Тёмный Эдем. Начало
На экране я выбрал песню, которую скачал несколько недель назад и прослушал уже раз сто: «I wanna be adored», — и промотал её до оглушительной партии гитар и вокала.
Подняв глаза, я увидел, что дверцы лифта захлопнулись, и он двинулся вниз. Я нажимал кнопку «вверх» снова и снова, но ничего не происходило. Я спускался в самую глубину, хотелось мне того или нет.
Изнутри лифт тоже был разрисован, только Кино здесь не было. Его каноэ лежало на камнях, разбитое в щепки. Пока лифт двигался, я думал, насколько глубоко он опускается. Пятнадцать метров? Тридцать? Песня закончилась, я запустил её снова, а лифт остановился, и двери медленно открылись. Я придерживал их, не решаясь выйти. Снаружи пол опускался дальше вниз. Кино и его каноэ пропали, здесь были только камень и глина. И пахло сырой землёй, как будто меня закопали заживо.
Дверца не стучала мне по ладони и не старалась закрыться, как это обычно бывает в лифтах. Я отвёл руку, но она по-прежнему не закрывалась. Наверное, она ждала, пока кто-то не нажмёт кнопку «Вверх».
— Там комнаты, — прошептал я, хотя не слышал своего голоса из-за музыки. Где-то за пределами этих звуков шепчущий голос будет манить меня за собой, пока мне на голову не наденут шлем и я не закричу.
Нет, спасибо. Обойдусь.
Я осмелился сделать на ровный камень снаружи шаг, потом ещё один. И вот я, не осознавая того, полностью вышел из лифта. Слева и справа были двери.
— Комната Бена, — сказал я, сначала повернувшись направо, а потом налево. — И Кейт.
Не выключая музыки, я делал снимки: стены, изображение жуков на стороне Бена, похожее на безумный индийский узор, а на стороне Кейт — изогнутые скальпели, дрели и пилы, выполненные в том же стиле. Я заглянул в синюю комнату Бена с приглушённым светом, где посередине стояло деревянное кресло. Стены в противоположной комнате были лиловыми, и там стояло парикмахерское кресло. Пол в обеих комнатах был горизонтальным, в отличие от наклонного в коридоре, и всё это место напоминало плохо сконструированный аттракцион в парке развлечений. В обеих комнатах не было никаких шлемов, словно они являлись всего лишь плодом моего воображения.
На каждой двери отпечатана цифра вроде тех, что я видел в кабинках с мониторами, где можно было связаться с доктором Стивенс.
На двери Бена: 1.
На двери Кейт: 2.
За этими двумя комнатами коридор был перегорожен очередным чёрным занавесом. Я отвёл его в сторону и заглянул внутрь. Ещё две комнаты, две стены и ещё один занавес в дальнем конце. Судя по рисункам, эти комнаты предназначались для Коннора и Алекса. Я сделал снимки причудливо разукрашенных стен и дверей с цифрами 3 и 4.
Не обязательно было идти дальше, чтобы понять план этого подвального этажа: ведущий вниз коридор и шесть комнат, по три с каждой стороны, отделённые темными занавесами. Но я продолжал идти вперёд, будто затягиваемый в самые глубины форта Эдема какой-то злобной силой.
За последним занавесом стена справа была разрисована гигантскими переплетающимися грибами, а на запертой двери была выведена цифра 5. Должно быть, это комната Марисы, но изображение не имело никакого смысла. Представив её сидящей в кресле и со шлемом на голове, я не рассердился, но задался вопросом: неужели ей это на самом деле поможет исцелиться? Должен ли я спасти девушку из этого безумного места? Ничто из того, что мне о ней известно, не было связано с грибами или со страхом перед ними. Эта загадка увлекала меня всё больше и больше, но тут я бросил взгляд на противоположную стену и увидел дверь с цифрой 6. Стена была совершенно пустой, и это тоже не имело смысла. Как будто обо мне забыли или не желали вспоминать. Меня там не было. Я был один. На моей стене ничего не нарисовали, потому что никто обо мне ничего не знал.
«Наверное, приятно ощущать себя невидимым. Никаких заданий, никакой уборки по дому», — сказал Кит в моем воображении.
