляндой красных флажков.
«Хватит ли только у нас бечевки, чтобы окружить весь лесок?»
С каждым шагом мой клубок становился меньше. «Ох, не хватит!»
И вот, когда я уже разматывал последний десяток метров, впереди послышался легкий хруст снега, и навстречу из-за кустов показался Пахомыч.
— Хватило! — сказали мы разом и соединили концы бечевок.
— Пахомыч, а не опоздали мы? Стрелять-то уже темновато, — с тревогой сказал я.
— Да мы сегодня ее и трогать не будем, — ответил старик. — Завтра утром займемся. А сейчас идем в деревню ночевать.
— Послушай, Пахомыч, неужто она и ночью не уйдет из круга?
Старик засмеялся:
— Не беспокойся, уж раз затянули — конец! Ни лиса, ни волк через флажковую цепь не пройдут.
— Да ведь ночью-то флажков не видно.
— Значит, зверь и ночью их видит. Вернее, не видит, а носом чует. Запах-то от них не лесной, а человечий, вот зверь и боится. — Старик весело подмигнул: — Наша будет, голубушка!
Мы отправились в ближайшую деревню ночевать. По дороге я думал: «Все считают лису умным и хитрым зверем, а какой же это ум, если ее так легко перехитрить? Натянули кругом леса веревку с тряпками — лиса и будет в, круге сидеть всю ночь и дождется, пока утром придут и застрелят ее».
На следующее утро, едва рассвело, мы уже были на опушке леса.
— Ну, Егор Алексеевич, теперь не подкачай, — тихо сказал мне Пахомыч. — Иди в лес, стань шагов на двадцать от флажков в кустах и поглядывай, а я зайду в лес с другой стороны. Буду к тебе подаваться да полегоньку посвистывать. Лиса, как услышит свист, вскочит и начнет кружить лесом вдоль опушки, высматривать, нет ли где свободного прохода между флажками, да прямо на тебя и выскочит. Тогда стреляй, только не торопись.
Пахомыч скрылся за деревьями. Я стал возле большого дуба. Начались минуты напряженного ожидания, знакомые только охотнику. Так прошло больше получаса.
Вдруг впереди что-то хрустнуло. С кустов посыпался снег. Я даже вздрогнул, поднял ружье. Сейчас из чащи появится зверь… Секунда, другая…
От волнения захватывает дух. Вот-вот выскочит… Раздвинулись ветки, из-за них показалась голова Пахомыча.
— Что, прозевал лису? — сердито сказал он.
— Как прозевал? Да ее здесь и не было!
Пахомыч в недоумении развел руками:.
— То есть как не было? Куда же она девалась? Я весь лесок исходил. — Он покачал головой. — Пойду еще похожу.
Пахомыч снопа скрылся в лесу. Но вскоре откуда-то издали он позвал меня. Я поспешил к нему. Старик стоял у самой опушки.
— Погляди-ка, Лексеич, что наша лиса ночью придумала! — сказал он, указывая на снег.
Я подошел. Из чащи леса к опушке вел лисий след, но, не доходя шагов пятнадцать до флажков, вдруг прерывался.