Голубой берег

Мы вошли к раненому.
— А-а-а… — стонал Джалиль Гош, быстро дыша. Глаза его закатились.
— Нема, что? — опросил я.
— А-а-а… — стонал он.
Рядом с ним на большом медном блюде лежала жареная рыба.
— Где это вы рыбы наловили? — спросил я фельдшерицу.
— А это больному принесли из дому. Я кости выбрала и покормила.
— Киргиз — и рыбу ел? — удивился я Вообще киргизы рыбы до сих пор не ели. — Что это за рыба?
— Ах, не все ли равно, ведь Джалиль умирает, я думаю, от заражения крови. Пришел в себя, сказал, что хочет говорить с вами, а вы о рыбе…
Вошел Карабек и прислонил ухо к губам Джалиля. Тот что-то забормотал в бреду, затем умолк. Карабек задумался. Потом, вынув ножик, он начал ковырять рыбу, разворачивая ей ребра. Покачал головой и подошел к окну.
— Вот! — Карабек показал в окно. — Собака Барона, большой белый собака, злой, голодный. Она меня в Кашка-су кусала. Смотри хорошо! Только хорошо смотри…
Карабек взял блюдо с рыбой, вышел на двор и бросил остатки на снег собаке!
Что за черт! Откуда здесь взяться собаке Барона?
Пес между тем недоверчиво подошел к крыльцу и, не сводя злобного взгляда с уходящего в дверь Карабека, моментально проглотил рыбу.
— Да ведь этот пес мою маленькую дочку укусил! — воплеснула руками фельдшерица, взглянув в окошко. — Он всех детей кусает!
Я взял винтовку и пошел к двери. В темных сенях столкнулся с Карабеком.
— Куда идешь? — спросил он.
— Собаку стрелять.
— Теперь не надо, — и он схватил меня за руку и повел в комнату, к окну. — Смотри!
Белого пса рвало. Затем он начал кружиться и падать. Несколько киргизов, проезжавших с базара, остановилось смотреть. Один поскакал назад.
— Если рыбу-маринка не чистишь, — сказал поучительно Карабек, — и кушаешь, — умрешь. У маринки в животе есть черная ядовитая пленка, пленка не бросаешь, пленку кушаешь — яд кушаешь!
Было ясно, что Джалиля кто-то намеревался отравить.
Я позвал фельдшерицу и сообщил ей, что у больного отравление. Надо принимать меры.
— Но что давать, что? — растерялась она. — Пищевой зонд ставить нельзя: он тяжело ранен. Надо молока, но зимой вряд ли можно достать молока.
Приказав Карабеку дежурить возле больного, я вскочил на лошадь и помчался к кишлаку на поиски молока или какого-нибудь лекарства.
По тропинке навстречу мне скакал всадник. Поровнявшись со мной, он остановился и стал кричать. Это был Барон и кричал он что-то о собаке. Сзади подъезжали другие всадники. Вдруг мне пришла в голову мысль. Я припомнил киргизские слова и сказал:
— Спасибо тебе, Барон, Джалилю нечего было есть, у него родных нет, а ты еду послал, молодец!
— Я, я послал! — радостно закивал головой Барон. — Я сказал домашним, и они приготовили ему. Так мулла Шарап сказал!
— Здесь мулла есть? — удавился я.
— Есть, только он не богу молится, а людей учит. Очень хороший бывший мулла… Как здоровье Джалиля?
— Умирает!
— Вот мулла Шарап к нему едет, — и он показал на киргиза.
— А откуда он знает, что Джалиль умирает?
Барон замялся, не зная, что ответить. Сзади на прекрасном гнедом жеребце сидел пожилой человек с острым взглядом карих глаз. Правая рука его была искалечена и вывернута внутрь.
— Кто собаку травил? Я Карабека судить буду! — закричал Барон.
— Никто, — ответил я. — Карабек хотел ее покормить и дал ту рыбу, которую ты прислал поесть Джалилю.
— Никакой рыбы Барон не посылал, — оказал мулла Шарап.
Барон растерялся.
— Посылал? — спросил я Барона.
Лицо у него сморщилось, как печеное яблоко.
— Нет, — ответил за него мулла Шарап.
— Я не понимаю, ничего не понимаю, — сказал Барон. — Ты начальник очень плохо говоришь по-киргизски, я тебя не понимаю!
Киргизы заспорили между собой. Мулла Шарап начал что-то говорить Барону на мяукающем языке.
«Эге, — подумал я, — да они говорят по-китайски».
