Говорящий ключ
— Это Саня, сын председателя колхоза Дашуты, — представил Воробьев смущенного мальчика своим спутникам, — Знакомьтесь — охотник и будущий разведчик земных недр. А твой товарищ тоже геолог?
Нет, он в моряки пойдет, — ответил Саня, принимая слова Воробьева как должное. — Ты чего стоишь! Витька? Не видишь, что с тобой хотят познакомиться?
Виктор опустил ружье, подошел к Воробьеву и, вспыхнув до корней волос, протянул ему руку, подражая Сане.
— Виктор Нигей!
— Ничей? — переспросил Николай Владимирович.
— Нигей, — с отчаянной ноткой в голосе повторил Виктор. — Это фамилия наша такая... Нигей!
— А я думал — ничей, хотел было в экспедицию зачислить. Раз ничей, думаю, пусть будет нашим, — пошутил Воробьев.
Нина окончательно привела мальчика в смущение, задержав на его лице пристальный взгляд. Виктора выручил подход каравана. Поляна заполнилась шумом и движением.
Юферов зычно отдавал команду, указывая, где ставить палатки. Виктор бросился помогать развьючивать оленей. Николай Владимирович, не обращая внимания на суматоху, продолжал допрашивать Саню.
— Что же вы забыли в Качанде?
— У меня там тетка живет, а у Виктора сестра родная... Мы погостить, — соврал Саня. — Отец сказал: «Выйдете в Тигровую падь, подождете денек, пойдет экспедиция, вас с собой захватят до Качанды». Наказывал нам привет передать и это самое... как его... почтение. Кавалерийский привет, говорит, пехотинское почтение начальнику товарищу Воробьеву.
— Ага, вон что, значит, кавалерийское почтение, — рассмеялся Николай Владимирович и, подозвав Юферова, распорядился: — Антип Титыч, устройте этих орлов в палатку и зачислите на довольствие.
— Это что еще за пичужки? — встопорщил усы Юферов, с удивлением глядя на Саню.
— Андрей Ефимович Постриган прислал, — схитрил Николай Владимирович. — Пишет в записке: «Удовлетворяя просьбу бурового мастера Юферова по поводу замены радистки Нины Одуванчик комсомольцами, посылаю двух учеников горного ремесленного училища товарищей Нигей и Дашуту. Радистку немедленно отправьте на прииск».
— Что же они умеют делать? В бабки играть? Вот не было печали, да черти накачали. Нет! Нет! Я протестую, Николай Владимирович. Отправьте их обратно, а Нину отпускать нельзя. Она нам ко двору пришлась, молодец деваха. Да как же мы тогда без радиостанции обойдемся? Ведь не близко идем, к лешему на кулички. — Мастер критически осмотрел насупившегося Саню. — Чего только они там думают? Посылают мальчишек, будто бы у нас детский сад, а не экспедиция!
— Помнится мне, ты также был против Нины, а теперь за нее горой стоишь. Смотри, и здесь ошибешься. Придется все-таки приказ начальника управления выполнить. — Воробьев, взглянув на огорченное лицо мастера, не мы держал серьезного тона, подмигнул растерянно смотревшему на него Сане.
Юферов заметил это.
— А я уж подумал и вправду их к нам прислали, — повеселел он.
— Ребята идут в Качанду, — пояснил Воробьев. — Филипп Васильевич Дашута просил захватить их с собой. Это его сын Саня. Кстати, Дашута передал тебе... Саня! Что батька велел передать товарищу Юферову?
— Кавалерийское почтение, пехотный привет... Говорит, крепко пожми ему руку.
— Пожать руку! — Антип Титыч с сомнением оглядел хрупкую фигуру мальчика и осторожно стиснул его, руку в своей железной ладони. — Ну, коли так, пойдем, Воробей-охотник, в нашу палатку, там место для вас обоих найдется.
Нечаянно сорвавшееся у Юферова слово не пропало даром. Прозвище «Воробей-охотник» словно прилипло к Сане надолго. Он не обижался на это, хотя предпочел бы, чтобы его прозвали просто «охотник», без прибавки. Ребята скоро перезнакомились со всеми разведчиками и стали чувствовать себя в экспедиции словно равноправные ее члены.
