Операция «Ходики»
Каримчик через каждые пять минут звонил:
— Как операция «Ходики»?
Наконец он снова позвонил:
— Твоя мама идет! — Его окна были на улицу, а наши во двор. Я уже хотел положить трубку, но он вдруг закричал:
— А стрелки ты перевел?
— Какие стрелки?
— Ну, стрелки!..
В самом деле — на наших часах было одиннадцать.
— Сейчас двадцать минут седьмого! — кричал Каримчик.
Только я успел подвести стрелки и выскочить из отцовского кабинета, как в замочную скважину вставили ключ.
Мама чмокнула меня в щеку и прошла на кухню.
— Как ты провел день? — спросила она.
— Да так, — ответил я уклончиво.
— Ничего не случилось?
— Что могло случиться? — сказал я и отвел глаза, чтобы они меня не выдали.
Чарка вертелась под ногами, и мама бросила ей кусок сырого мяса.
Потом она стала жарить лук и плотно закрыла дверь. Чарка осталась с ней. Разве она могла уйти от мяса?
Я чинно сидел в кабинете, ждал отца. Вдруг он позвонил, сказал, что задерживается.
— Приходи скорей! — попросил я.
— Ладно, — сказал он. — Мама уже дома?
— Дома.
— Позови ее к телефону.
Они о чем-то поговорили. Мама улыбалась и не слышала, как громко тикали часы. Она положила трубку, и тиканье стало просто угрожающим.
Я стоял и глядел ей в глаза.
— Что с тобой? — спросила она. — Не заболел? Просто удивительно, как она не замечала, что часы идут!
Она пощупала мой лоб и даже заставила показать язык. А потом опять пошла заниматься хозяйством.
Часы пробили шесть.
Мама высунулась из кухни:
— Телефон?
— Нет, — сказал я.
— Тогда открой дверь.
Я открыл.
— Никого?
— Никого.
— А мне показалось: звонили…
Вот здорово получается!
Потом опять звонил Каримчик:
— Операция «Ходики»! — И мы хихикали в трубку.
Около семи, наконец, пришел отец. Он был большой и сильный. Обнял мать. Подбросил меня к потолку.
В последнее время мне это не нравилось: что я — маленький? Но сегодня я сделал вид, что радуюсь, и отец остался доволен.
— Мать, а мать! — весело сказал он. — Мужчины хотят есть.
Он пошел на кухню, и я отвернулся. Пусть обнимаются. Где-то там взвизгнула Чарка. Видно, попалась под ноги.
Я с трудом сдерживал нетерпение.
Сейчас отец пойдет в кабинет, возьмет газеты и сядет в кресло.
Чарка тоже сунулась в кабинет, но я щелкнул ее по носу. Она отскочила и опять хотела пролезть в кабинет.
— Ты ее, наверно, сюда пускаешь, — сказал отец, подозрительно оглядывая комнату. На столе все было в порядке, мы успели убрать. Он успокоился.
А часы тикали. Чудеса да и только!
Между тем большая стрелка снова подбиралась к двенадцати. Я затаил дыхание.
Отец не сразу понял, что часы бьют. Я никогда не видел его таким растерянным.
— Что это? — спросил он.
— Часы…
— Я понимаю, что часы. Кто их починил?
— Я.
— Ты?
— А кто еще?
— Ты умеешь чинить часы?!
— Что тут такого?
Он позвал мать. Наконец и она заохала:
— Ходят? Подумать только! — Но не поверила, что я починил часы. — Выдумщик! — сказала она.
— Что же, они сами починились? — спросил я, пряча глаза.
Отец поверил и стал говорить, как хорошо все уметь делать самому. Потом он расчувствовался и спросил:
— Сколько еще не хватает на железную дорогу?
— Семь рублей, — сказал я.
Он достал десять рублей:
— Молодец, ты их заслужил.
Я покраснел и не знал, что делать. Но потом взял деньги и, свистнув Чарке, выбежал во двор. Там уже был Каримчик. Я показал ему деньги:
— Только это, наверно, нечестно.
— Почему нечестно?
— Ну, так ведь мы их не чинили.
— Как не чинили?
— Они сами пошли.
— И ничего не сами! — убеждал Каримчик. — Теперь закончим операцию «Семафор».
Я колебался.
— Ты как девчонка! — сказал он.
— Ладно, — решил я. — Завтра пойдем в «Сказку».