Затем по-киргизски мулла Шарап сказал мне:
— Ай, ай, ай, начальник, у тебя дела много, у нас дела много. Я как раз ехал тебе сказать: даем лошадей, десять лошадей даем Каратегин ехать!
— Надо сорок лошадей!
— Нет лошадей, — сказал мулла Шарап.
— Нет лошадей, — подтвердили все всадники.
Сзади послышался конский топот, и вскоре появился Карабек.
— Карабек, — сказал я, — тебя Барон за отравление пса судить хочет!
— Барен — еще молодой старик, он смерти своей не хочет, — ответил Карабек и спросил по-киргизски Барона: — А откуда я знал, что ты пищу с ядом прислал? Я твоего пса пожалел, голодного пса. Твою рыбу давал. Пес издыхал.
— Что ты! — ответил Барон. — И не думал! Но кто? — повернулся он ко мне. — Кто отравил рыбу?
— Очень интересно! — ответил я.
— Да, интересно, — подтвердил мулла Шарап, повышая голос.
— Очень интересно, — закричали всадники, а один кричал и пел: «Очень интересно, кто отравил рыбу, кто отравил Джалиля, кто отравил бедного пса Барона? Ай, ай, ай!»
Махнув рукой на это странное беснующееся сборище, я поскакал за лекарствами.
Через полчаса я снова был около медпункта.
Большой двор, огороженный дувалом, высокой глинобитной стеной, заполняли пешие и всадники.
— И откуда их сразу набрался целый двор? — удивился я.
Когда мы с Карабек ом подъехали, какая-то растрепанная старуха бросилась ко мне с кулаками.
— Отравил, отравил! — кричала она.
Алай храпел и забирал в сторону.
— Барона работа, — мрачно оказал Карабек, соскакивая с лошади.
Толпа неодобрительно смотрела на меня. Старуха продолжала вопить и лезла ко мне с кулаками; в это время кто-то ударил нагайкой Алая сзади, он прыгнул вперед, сбил с ног старуху и пронесся над ней. Киргизы шарахнулись в сторону. В одну секунду я был у дверей. В двери изо всей силы принялось колотить несколько человек.
— Что надо? — спросил я строго.
Они на секунду остановились, но потом еще с большим ожесточением начали колотить в двери, пояснив, что действуют по приказанию Барона.
— Кет, уходи! — крикнул я.
Толпа киргизов напирала. Кричали: «Убил старуху, убил!»
Подошли Барон и мулла Шарап.
— Нам надо к бальному, мусульманин умирает!
— Пойдем вчетвером, — сказал я, — вас двое, я и Карабек. Остальные пусть ждут. Старуху пусть тоже внесут.
Я постучал и назвал себя. Бледная фельдшерица впустила нас.
Дверь сейчас же заперли.
Четверо дехкан внесли старуху, положили ее на диван и, видимо, решили не уходить.
— Уходите, — сказал я.
Дехкане переминались. Я строго посмотрел на Барона.
— Идите, идите, — нехотя сказал он им.
Дехкане вышли. Двери закрыли. Джалиль, бледносиний, дрожал, закатывая глаза.
— Карабек, пять капель, — сказал я, подавая бутылочку.
— Все равно умрет, — . оказал твердо Барон, — не надо давать!
— Надо! — сказал я.
— Все равно умрет, — оказал презрительно мулла Шарап. — Не надо. Не нарушай мусульманский закон!
— Давай капли, — приказал я Карабеку, который уже накапал пять капель.
— Я сказал! — закричал мулла Шарап и, схватив здоровой левой рукой пиалу, бросил ее на пол. Пиала разбилась, и лекарство разлилось по полу. Старуха пришла в себя и застонала. Ей кончили перевязывать голову.
В комнате потемнело. Несколько незнакомых лиц снаружи прижималось носами к стеклам окна, заглядывая внутрь. Их приплюснутые к стеклу разъяренные физиономии были смешны и ужасны.
— Завесьте окно, — оказал я фельдшерице. — Наливай лекарство!
Повторилась та же история: лекарство разлили.
— Карабек, скажи им, что в случае повторения я застрелю первого, кто разольет лекарство.
Вынув револьвер, я перевел предохранитель на «огонь». Барон и мулла Шарап замерли. Пять капель было налито. Совершенно неожиданно старуха бросилась вперед и, схватив пиалу, заорала: «Не дам, не дам, не дам!»
Ручкой револьвера я ударил ее по голове. Без звука она рухнула наземь. Барон и мулла бросились к выходным дверям.