Воробьев приказал завьючить вещевые мешки мальчиков, и они шли налегке, лишь с патронташами и ружьями. Ребята старались быть полезными, помогали в пути следить за вьючными лошадьми и оленями. К ним все быстро привыкли. Саня с увлечением слушал рассказы разведчиков о прошлых походах в тайгу, о неизведанных еще богатствах, таящихся в недрах земли. Антип Титыч Юферов, заметив интерес мальчика ко всему, что связано с горным делом, узнав о его мечте стать геологом, еще больше подогрел это стремление, рассказав несколько интересных случаев из своей таежной практики. Однажды он поднял с дороги кусок кварца и, протянув его Сане спросил:
— Что за камень?
— Кварц, дядя Юферов.
— Молодец, Воробей-охотник. Кварц — это первейший спутник золота. В кварцевых жилах металл вкраплен. Как-то на Белой горе — приисковый участок такой есть — подобрал я камень пуда на два, смотрю — в изломе блестит, раздробил его, промыл и добыл граммов двести золота. На крупных приисках, там, где имеется рудное месторождение металла, существуют специальные бегунные фабрики. На этих фабриках камень дробят, перемалывают, отделяют от металла.
Саня жадно впитывал в себя все эти рассказы. Окончательно освоившись, он пользовался каждым случаем, чтобы спросить о чем-либо у Юферова, Нины, Муравьева. Только к Николаю Владимировичу он не подходил, побаиваясь, как бы начальник экспедиции не понял всей правды. Но Воробьев больше не расспрашивал ребят. Объяснения Сани показались геологу вполне правдоподобными. Послать сына километров за двести пятьдесят — было похоже на Дашуту, старавшегося воспитать в сыне выносливость, умение преодолевать трудности.
Разведчики часто мечтали о будущем. Разговор обычно начинался между Ниной и Воробьевым, а затем становился общим. Сидя вечером у костра после тяжелого похода, хорошо помечтать о днях, когда в самых глухих уголках тайги лягут широкие дороги, возникнут города и поселки. Воробьев пользовался свободным временем, чтобы рассказать разведчикам о великих стройках Родины, о том, для чего нужны драгоценные металлы, разыскиваемые разведчиками.
Ярко пылает пламя костра. От его света еще гуще становится сумрак ночи. Где-то рядом пофыркивают спутанные кони, доносится позвякивание колокольчиков на шеях оленей. Николай Владимирович рассказывает разведчикам о днях битвы на волжских берегах, участником которой ему пришлось быть.
— Теперь Волгоград восстановлен. На руинах, оставшихся после боев, вырос прекрасный город, вечный памятник доблести советского народа.
Большаков набивает свою трубку-носогрейку. Он любит слушать рассказы об Отечественной войне, и сам непрочь вспомнить дни, когда водил партизанский отряд по таежным тропам. Правда, было это давно, во время гражданской войны, но в памяти проводника все эти события хорошо сохранились. Он даже узнает сопки, реки, ключи, которые ему довелось видеть больше трех десятков лет назад. Рядом с проводником сидят Саня и Виктор. Лица мальчиков задумчивы. Наверное, они видят себя сейчас в блиндажах и окопах смелыми солдатами. Юферов, Вавилов, Нина — все под впечатлением рассказа. Николай Владимирович доволен. Значит, эта сама собой возникшая беседа не напрасна.
Есть на Волге утес...— тихо запела Нина, и песня, раздвигая темные стены леса, плывет вместе с искрами костра, медленно взлетающими над деревьями. Она задумчиво смотрит на Виктора через разделяющее их пламя.
— Витя, скажи, о чем ты сейчас думал? — обращается Нина к мальчику, оборвав песню.
— Я?.. — встрепенулся Виктор.
— Да, вот сейчас, перед тем как я тебя спросила.
— Я хочу, чтобы вы меня взяли с собой в экспедицию.
— И все?
— Нет! — приподнявшись, сказал Виктор. — Я хочу найти настоящий самородок, вот такой, — он развел руками, — с оленя, а потом еще один, хоть малюсенький.
— Для чего ж тебе малюсенький, если будет другой, с целого оленя? — подтолкнул его Саня.
— В самом деле, зачем тебе такие самородки? Хотя бы тот, с оленя, уж очень большой, — заинтересовался Воробьев.
— Я отвез бы его в Москву, в Кремль, — выпалил Виктор, застеснялся, опустил глаза и добавил вполголоса: — Пусть на него построят самый большой, самый красивый дом в Волгограде.