В сутках двадцать четыре часа
Заключительные слова начальника милиции потонули в возгласах:
— Приветствуем! Да здравствует товарищ Ленин!
— Граждане, может, у кого вопросы имеются к товарищу Апанасенко? — спросил председатель исполкома.
— Когда от бандюг избавите? — звонко крикнула из задних рядов молодая женщина в цветном полушалке. — В милиции кони, може, некованые, что бандитских не догоните?
В толпе засмеялись.
— Тетка, может, ковалем к нам пойдешь? — так же громко ответил Апанасенко.
И снова взрыв смеха. Когда шум стих, Апанасенко, согнав с лица улыбку, сказал:
— Граждане, докладываю, что кони наши хорошо кованы на все четыре ноги. Овса и сена им хватает, вдоволь поим ключевой водой. Только не в этом дело. Скажу не таясь: у бандитов везде свои люди, потому и уходят они от нас. Коль поможете, мы их враз догоним и порубаем. Мы, большевики, слов на ветер не бросаем. Даю слово — не уйти от расплаты бандитам!
Выезжал Апанасенко в Татарку, Тифлисскую, Белую Глину, бывал в Невинномысской. Сотрудники выступали в Крученой, Московской и других местах. Агитация помогла.
В Ставрополь сообщили: бандиты готовят нападение на уездный банк. Апанасенко собрался было уже выехать туда, но в последний момент передумал: в городе его многие знали, появление начальника губернской милиции могло насторожить бандитов. В уезд Апанасенко послал опытного оперативного работника Иванченко и еще одного сотрудника ОГПУ. Они на месте должны были уточнить план операции.
Все вроде предусмотрели. Однако Апанасенко не покидало беспокойство. Он даже не мог усилить уездную милицию — это привело бы к посвящению в замысел большого количества людей. А главная ставка делалась на внезапность…
Апанасенко пригласил начальника уголовного розыска:
— Все ли предусмотрели? Пока есть время, еще раз рассмотрим варианты операции.
Начальник уголовного розыска имел привычку такие дела не доверять даже бумаге, весь план до мельчайших деталей держал в памяти.
— Бандиты въезжают в город на нескольких подводах под видом селян, прибывших на воскресный базар. На площади перед банком подводы разъедутся. Две из них — группа прикрытия — свернут вот в этот проулок. — Начальник уголовного розыска показал место на плане. — Тем временем группа нападения подъедет прямо к банку…
— Как наши узнают, что едут бандиты?
— Во вторую бричку запряжен серый жеребец, а заднее левое колесо и ступица вымазаны белой краской.
— Ребята не перепутают? — усомнился Апанасенко.
— Не должны. На всякий случай мы предусмотрели и это. Усилили охрану банка, наряды находятся внутри здания, а деньги и ценности из сейфов убраны.
— Понятно, — проговорил Апанасенко. — Что же, будем ждать сообщения.
…Подводы в город въехали не вместе, как предполагалось, а порознь, четырьмя группами. Бандиты явно осторожничали. На заваленных мешками и сеном первых четырех бричках разместились пятнадцать человек. Во второй, запряженной сильным серым конем, одетые в зипуны, сидели четыре мужика, дымили цигарками. Белое пятно на колесе сливалось в круг.
— Едут! Будьте готовы! — предупредил посыльный охрану банка.
Монотонно скрипели колеса, брички свернули на площадь.
Внезапно на дороге появился красноармеец с забинтованной ногой.
— Земляк, здорово! Не найдется ли закурить? — крикнул красноармеец вознице.
Появление на дороге случайного красноармейца не было предусмотрено ни в одном варианте плана операции. А если это бандит, которому удалось пронюхать о засаде?
— Тпрру! — приостановил бородач коня. Что-то спросил у красноармейца. Что?
Иванченко весь напрягся: «Придется брать бандитов. Если красноармеец настоящий и его сейчас прихлопнут бандиты, потом оправдывайся!» Не спуская глаз с подводы, он уже было хотел подать сигнал к нападению. Но бандит как ни в чем не бывало радушно протянул бойцу кисет и бумагу. Тот не спеша оторвал клинышек от «грамотки», свернул цигарку и заковылял к вокзалу. Кони снова неторопливо зацокали копытами по мостовой. «Пронесло!» — вздохнул Иванченко.