Но оказалось, что надо готовиться к контрольной, и мы в магазин не попали.
А вечером пришел отец. Он не подбросил меня к потолку, а по-мужски, крепко пожал руку. И мне опять стало стыдно, что я его обманываю.
Признаться? Рассказать отцу обо всем? Но как же тогда операция «Семафор»? И потом ведь это была не только моя тайна.
Так я рассуждал. А отец в это время позвал меня в кабинет.
— Садись…
Чего это, думаю, он мнется? Как-то даже на него не похоже.
Он достал из кармана часы:
— Понимаешь, у нашего Петра Семеновича они вдруг встали. Посмотришь?
— Сейчас не могу, — сказал я, начиная гореть. — Завтра, пожалуйста.
Отец согласился:
— Хорошо. Посмотри завтра.
Я к Каримчику.
— Проверяет, — решил он.
— А как быть?
— Чепуха, — говорит. — Пойдем и починим.
На другой день мы пошли к часовому мастеру, и он при нас починил часы.
— Операция «Ходики» закончена! — бодро сказал Каримчик.
Мы отсчитали деньги и довольные побежали в «Сказку». Но отдел, где продавалась железная дорога «Пионерская», был закрыт на переучет.
Отец пришел с работы.
— Как часы?
А я уже положил их ему на стол. Он похвалил меня и обещал летом взять в Москву.
Мне стало не по себе. Он это заметил:
— Ты не рад?
— Рад.
— А почему вздыхаешь?
— Да так, вздохнулось…
Он засмеялся и сказал маме:
— Вырос мальчишка, и не заметили.
Она расчувствовалась, смахнула слезу.
Я больше не мог терпеть. Я все хотел им рассказать: и как мы «чинили» часы, и все прочее. Но тут вбежала Чарка, схватила меня за ногу. Я хотел сказать: «Фу!», но от расстройства сказал: «Вперед!» — и тогда она прыгнула в кресло.
— Это еще что такое? — удивился отец.
— Пошла вон! — отчаянно закричал я.
Но она прыгнула на подлокотник, оттуда на спинку. Еще мгновение, и она окажется на столе. Я перехватил ее и выкинул в коридор.
— Вот видишь, — назидательно сказал отец. — Ее нельзя пускать в кабинет.
Так ничего я ему и не рассказал…
На следующий день он принес еще чьи-то часы. А мама — будильник тети Кати. Его никто не брался чинить, но мама сказала, что я обязательно починю.
Весь дрожа от обиды, я сообщил об этом Каримчику.
— Подумаешь, — рассудил он. — Операция «Ходики» продолжается. Только и всего. Починим.
Мы пошли к уже знакомому часовому мастеру и показали ему часы. Он поглядел на них через лупу:
— Вот эти починим. А эти выкиньте.
Но мы не могли выкинуть будильник. Мы посовещались и стали искать такой же, но только новый… Найти-то мы его нашли, да отцовских денег не хватило, и нам пришлось тратить свои сбережения.
«Прощай, железная дорога!» — думал я.
Но Каримчик не привык хмуриться.
— Операция «Семафор» откладывается, — сказал он. — Зато все это у нас смешно получается.
Я спросил:
— А если еще принесут часы?
Он ответил уверенно:
— Не у всех же они ломаются!
Но вечером сам принес мне часы.
— Это еще чьи? — спросил я.
— Да наши.
— Зачем ты их притащил?
— А мама узнала, что ты чинишь…
Я хотел возмутиться. Он сказал примирительно:
— Ладно, завтра починим.
Теперь мы уже совсем не думали о железной дороге. Мы думали о том, как закончится операция «Ходики». А тут еще отец стал спрашивать про эту самую дорогу: почему не купили?
Я изворачивался, как мог.
Несколько дней все было спокойно. А в субботу мама принесла еще чьи-то часы:
— Посмотри, что с ними.
— Потом, — сказал я, глядя в сторону.
— Почему потом? — спросила она.
— Надо гулять с Чаркой.
— Она подождет.
— Мы с ней всегда гуляем в это время.
— Давай, я пройдусь.
— Ты устала.
— Хорошо, — вдруг согласилась она. — Погуляй. А часы можно починить и завтра.
Но у меня больше не было денег!..
Опять мы совещались с Каримчиком.
— У меня еще три рубля, — сказал он. — Последние.