Я представил, как он стоит, прислонившись к косяку двери номер 6. Из его носа почему-то стекала струйка крови.
Да ладно, тебе тут понравится. У них полно смерть-боксов.
Уходи домой, Кит! Не хочу видеть тебя здесь.
Я потряс головой и прибавил громкость.
Глядя на дверь, я понимал: комната номер 6 — моя. Наверное, она и с той стороны пуста. Именно такая, какой мне хотелось бы её видеть.
В конце длинного коридора была ещё одна дверь, седьмая. Скорее всего, она открывалась в помещение, находившееся примерно там, куда уходила винтовая лестница.
Седьмая комната. Комната Рейнсфорда.
И единственная, оставшаяся для Эйвери Вароун.
* * *Когда я рухнул на кровать в Бункере и наконец-то выключил музыку, меня покрывал холодный пот, руки дрожали, и я судорожно глотал воздух, как Кино, только что вынырнувший из глубины. Я долго, очень долго был под водой, обшаривая морское дно в поисках сокровищ. На мой взгляд, это была самая ужасная ночь во всей моей жизни. То, что я ничего вокруг не слышал, усиливало страх в десятки раз. Возвращаясь к Бункеру, я не мог слышать, идёт ли кто-то за мной или нет, и от этого едва находил в себе силы переставлять ноги.
Посмотрев на часы, я с удивлением увидел, что уже очень поздно: 3:40 утра. Скоро начнет светать, миссис Горинг спустится в подвал со своей дурацкой тележкой и снова меня испугает. Я не знал, как долго готов ещё терпеть всё это, и поклялся побыстрее покинуть бомбоубежище. Надо каким-то образом сообщить Марисе — через записку или прошептать, когда никого не будет рядом, — что нужно бежать. Мы побежим по тропе и найдём машину Дэвиса, припаркованную у грунтовой дороги. Прав у меня не было, у неё тоже, но мы могли бы прорваться через ворота и выехать к шоссе, а оттуда уже легко добраться до города и вернуться к нормальной жизни.
«Миссис Горинг сюда не зайдёт», — повторял я себе.
Я так устал, что не мог держать глаза открытыми. Я даже не включал свет в бомбоубежище. Я просто прикрыл дверь, чтобы оставалась очень маленькая щёлка, и заснул, лёжа на кровати лицом вверх.
«Нужно установить будильник на часах. Нужно установить сигнал, установить прямо сейчас…»
Но я так его и не установил.
* * *Самая главная особенность бомбоубежища, расположенного в подвале с бетонными стенами, заключается в том, что здесь очень тихо. Мне оставалось только догадываться, пренебрегла ли миссис Горинг своими обязанностями и решила не кормить гостей, или же она отнесла им что-нибудь вроде молока с хлопьями, которые не надо готовить и везти в тележке. Или же я просто очень крепко спал. И долго. Так долго, что, посмотрев на часы, не сразу понял, утро снаружи или вечер.
Сначала я подумал, что проспал всего полчаса, но потом, прищурившись, понял, что перепутал 4 и 16. Сейчас 16.15.
— О нет! — попытался вздохнуть я, но слова застряли в горле.
Я протянул руку, взял бутылку воды и сделал несколько глотков, ощутив пустоту в желудке. Проголодался я ужасно, но от мысли, что придётся есть очередной батончик «Clif», стало ещё хуже. Я просто не мог заставить себя его развернуть.
— Мне нужна еда. Настоящая еда.
Роясь на полках с продуктами, я вспомнил Кино на каноэ, мысленно увидел, как он плывёт по морю, оставив всё позади. Думать об этом было приятно, пока я не представил, как каноэ разбивается на тысячи щепок, как это произошло в повести. Пожалуй, самому Кино найденная им жемчужина не принесла ничего, кроме несчастий.
Похоже, миссис Горинг неплохо запаслась на чёрный день — на полках рядами стояли банки с вареньями и соленьями.
— Наверное, она и не заметит, если я возьму одну, — сказал я, беря банку с золотистыми персиками. С полки напротив электрощитка я снял коробку для завтрака и вернулся в бомбоубежище. Через минуту я уже стоял перед мониторами, надев большие наушники, и выуживал пальцами персики из банки.