Тем временем подводы поравнялись с садиком перед банком. Пора! Словно из-под земли перед подводой вырос богатырского роста милиционер, взял коня под уздцы. Слева подошли трое его товарищей.
— Эй, бородач! Приехали, слезай!
Возница сунул руку под кожух, вытащил револьвер, но милиционер выбил оружие.
— Но-но, не балуй, оно же стрелять может, — сказал он, пряча наган в карман шинели.
Вторую подводу бандиты все-таки успели развернуть и открыли стрельбу из пулемета, спрятанного под сеном.
— Что же вы наделали, братцы! — в сердцах крикнул милиционерам Иванченко. — Бейте по коням!
Его услышали милиционеры правой засады. Ударили карабины. С перебитой ногой, заржав от испуга и боли, серый завалился на бок. Он попытался встать на здоровые ноги, но рухнул, перевернул бричку вместе с пулеметчиками…
Милиционеры захватили в плен двенадцать бандитов, троих убили в перестрелке. В тот же день арестованных доставили в ставропольскую тюрьму.
Апанасенко внимательно выслушал рассказ Иванченко о том, как проходила операция. Распорядился собрать сотрудников отдела. Иванченко повторил при них. Рассказал о красноармейце, который чуть не сорвал операцию.
— Деталь очень важная, наглядно нас учит, как трудно предусмотреть случайности. Но мы-то к ним должны быть всегда готовы, — заметил Апанасенко. — Когда будете выступать перед народом, расскажите людям о героях-милиционерах. Пусть селяне знают, что мы не зря едим казенный хлеб. Всех отличившихся отметим в приказе.
Слух о разгроме налетчиков облетел станицы и хутора. Успех милиции придал крестьянам смелости. Все больше появлялось у милиционеров друзей среди населения. Благодаря их сообщениям, удалось схватить матерых преступников, а главное — милиционеры теперь многое знали о продвижении банд, местах их укрытий, узнали имена и многих пособников.
Мстя за провалы, бандиты ожесточились. Особенно зверствовал атаман Колосков. Он совершил внезапный налет на станицу Лысогорскую и хозяйничал в ней несколько суток. Здесь бандиты схватили уполномоченного ГПУ Якова Терентьевича Баша. Сотрудника привели к атаману.
— Батько, вот он, Яшка-милиционер, указал комиссарам, где хозяева сховали пшеницу. По его милости они и нам теперь скупо хлеба и фуража дают. Пусть Баша сам скажет, где теперь хлеб.
— Это правда, Баша? — спросил Колосков. — За сколько же грошей продался ты комиссарам?
— Я не иуда, атаман, — сплюнув кровь, ответил Яков Терентьевич. — Дети с голодухи пухнут, а вы в ямах хлеб гноите, добытый крестьянами, нашими руками…
Колосков захохотал:
— Твои-ими?! Быдло ты, Яшка! С каких это пор стал называть своим чужое добро? Храбрый казак, отличия имеешь, а на большевистскую агитацию клюнул. Какое тебе дело до других? Думай о своем кармане. А то, что не струсил, — хвалю! Мужик ты грамотный, беру к себе начальником штаба. Не неволю, сам выбирай: или — или!
Колосков не договорил, но Баша и без слов понял, что его ожидает, если не примет условий атамана.
Уходя из Лысогорской, бандиты забрали с собой Баша, увезли его в лес, где у Колоскова был лагерь.
— Ну, Яков, надумал? — спросил Колосков, когда бандиты подвели к нему избитого милиционера.
— Нет, атаман, супротив своей совести не пойду. Сколько невинной крови ты пролил? И все тебе мало. А теперь и меня убийцей сделать хочешь? Можешь казнить, но присяге, что дал народу, я не изменю.
Атаман махнул помощникам:
— Вырежьте на спине красного героя звезду, на память. Не взыщи, Баша, сам выбрал награду.
Три дюжих бандита схватили Баша, связали ремнями руки, подвели к жарко горящему костру, повалили на землю, сорвали с него одежду и шашками вырезали на спине звезду. Но и этого зверства бандитам показалось мало. Яков Терентьевич еще был жив, когда палачи посыпали кровавую рану солью и бросили его на костер.
