В Бюллербю всегда весело

А замуж за Улле я всё равно выйду!
  
Вишнёвое акционерное общество
 
У нас в Бюллербю много вишнёвых деревьев. И у нас в саду, и у Бритты с Анной. А вот у Улле их нет, по крайней мере таких, о которых стоило бы говорить. Зато у него есть одна груша, она поспевает уже в августе, и ещё две сливы с очень вкусными жёлтыми плодами. А у дедушки под окном растёт огромная черешня. Наверно, это самая большая черешня в мире. Мы зовём её Дедушкина Черешня. Ветви Дедушкиной Черешни свисают до самой земли. Каждый год она бывает усыпана крупными сочными ягодами. Дедушка разрешает нам есть черешню сколько влезет. Он только просит не рвать ягоды с самых нижних веток. Это ягоды Черстин. Дедушка хочет, чтобы Черстин могла сама рвать себе черешню. Черстин так и делает, но Улле приходится следить, чтобы она не проглотила косточку. Мы никогда не трогаем ягод Черстин. Ведь нам ничего не стоит влезть на дерево. Там столько удобных веток, на которых можно сидеть и объедаться черешней, пока у тебя не заболит живот. Каждый год, когда поспевает черешня, у нас у всех немного болят животы. Но к тому времени, когда поспевают сливы, они уже не болят.
У Лассе, Боссе и у меня есть по собственному вишнёвому дереву. Моя вишня не очень большая, и ягоды на ней не крупные, но очень сладкие и почти чёрные. И на деревьях Лассе и Боссе тоже.
Мама сушит вишню на зиму. Она насыпает её на противни и ставит их в духовку. Вишня высыхает и сморщивается. Такую вишню можно хранить всю зиму и делать из неё компот.
В этом году у нас был невиданный урожай вишни. Наши деревья были сплошь усыпаны ягодами. Мы никак не могли их съесть, хотя Бритта, Анна и Улле честно нам помогали. Лассе тоже решил посушить вишню. Он насыпал полный противень, задвинул его в духовку, а сам убежал с нами купаться. Конечно, его вишня сгорела.
Вечером мы сидели у дедушки и читали ему газету. Там было написано, что в Стокгольме банка вишни стоит две кроны. Лассе ужасно сокрушался, что его дерево растёт не в Стокгольме.
— Я бы стоял на перекрёстке и торговал вишней, — сказала он. — И сделался бы такой же богатый, как король.
Мы попробовали подсчитать, сколько денег мы могли бы получить, если б наши деревья росли в Стокгольме. Получилось жутко много. Лассе даже побледнел при этой мысли.
— А если бы наше озеро было в Сахаре, я могла бы продавать там пресную воду. Вот бы я разбогатела! — засмеялась Бритта.
Наверно, Лассе всю ночь думал о вишне, которая стоит в Стокгольме так дорого, потому что утром он объявил, что намерен открыть продажу вишни на шоссе за Большой деревней. Там с утра до вечера ездят автомобили.
— Кто знает, может, туда занесёт каких-нибудь стокгольмцев, — сказал он.
Нам с Боссе тоже захотелось продавать вишню, и тогда мы втроём создали Вишнёвое акционерное общество. Мы приняли в него также Бритту, Анну и Улле, хотя у них не было своих деревьев. За это они обещали помочь нам собрать нашу вишню.
На другой день мы проснулись в пять часов и побежали в сад. К восьми мы наполнили три большие корзины. Потом мы хорошенько наелись каши, чтобы у нас надолго хватило сил, и отправились в Большую деревню. Там мы зашли в лавку к дяде Эмилю и купили много-много бумажных пакетов. Деньги на пакеты мы взяли у Боссе из копилки.
— Зачем вам столько пакетов? — поинтересовался дядя Эмиль.
— Мы будем продавать на шоссе вишню, — ответил Лассе. Наши корзины стояли на крыльце, их охранял Улле.
— Страсть как люблю вишню! — сказал дядя Эмиль. — Продайте и мне немного.
Лассе принёс одну корзину, и дядя Эмиль отмерил себе две банки. Он заплатил нам по кроне за банку и сказал, что столько стоит вишня в наших краях. Мы тут же вернули Боссе деньги, которые взяли у него из копилки, и у нас даже ещё осталось. Как всегда, дядя Эмиль угостил нас леденцами. Когда Улле через стеклянную дверь увидел леденцы, он бросил свой пост и влетел в лавку, точно за ним гнались собаки. Дядя Эмиль угостил и его, и Улле так же быстро убежал обратно.
