Каникулы в бухте пиратов
– Зубов немного? – уточнил Алешка.
– Так, да. Череп старый очень – мало зубов сохранил. А на черепе свеча стоит. Очень красиво.
Да уж, как во сне. В кошмарном.
– В етим монастыре еще один дедушка жил.
Опять дедушка!
– Ваш дедушка?
– Нет. Дедушка моего дедушки. Черный монах был.
– Черепа таскал?
– Нет. Он в них дырки делал. Арбалетом. Самострел называется.
Из рассказа Арчила мы поняли, что монастырь построили – вырубили в скале – древние люди. Для охраны своей родины от врагов. И там они складывали черепа побежденных, пробитые тяжелыми стрелами из арбалетов.
– Не слабо, – выдохнул Алешка.
– Совсем не слабо, так, – кивнул Арчил и выпустил густой клуб дыма. – Арчил про етим дело книгу пишет. И два раза думал, как туда наверх забираться?
– С етим делом, – пообещал Алешка, глазом не моргнув, – мы вам поможем. В два раза. То есть счета.
Я сразу же подумал, что он собрался, используя свой прежний опыт, угнать с ближайшей стройки какой-нибудь подъемник с длинной стрелой. Но у Алешки, как позже выяснилось, совсем другое было на уме. Покруче. А что из этого вышло – лучше бы не вспоминать. Но придется…
Арчил тем временем все рассматривал Алешкин рисунок.
– А вот это что? – Алешка ткнул пальцем в «трещинку на чашке».
– Какой молодец! – восхитился Арчил. – Какой глаз! Горный орел! – И объяснил: – Там старый тропа проходит. Очень плохой тропа, опасный. Какой объект туда пойдет, то здорово по шее получит! – Это у него очень по-русски прозвучало. Убедительно.
– Да… – Алешка поскреб макушку, посмотрел наверх и задумчиво произнес: – Как же туда забраться?
– Никак, да. Этот колючка на стене – он сильно ледовитый.
– Ядовитый, – поправил я.
– Так, правильно. Совсем как большой змея.
– Интересно получается, – недоверчиво протянул Алешка. – Черепа всякие без зубов, но со свечками… Кельи всякие с дырками… Колючки всякие ледовитые…. А если туда нельзя забраться, откуда тогда это все известно?
Арчил вскинул руки над головой:
– Вах! Какой ты! Что говоришь! Легенда такой, сильно древний.
– Это мы знаем, – спокойно сказал Алешка. – Легенды, обычаи, тосты. Похищение невесты.
– Какой, слушай, невеста! – рассердился Арчил. – Какой-такой тост! В самой большой книге написано. Вот такими буквами! – Он грозно поворочал вытаращенными глазами и пошевелил усами, как таракан. – Еще скажу тебе два слова, так, да? Один слово – на стенка не лазить. Другой слово – на колодец не сидеть. Все понял, да? – И он, что-то ворча, ушел в свою саклю.
Да, кстати, о колодце. У подножия скалы, в узкой каменной щели, куда никак не могли дотянуться солнечные лучи, пряталось, я бы сказал, чудо природы. Круглая дыра, уходящая далеко в глубину и залитая до краев чистейшей водой. Такой прозрачной, что только у самого дна она окрашивалась в нежный голубой цвет.
И вот что странно: несмотря на огромную глубину, дно колодца было видно совершенно ясно, до каждого мелкого камешка, сверкавшего так, будто там, в синей глубине, куда не доставали солнечные лучи, лежало большое круглое зеркало и отражало какой-то иной, неведомый свет…
В этом было что-то жуткое, таинственное. Синяя бездна колодца пугала и манила одновременно – притягивала какой-то мрачной тайной, древней, но все еще живой и опасной.
Ну как было миновать этот колодец, не заглянув в его таинственные глубины? Бросишь в воду камешек – легкий «бульк», пузырьки воздуха – и камешек, все уменьшаясь, плавно опускается вниз и мягко ложится там, к другим таким же камешкам. Которые наверняка бросали туда многие люди до нас…
И вот на наш дикий уголок опустилась одна ночь, которая все переменила. Она была светлая – над морем висела ослепительно белая и безупречно круглая луна.
Нам не спалось. Алешка сидел в лодке и ловил в спящем море ночную рыбу. А я бродил по берегу, слушал, как с легким шипением набегают на него мягкие волны и растворяются в песке, оставляя на нем кружева белой пены.
Ну совсем не спалось! Луна такая… И небо – все черное, без звезд… И монастырская скала… В глубине которой, в одном из окошек, вдруг появился слабый свет – будто затеплилась тонкая свеча. И эта свеча в невидимой руке поплыла от окна к окну, будто кто-то шел вдоль них, бережно прикрывая ладонью ее слабый огонек.
Как зачарованный я подошел поближе и сел на край колодца, не сводя глаз с плывущей в скале свечи. Вдруг она мигнула и погасла.
Я еще долго вглядывался в темные пятна среди колючей флоры, но там опять настала полная темнота. Машинально я бросил в колодец камешек, который подобрал на берегу. И странно – не раздалось характерного «булька», с которым камешек пробивает поверхность воды, а только через долгое время далеко внизу послышался слабый щелчок.
Вот это фишка!
Я заглянул в колодец – сплошная чернота – и помчался в дом за фонариком.
От нетерпения рука у меня дрожала так, что я с трудом нащупал кнопку, чтобы включить его. Вспыхнул яркий луч. И на дно колодца упал световой круг. В нем засверкали камешки. А больше там ничего не было. Даже воды!
Я чуть не выронил фонарик. Посидел еще на краю колодца, стараясь успокоиться. Выключил фонарик и пошел за Алешкой. Загнал его домой, но ни слова об увиденных этой лунной ночью чудесах ему не сказал. Не стал его пугать раньше времени.
Утром, едва открыв глаза, я кинулся к колодцу… Вода в нем опять была. Но кроме воды было и еще кое-что. На краю колодца, на ограждающих его камнях, весело белел под солнцем… человеческий череп.
Вот тогда я уж рассказал Алешке обо всем. Но он, как ни странно, не удивился. Он внимательно посмотрел мне в глаза и сказал:
– Это еще не все, Дим. Когда я ночью сидел в лодке, из-за песчаной косы вышел катер.
– Ну и что? Нормально.
– Нормально, говоришь? Однако он шел очень тихо и, главное, Дим, – без огней. Он тайно шел, понимаешь? Как Летучий голландец.
Да, нам еще какого-нибудь голландца не хватало. Да к тому же летучего…
– Все это, я думаю, Дим, неспроста. – Алешка был очень серьезен. – Всякие там черепа, черные монахи, вода в колодце, тайные катера, легенды… Они, мне кажется, как-то связаны.
И я тоже призадумался. Алешка, хоть и фантазер, но голова у него здорово работает. Правда, какая тут во всех этих чудесах может быть связь, даже Алешке, наверное, не разобраться.
– Арчилу скажем? – спросил я.
– Потом. А то он нас вообще в своей сакле запрет. «Один слово – черепа не собирать, другой слово – в колодец не лазить…». Правильно сказал, да?
Совсем правильно.
А вот за колодцем я понаблюдаю. Мне его тайна покоя не даст.
Тут откуда-то сверху раздался автомобильный сигнал, и на пляж вылетел «уазик» капитана Володи.
– Эй, объекты! – закричал он, высовываясь в окошко. – Я за вами! Поехали! Через два часа ваш батя на связь выходит. Арчи! Мы – в город. Тебе чего-нибудь надо?
Арчил вышел на порог сакли и помахал капитану Володе.
– Все есть, зачем кричишь? Тихо ехай, так, да?
И мы поехали в город.
– А козел все стоит на скале? – спросил Алешка дорогой.
– Не знаю, – как-то озабоченно вздохнул Володя. – Нам и без него козлов хватает.
Что он имел в виду, мы узнали довольно скоро.
Глава III
ГРЕЦКИЕ ОРЕХИ С ЧЕРЕПАМИ
До города мы доехали быстро. Алешка в этот раз под педаль газа ничего не подкладывал (капитан Володя предусмотрительно усадил его сзади) и на «греческий» орех не лазил. Нам самим не терпелось поговорить с папой.
В отделении милиции капитан Володя провел нас в свой кабинет и, чтобы нам не было скучно, угостил чаем. Кабинет у него был простой: письменный стол со стулом, пишущая машинка, небольшой облезлый сейф и на стене портрет дядьки с узкой бородкой.
– Это ваш дедушка? – вежливо поинтересовался Алешка, звеня ложечкой в стакане.
Капитан улыбнулся: