Говорящий ключ
На волчью облаву Саня пошел с твердым намерением отличиться, убить здорового волка, такого, чтобы другим завидно было, чтобы все хвалили, перестали звать воробьем, а звали бы просто охотником. Он проверил патроны и зарядил свою старенькую «чемпионку» самым надежным патроном. Этот патрон был тяжелей всех и из него высовывался тупой кончик жакана.
Виктор тоже был вооружен одноствольным ружьем, но другой системы — берданкой. Это ружье, даже по сравнению со старым Саниным, казалось настолько древним, что Саня, когда Виктор стрелял, отходил подальше — ненароком разорвет. Берданка до сих пор хранила следы прежней красоты. Она была очень легкой и длинной, такой длинной, что на целую четверть торчала стволом над головой хозяина, когда он ставил ее к ноге. Весь ствол берданки, порядочно изъеденный ржавчиной, пестрел искусной гравировкой. При внимательном осмотре можно было еще разобрать сцену охоты, изображенную на стволе ружья. Приклад из красного дерева давно уже треснул, был склеен, а затем связан в цевье тонкой бечевой, намотанной в два раза, и все же оставался удобным. Он, казалось, так и влипал в плечо, а рука как-то особенно удобно охватывала его, когда палец тянулся к спусковому крючку. Наверное, замечательный мастер делал это ружье, если служит оно полвека и досталось Виктору от отца, тому — от деда.
Когда донесся сигнальный выстрел загонщиков, мальчики насторожились и, еще больше затаясь, стали наблюдать за лесом. Отсюда было хорошо видно в обе стороны. Проходила минута за минутой, взошло солнце, а волки из леса не показывались. Стало скучно ожидать. Ребята зашептались, обсуждая проекты окончательного присоединения к экспедиции. Время от времени Виктор поднимал бинокль, обводил им вокруг. Внимание его привлекла крупная птица, бесшумно парившая над лесом. Скоро к ней присоединилась другая, и обе, резко взмахивая крыльями, полетели в сторону охотников. Виктор заметил в когтях одной из птиц что-то темное, наверно, какой-то зверек.
— Орлы! — шепнул он другу.
Между тем орлы, не замечая притаившихся охотников, кружились над большой лиственницей со сломанной вершиной, растущей с края леса, всего в сотне шагов. Только теперь ребята заметили на лиственнице, немного ниже излома, огромное гнездо, сложенное из веток. Виктор заметил в гнезде двух уже оперившихся птенцов. В бинокль хорошо было видно, как птенцы раскинули крылья и, открыв крючковатые клювы, играя, наскакивали один на другого. Когда тень орла прошла над ними, орлята, бросив забаву, подняли отчаянный писк, требуя пищи. Та птица, у которой в когтях была добыча, опустилась на край гнезда. Сильными движениями она разодрала зверька. Виктор так и не успел разглядеть, белка это была или колонок, а то, может быть, зайчонок — так быстро орел расправился с добычей.
— Орел-могильник, видишь, сам орлят кормит, а орлица летает, — тоном знатока сказал он, передавая бинокль Сане.
— Ха!.. Могильник! Сам ты могильник! Где это видано, чтобы у могильника в хвосте белые перья были? — воспользовался случаем Саня, чтобы немного сбить спесь с товарища (а то совсем загордился своим биноклем). — Могильник, тот больше падалью промышляет, потому и прозвище у него такое — могильник. Орлан белохвостый, вот что это, сразу по хвосту видно. Орлица птенцов кормит, а сам охраняет, видишь, парит.
Против того, что это не могильники, а орланы, Виктор возражать не стал, он и сам заметил свою ошибку, но с последним заключением друга согласиться не мог. Попробуй, определи, где здесь орлица, а где орел, оба одинаковы, значит, поспорить можно.
— Орел!.. Видишь, у него клюв какой загнутый и когти, аж страх берет.
— Клюв загнутый, когти... ох ты, голова — два уха! А у того, который летает, когтей, что ли, нет или клюв незагнутый? Смотри, какой огромный... ого! Сразу видно — орел! У них завсегда орлица сама птенцов кормит.
— Орел кормит!
— Орлица!
— Орел!
— Заладил: орел да орел...
— Конечно, орел. — Виктор осекся. Споря, он не отнимал бинокля от глаз, а опустив, смотрел через него прямо в лес. Деревья были совсем рядом, просто рукой дотянуться можно, и каждый листик на них заметен. Вдруг в поле зрения бинокля появился какой-то огромный зверь, вернее даже не зверь, а лишь свирепая его морда с широким лбом, с ощеренной клыкастой пастью. Зверь тотчас же исчез из поля зрения. Виктор, выронив бинокль, схватился за свою длинную берданку, поняв в чем дело. Прямо на ребят выскочил из лесной чащобы волк. Он заметил охотников, на всем скаку остановился, сел на зад, тормозя лапами по траве. Зверь был старый, седой, опытный, но от растерянности он несколько секунд сидел, упираясь передними лапами и оскалив зубастую пасть. Ребята также растерялись. Первым пришел в себя Саня. Вскинув централку к плечу, он поймал на мушку лобастую голову с торчащими ушами, нажал спусковой крючок. Сухо щелкнул курок, выстрела не последовало, осечка. Саня мгновенно снова взвел курок. Волк тоже не терял времени, он сделал легкий прыжок в сторону, щелкнул пастью, как показалось Сане, презрительно взглянул на него и стремглав бросился к сопкам.
— Врешь, не уйдешь! — шептал Саня, выцеливая хищника. Снова щелкнул курок, опять осечка. — Бей, чего стоишь! — крикнул Саня Виктору, ведущему длинным стволом берданки вслед за волком. Виктор вздрогнул, грохнул выстрел. Волк по-прежнему убегал скачками. Пока мальчики перезаряжали ружья, он ушел далеко, и два выстрела вслед ему не достигли цели. Друзья с чувством горечи посмотрели один на другого.
— Мазила! — ехидно произнес Саня.
— А ты чего кричал под руку — бей! Я прицелиться не успел, ударил. Прозевали, а такой волчище. Теперь уж к нам не выбегут.
— А все ты виноват: затеял спор — орел да орел!
— Конечно, орел!
— Орлица! У меня осечка, капсюль отсырел, а он водит своей оглоблей, нет вдарить сразу.
— Оглоблей! — обиделся Виктор. — Это у тебя самострел, когда хочет, тогда и стреляет.
— Сказанул! Коли б не осечка, я эту волчиху сразил бы за милую душу, в самый лоб прицелился.
— Волчиху! Да то волк был...
— Волчиха.
— Волк, у него бакенбарды...
— Эй вы, орлы! В кого стреляли? — подошел Воробьев.
Услышав подряд несколько выстрелов, он бросился на помощь ребятам, опасаясь, что вместо волка, чего доброго, может и медведь набежать. Ребята рассказали о неудаче, скрыв свой спор об орлах.
— Волк или волчиха — неважно, все равно упустили... Покажи патрон, почему у тебя осечка получилась?
Взяв у Сани патрон, Воробьев осмотрел капсюль, хорошо пробитый ударником, подбросил патрон на ладони.
— Почему такой тяжелый, чем заряжал?
— Жаканом.
— Одним?
— Конечно, одним.
Николай Владимирович кончиком ножа извлек свинцовую пулю из гильзы, и на его ладонь посыпалась крупная дробь — пороха в гильзе не было. Саня покраснел от смущения и готов был провалиться сквозь землю. Он понял, что в минуту разговора с отцом насыпал в гильзу вместо пороха дроби.
— Вот тебе и осечка! Капсюль сработал нормально да взрывчатка отсутствовала. А если бы тебе, Саня, пришлось один на один с мишкой столкнуться, тогда что? У тебя остальные-то гильзы таким же манером заряжены?
— Они у него сразу чтобы и на медведя и на гусей, — уколол товарища Виктор.
— Дело! Новое изобретение Александра Филипповича Дашуты... Ну-ка, давай патроны проверим. — Воробьев тщательно проверил все патроны неудачливого охотника, но они были заряжены правильно.
— Случайно это получилось, товарищ начальник, — осмелел Саня, — торопился я...
— Случайности не должно быть. Первый раз случайно, второй — совпадение, а третий —уже привычка. Чтобы не было плохой привычки, не надо допускать и случайности. Так-то, други, наматывайте себе на ус. Ну, что ж, пошли. Вот уже загонщики идут, будем им помогать.
Неподалеку слышались крики загонщиков, треск ломаемых ветвей идущими напролом людьми. Воробьев и чувствовавшие себя неудачниками ребята присоединились к загонщикам с левого фланга. Саня грустно подумал, что теперь не видать ему ижевки начальника, хоть сто лет мечтай. После такого казуса ни за что не подарит.