На озере Светлом
Задумавшись, Пинчук усаживается на пенёк у края просеки и закуривает. Он выжидательно посматривает на Колокольцева: что-то скажет инспектор? Должен понимать, что дело предстоит нешуточное.
Колокольцев молчит: и у него невесело на душе. Вчера возился всю ночь с аварийщиком из городского торга, сегодня авария в десять раз сложнее.
— Как, инспектор? Что будем делать? — слышит он вопрос Пинчука.
Широкое лицо Пинчука озабочено, хитроватые глаза перебегают с предмета на предмет и явно не хотят встречаться с глазами Колокольцева. Колокольцеву понятно: ох, не хочется, очень не хочется трактористу браться за трудное дело! Но как прикажете поступать? Взяв себя в руки, Колокольцев твёрдо и решительно говорит:
— За чем приехали, то и будем делать.
— Н-да! Значит, трактор спускать?
— А ты как думал? Обратно покатим?
— Сам видишь, обстановка сложная, — кивнув на обступившие залив скалы, говорит Пинчук.
— Допустим, сложная. Дальше что?
— Ни черта нам здесь не сделать. Только намучаемся да ещё трактор угробим…
— Ну-у, пое-ехали!
Колокольцев с ожесточением хлещет хворостинкой по голенищу сапога. Потом неожиданно произносит:
— Ты, Василь Дмитрич, когда-нибудь в палатке зимовал?
— То есть как в палатке? — не понимает Пинчук.
— В обыкновенной палатке. Над тобой метель воет, степь кругом, снег во все щели лезет, мороз этак градусов на тридцать. Ни раздеться, ни помыться…
— Ты к чему это? — удивляется Пинчук, — Армию вспомнил?
— Зачем армию? Я ребят вспомнил, которые на целине зимовали. Машина-то ведь из Алаганского совхоза. Её по всей области ищут.
Груз на ней, может, такой, что цены нет. А мы с тобой сидим на пенёчке рядышком, покуриваем и рассуждаем: не то вытаскивать машину, не то домой поехать, чайку попить…
— Агитируешь? Зря! В политике я не хуже тебя разбираюсь.
Шевельнувшись, трактор наклоняется, словно хочет посмотреть землю, потом начинает осторожно ползти вниз.
Семён, ни на кого не глядя, произносит:
Я смотрел груз-то, хотел ещё в лодку докладывать да на берег вывезти, да уж больно тяжелущие ящики, одному никак не поднять. — Помолчав, как бы про себя, добавляет: — Надо бы вытащить машину: вода-то для неё вредная, попортить может.
— Тоже мне адвокат нашёлся! — ворчит Пинчук.
Он докуривает папиросу, втыкает огнём в землю, придавливает каблуком и встаёт.
— Так спускать, значит, трактор? — спрашивает он ещё раз.
— Само собой, — подтверждает Колокольцев и тоже встаёт.
Они поднимаются в гору, туда, где на самой вершине стоит трактор. Стоит и сверкает своими никелированными прожекторами-глазами, точно всматриваясь в бескрайные горные дали, в леса и озёра — в места, на которых ему придётся потрудиться.
БОРЬБА ЗА ПОБЕДУ
Пулемётной дробью рассыпался над озером треск мотора-пускача. Он работает с минуту, не больше, потом слышатся глухие, благодушные хлопки.
Сначала редкие, они быстро учащаются, и вот уже все звуки исчезли в густом и басовитом рёве главного мотора.
Шевельнувшись, трактор наклоняется, словно хочет посмотреть землю, потом начинает осторожно ползти вниз.
Идёт он не прямо, а зигзагами, то двигается вперёд, то пятится назад, выбирая более пологий путь. Дверцы кабины открыты и беспрерывно хлопают, то распахиваясь, то закрываясь.
— Василь Дмитрич нарочно их не закрыл: в случае чего выпрыгнет. Как же, ведь опасно! — торопливо поясняет Митя, и голос его дрожит от волнения. Если бы не шагающий неподалёку от трактора Колокольцев, Митя давно бы умчался к машине — так его, горячего и бесшабашного, тянет туда, где опасно.