Мы поблагодарили дядю Эмиля и ушли. На крыльце мы увидели, что Улле рассыпал в траве немного вишни.
— Что ты наделал? — сердито закричал Лассе.
— Хотел почистить твои ягоды, — испуганно ответил Улле.
Но он успел выбросить только несколько штучек, так что это было не страшно.
Шоссе проходит совсем близко от Большой деревни. Осенью и зимой по нему ездят почти одни грузовики. Зато летом там полно всяких машин, потому что дорога очень красивая.
— Как же они увидят, что дорога красивая, если гонят как сумасшедшие! — сказал Лассе, когда мимо промчалась первая машина.
Мы принесли с собой плакат, на котором крупными буквами написали «ВИШНЯ». И каждый раз, когда появлялась машина, мы высоко его поднимали. Но ни одна машина не остановилась. Лассе сказал, что, наверно, этим людям показалось, будто тут написано не «ВИШНЯ», а «ВЫ ШЛЯПЫ», они обиделись и проехали мимо.
Только Боссе нравилось смотреть на несущиеся мимо машины. Он даже забыл про вишню. Глаза у него чуть не вываливались из орбит, и он знал все марки машин. Он сел на обочину и сделал вид, будто ведёт машину, и гудел, как настоящий мотор. Потом он решил, что с его мотором что-то случилось.
— Ничего с ним не случилось! — сказала Бритта. — Просто он притворяется, будто он не мотор, а Боссе!
Вскоре Лассе рассердился не на шутку.
— Сейчас я их проучу! — сказал он и, когда вдали показалась очередная машина, выскочил с нашим плакатом на самую середину шоссе. Его чуть не задавило, но машина всё-таки остановилась.
Из неё вылез злющий дядька, схватил Лассе за руку и сказал, что его следует высечь.
— Смотри не вздумай проделать это ещё раз! — пригрозил он.
Лассе обещал не выскакивать больше на дорогу, и тогда злой дяденька подобрел и купил у нас банку вишни.
На шоссе было ужасно пыльно. Хорошо, что мы догадались прикрыть корзины бумагой. Но прикрыть себя нам было нечем. Каждая машина поднимала густое облако пыли, и вся пыль садилась на нас. Это было очень противно.
— Фу, как пыльно! — сказала я.
Лассе спросил, почему я сказала «Фу, как пыльно!», а не «Фу, как светит солнце!» или «Фу, как щебечут птицы!»? Кто постановил считать пыль противной, а солнце — приятным? И мы решили отныне считать пыль приятной. Когда нас опять окутало пылью, так что мы едва различали друг друга, Лассе сказал:
— Какая приятная пыль!
— Да, здесь очень хорошо пылит! — подхватила Бритта.
— А по-моему, здесь ещё маловато пыли! — сказал Боссе.
Но он ошибся. Вдали показался большой грузовик, за которым тянулась целая туча пыли. Она окутала нас со всех сторон. Анна подняла руки и воскликнула:
— Волшебная пыль!.. — Тут она закашлялась и умолкла.
Когда пыль улеглась, мы оказались такими грязными, что даже не узнали друг друга. Бритта высморкалась и показала нам платок.
Он был чёрный. Мы тоже стали сморкаться, и у всех платки были одинаково чёрные. Только Улле не мог высморкаться, потому что у него не было носового платка, но Боссе дал ему свой. Правда, Бритта сказала, что это не считается, потому что платок у Боссе был чёрный ещё до того, как они стали в него сморкаться.
— Ну тебя! — сказал Боссе. — На тебя не угодишь!
И хотя на шоссе так хорошо пылило, нам всё-таки было обидно, что машины не останавливаются. Наконец Лассе сообразил, что просто мы выбрали неудачное место. Здесь машины несутся на самой большой скорости, и им трудно остановиться.
— Давайте станем на повороте, где они едут потише, — предложил Лассе.
Так мы и сделали. Мы даже выбрали место, где дорога делает сразу два поворота, один за другим. И ещё мы решили взяться за руки и поднять руки вверх, чтобы нас скорей заметили.
— Вот увидите, это поможет! — сказал Лассе.
Так и было. Теперь почти все машины останавливались возле нас. В первой сидели папа, мама и четверо детей. И все дети кричали, что им очень хочется вишни. Их папа купил три банки, а мама сказала: