В сутках двадцать четыре часа
Предсовнаркома Татреспублики
Казань
Прошу срочно подтвердить особые заслуги (перед) Советской Россией убитого 2 марта 1920 г. при исполнении служебных обязанностей начальника отделения уголовного розыска Николая Голубятникова на предмет назначения усиленной пенсии.
Подтверждаю просьбу, прошу быстро ответить телеграфом.
Телеграфист, вызвавший Казань и передавший подписанный Лениным документ, не знал, почему Голубятниковым заинтересовался В. И. Ленин. Не знают этого и многие читатели ленинских документов.
В самом деле, что же произошло?
Николай Илларионович Голубятников, начальник уголовного розыска Казани, родился в большой бедной крестьянской семье в 1897 году. В годы мировой войны был призван на службу в царскую армию. Революция застала Голубятникова в Казани в запасном полку. В партию большевиков Голубятников вступил в 1918 году. В 1919 году губком по мобилизации направил его в уголовный розыск начальником.
Чтобы лучше понять важность случившегося 2 марта, отвлечемся на минуту от происшествия и поговорим о воде и соли. Да, об обычной воде. Мы о ней не вспоминаем до тех пор, пока работают водопровод и теплоцентраль. А о соли вспоминаем, когда дома кончаются ее запасы, и тут же бежим в магазин. Проблема решена. За килограммовую пачку соли, самой хорошей, платим 10 копеек. А в 1920 году она была на вес золота. По твердым государственным ценам фунт соли (400 граммов) тогда стоил 3000 рублей. Спекулянты ее продавали в десять раз дороже. За пуд соли можно было выменять соболью шубу. Ведь без соли, как и без воды, человек жить не может.
Бывший начальник 2-й Туркестанской дивизии на Южном Урале, изменник Сапожков, поднявший восстание против Советской власти, использовал трудности с солью для обмана малограмотных и доверчивых людей. Он клеветал, когда говорил, что Советская власть якобы лишила народ соли, большевики продают ее за границу. Сапожков обещал: если его поддержат, он даст народу соль. Чтобы привлечь на свою сторону малограмотных красноармейцев, в основном бывших крестьян, изменник провозгласил свою «политическую» линию: «Да здравствует соль и свободная торговля!»
Сейчас это звучит наивно, а тогда мятеж Сапожкова был очень серьезной и опасной авантюрой.
Понятна трагичность положения жителей Казани, когда они узнали о том, что шайка бандитов ограбила соляной склад в городе. Получив сообщение об этом, Николай Голубятников с агентами уголовного розыска немедленно выехал на место происшествия. Сторожа у склада были убиты. Возле дверей виднелись следы борьбы: оторванный от полушубка воротник, окровавленные лоскуты темно-синего бобрика, очевидно от пальто… Чтобы попасть в соляной склад, нужно было подняться на десять ступенек и через небольшой тамбур войти в помещение. За толстой, плотно сколоченной дубовой дверью лабаза и находился склад. Когда сотрудники уголовного розыска вошли в него, они увидели возле ларей две совковые лопаты и несколько пустых рогожных мешков, брошенных грабителями. В складе еще оставалось какое-то количество соли, которую грабители не успели вывезти. Много мешков понадобилось грабителям, предположил Голубятников, для того, чтобы выносить соль из помещения. Грабители, судя по всему, готовясь к налету, заранее запасались мешками.
Овчарке угрозыска Альме дали понюхать их, она тотчас потянула проводника на улицу. Собака, припадая носом к земле, отыскивая запах, покружилась по двору и выбежала за ворота. Милиционеры едва поспевали за ней. Альма уверенно шла по следу довольно долго. У сотрудников появилась надежда на успех. Но вдруг овчарка засуетилась и потом, как учили ее, пошла по кругу.
— След, Альма! След! — подбадривал проводник.
Собака вернулась на прежнее место, остановилась, виновато посмотрела на хозяина и заскулила тихо и жалобно.
«На дороге запахов очень много, извини, — говорили ее глаза. — Он исчез, а куда, я не знаю».
— Все, — вздохнул проводник.
Сказал сам себе, однако все сразу поняли: Альма сделала, что могла, и на ее помощь рассчитывать пока больше не приходится.