Опасно… Это простое слово обжигает Павлика, заставляет сильнее биться сердце. Он много читал об опасностях и приключениях, но это были какие-то книжные приключения, придуманные опасности, а эта вот опасность настоящая. Ведь трактор может перевернуться так быстро, что и выпрыгнуть не успеешь, и тогда конец, гибель. Вот почему Василий Дмитриевич так неохотно согласился спускать трактор с горы: не потому, что не хотел, а потому, что надо было рисковать жизнью. Но тогда об опасности не было сказано ни слова, — видимо, об этом не принято говорить…
Сквозь ветровое стекло Павлик видит как-то по-особенному затвердевшее, напряжённое лицо тракториста, его глаза, прощупывающие каждую складку на пути, видит его руки, крупные, тяжёлые руки, лежащие на рычагах. Даже не взглядывая на рычаги, он с молниеносной быстротой переключает их, когда нужно…
Иногда трактор накреняется так круто, что у Павлика замирает дух: вот сейчас, сию минуту машина перевернётся и кувырком покатится вниз. Сердце бьётся так сильно, с такой болью, что Павлик не может выдержать и закрывает глаза. Хоть бы скорей всё это закончилось!
— Ура! — кричит рядом Митя. — Павка, да ты посмотри: наша взяла!
Павлик открывает глаза: трактор идёт совсем рядом и, огибая скалы, по пологому склону выбирается на отмель. Развернувшись и сразу проделав в слое гальки глубокую впадину, он встаёт лебёдкой в сторону буйка.
Радость первой победы воодушевляет всех: Митя уже у трактора и ходит вокруг него, приплясывая; Семён мчится по берегу к лодке; Василий Дмитриевич, улыбаясь, выходит из кабины и вытирает ветошью вспотевшее лицо; довольный Колокольцев раздевается в сторонке, аккуратно складывая костюм.
Один Павлик стоит там, где стоял. Он сконфужен своим минутным испугом, от которого ещё не избавился, и соображает, заметил ли кто-нибудь его страх.
Появляется лодка. Семён выпрыгивает из неё, подходит к Колокольцеву. Они о чём-то совещаются, и Семён тоже начинает раздеваться. Потом они идут к трактору, забирают конец троса с лебёдки и волокут к лодке. Лодка отчаливает, трос медленно ползёт за ней.
Митя уже тут. Вцепившись в стальной трос, он вместе с трактористом вытягивает его с барабана и подаёт вслед лодке. Но как они ни стараются, как ни гребут Колокольцев с Семёном, лодка замедляет ход: ей не вытянуть тяжёлого каната.
— Павка, чего ж ты? Помогай! — отчаянно кричит Митя.
Поплевав на натёртые стальными витками ладони, он опять хватается за трос и тянет его.
Павлик нерешительно подходит: ему не верится, что он может оказаться полезным.
— Берись, берись, парень! Пособляй, видишь, какое дело получается! — басит Пинчук.
Изнемогающие от усилий Колокольцев с Семёном тоже кричат:
— Подавайте трос! Чего вы там?
Они уже далеко, подле самого буйка, но лодка почти не движется.
Павлик хватается за трос, тянет его изо всех сил, не обращая внимания на то, что жёсткие витки обдирают ладони.
— Стоп! Хватит! — кричит с лодки Колокольцев.
Видно, как он совещается с Семёном и первым ныряет в воду. Проходит несколько секунд, все с волнением вглядываются в то место, где исчез под водой инспектор. Появившись, он долго отфыркивается и говорит:
— Глубоко сидит, насилу буксирную тягу отыскал. Теперь трави понемногу, попробую зацепить.
Он появляется над водой ещё несколько раз: видимо, зацепить трос за буксир не так просто. Потом они ныряют вдвоём, предварительно сговорившись о том, что каждый будет делать под водой.
Их долго нет. Первым выскакивает Колокольцев, вслед за ним появляется Семён.
— Чего ж вы вынырнули? — спрашивает он Колокольцева. — Ещё бы маленько, и зацепили бы…
— Дыхания не хватило, понимаешь, — оправдывается инспектор. — И так чуть не лопнул.
— А вы много воздуху не набирайте, от этого только хуже, — советует Семён, — Надо, чтобы вдох нормальный был.
Отдышавшись, они опять скрываются в глубине и на этот раз успевают закрепить трос.
— Давай помалу! — приказывает Колокольцев и ложится на корму, чтобы лучше видеть, что будет происходить под водой.