— Грабители уехали на подводе, — сказал проводник.
— Откуда это известно?
— Альма от склада шла по пешему следу, однако возле ворот склада я заметил санный след. Сани груженые, полозья глубоко врезались в снег. А тот, по следу которого мы шли, видимо, охранял подводы и сообщников, а потом подсел к ним, вот на этом месте.
— Возможно, — согласился Голубятников. — Нужно искать сани, откуда взяты мешки, и во все глаза наблюдать за рынками: рано или поздно соль должна появиться у спекулянтов. Займись сегодня же ломовыми извозчиками, — сказал Голубятников помощнику.
Оперативные работники обошли слободу, где жили извозчики, спросили, не выезжал ли кто из них в дальний извоз в ночь на 2 марта, осмотрели сани и возки. Никакой зацепки.
Пока сотрудники ходили по слободе, в милицию пришел мужчина и заявил:
— Ваши ребята ходят по домам. Скажите, чтобы не искали, я увез соль. Не по своей воле, конечно, понимаете…
Извозчика задержали.
Голубятникова в это время не было в угрозыске. О явке с повинной он узнал от дежурного.
— Немедленно приведите арестованного ко мне.
В сопровождении милиционера, держа руки за спиной, в комнату робко вошел худощавый мужчина в подшитых валенках. Он сделал несколько шагов и замер, ожидая вопроса.
— Ближе, проходите к столу. — Голубятников внимательно смотрел на вошедшего и попытался представить характер задержанного.
— Начальники уже записали на бумаге мои показания.
У извозчика оказался необычайно громкий, сочный бас. Голос никак не подходил к его комплекции. Голубятников невольно улыбнулся.
— Забудьте об этом и со всеми подробностями еще раз расскажите все мне, — попросил Голубятников. — Я никуда не спешу.
— Вчера, когда возвращался с пристани, возле дома меня остановили двое прилично одетых мужчин, скорей всего, не здешних, раньше нигде их не встречал. Один из них одет в бобриковое пальто. Попросили перевезти их груз, обещали хорошо заплатить. «Время позднее, да и лошади устали», — ответил я и отказался. Они стали упрашивать. Одним словом, уговорили. Приехали к складу, там еще двое было, а может, трое, не помню. Я сразу понял, в чем дело, но смолчал. Они стали таскать в сани рогожные узлы.
— Убитых людей у склада видели? — перебил Голубятников.
— Темно было, никого не заметил.
— Кроме вашей, были еще упряжки?
— Не видел.
— Может, у склада произошла драка?
— При мне все было тихо. Двое со мной уехали, а остальные там остались. Мне узел соли дали, чтобы молчал, значит. Те предупредили: пикну — и меня, и жену порешат… Да вы, товарищ начальник, не волнуйтесь, соль у меня цела. Я ее в сено спрятал, от греха подальше.
— Что было дальше? — спросил Голубятников.
— Груз отвез на Подлужную улицу, его там перетащили в подвал. Я от лошадей не отходил, они сами носили. Остальное вы знаете. Хоть и боялся, пришел к вам, а меня заарестовали…
— Можете сейчас идти домой, никто вас не арестовывал. Но я не советую, лучше переночуйте у нас. Дома появляться вам сейчас небезопасно, а тем временем что-нибудь придумаем. Большое спасибо, что пришли…
— Чего там, мы ведь за Советскую власть.
— Номер дома не запомнили на Подлужной?
— Я вам так расскажу, сразу найдете, без номера… Дом приметный…
Голубятников вызвал к себе сотрудников Кириллова и Каменецкого.
— Нужно немедленно ехать на Подлужную, иначе соль перепрячут.
…Нужный дом на Подлужной отыскали сразу. Выставив у окон и крыльца сотрудников, Голубятников спустился в подвал. Свет с улицы через маленькие запыленные оконца почти не пробивался, стоял густой полумрак. Но в глубине подвала тускло горел керосиновый фонарь. Похоже, что в подвале находились люди. Голубятников вынул из кармана револьвер, остановился, прислушиваясь. Осмотрелся. В длинный коридор выходило несколько дверей. Вторая дверь направо была приоткрыта.
