Призраки дождя. Большая книга ужасов (сборник)
Елена Усачева
Призраки дождя. Большая книга ужасов (сборник)
Призраки приходят в дождь
Глава первая
Сезон Цую
Дождь. Третий день. Окно размыло – и теперь везде вода. С утра лило стеной, сейчас моросит. Но все равно тоска.
Так и помереть недолго. Лежишь, смотришь в окно, думаешь о вечном. Или вечное думает о тебе. У этих японцев не разберешь.
Одежда влажная. Футболка, штаны, даже трусы. Волосы слиплись.
Дождь…
Из гостиницы они сегодня не выходили. И не пойдут. Что там, в этом болоте, делать? Приехали, называется…
На Токио опустился туман. Сезон сливовых дождей, сезон цую. Надо не забыть спросить, кто предложил поехать в Японию в конце июня. Почему этого нельзя было сделать раньше? Кажется, Миха! Утопить его на первом же рисовом поле. Подводник!
– Сань… ну, чего ты? – протянул со своей кровати Вадя.
Со своей кровати… смешно сказал. Номер шириной с кровать. Причем одну. А их здесь как бы две.
– Сань…
– Отвали, а? – вяло огрызнулся Санёк. – Все, считайте, что я утонул.
Санёк повернулся на бок. Ощущение, как будто в полной ванне соскользнул с бортика. Влажность сочетается с прохладой из кондиционера. Открываешь шкаф, и оттуда выходит ее величество Осень – дышит промозглостью и насморком. Из туалета тоже дышит. Словно они специально туда червяка сопливого посадили. Сидит теперь, копит сырость в порах, рождает плесень. Ночью проснешься, а тебя уже нет, осталась горка зеленого мха.
– Сань…
– Чего?
Сырая футболка неприятно облепила тело.
А дома тепло. Светит солнышко. Все зеленеет, птички поют… Здесь птиц нет, одни рыбы. И люди тоже – рыбы.
– А чего мы сегодня делаем?
Номер маленький, окно крошечное, под потолком. Смотреть в него не получается. Можно смотреть на него, а оттуда, как будто и нет прозрачной перегородки, льется стекло.
Топиться будем, блин! И так, что ли, непонятно?
– Конничива! О-гэнки дэс ка? [1]
На пороге Каору. Стоит, улыбается, кланяется. И чего он все время улыбается?
– Здорово, брат! – сорвался с кровати Вадя, но, не добежав до Каору, остановился.
Если бы мозги размягчило окончательно, он принялся бы Каору обнимать и жать руку. Но сейчас еще не вечер, чтобы совсем с ума сходить. Вовремя вспомнил, что японцы терпеть не могут панибратства. Обнимешь разок, а потом извиняться вспотеешь. Они здесь все обидчивые до чертиков.
При виде надвигающегося Вади Каору стал быстрее и мельче кланяться, словно воздух перед собой рубил. Не подпускал. Кинься Вадя на Санька с объятиями, Санёк бы тоже не обрадовался. Будут тут всякие тушки у него на шее висеть.
– Конничива! – повторил Каору, мягко округляя звуки, забавно растягивая гласные. – Как поживаете?
– Хреново поживаем, – пожаловался Санёк, спуская ноги с кровати. – Как вы в такой воде обитаете? У меня скоро жабры вырастут.
– Цую, – с благоговением протянул Каору и заулыбался, заставив свои щеки наехать на уши. – Дождь – хорошо. Много риса – хорошо. Аобаамэ – дождь, освежающий зелень молодой листвы.
– Значит, скоро прорастем! – Санёк бухнулся обратно на подушку. Прислушался, не капает ли на пол – матрас виделся большой губкой, наполненной водой. – А утром тоже этот самый обама был?
– Онукэ. Обыкновенный ливень. Для риса тоже хорошо.
– Ты чего пришел-то, Каору? – привычно суетился Вадя. – Дело какое?
У Вади нежный голос и огромные глаза. Людей он берет лаской, добивает ею же. Своим занудством может распилить не только буханку хлеба, но и железные поручни в метро. Вчера проверили – распилил. А все потому, что никто не спешил ему отвечать, на какую станцию они едут. Каору стоял далеко, а внятно выговорить хотя бы одно японское слово никто не мог.
– Дело, дело, – закивал Каору и снова заложил щеки за уши.
Улыбаются тут с большим удовольствием. Их рисом не корми – дай поулыбаться кому-нибудь. Но стоит отвернуться, лицо становится каменным. Культурная нация, силы экономят.
– Императорский сад собираться надо. Слива отцветает. Смотреть надо. Гортензия цветет. Смотреть надо.
– Гортензия! – выкрикнул Санёк, садясь.
Память даже не пыталась подкинуть картинку цветка с неприятным квакающим названием.
– Сань, ты чего? – испугался Вадя.
Который раз за сегодняшний день испугался. Что-то он пугливый. Это к дождю… Или к засухе?
– Вставать надо, – с укором посмотрел на гостей Каору, но губы тянул, соблюдая этикет.
– Надоело, – пробормотал Санёк. – Надоела мне твоя Япония, Каору! Третий день, а надоела! Хочется все послать к черту и наесться нормального черного хлеба.
Каору поклонился. Санёк подумал, что вот, если метнуть в него подушку, он так же будет стоять, изображая радость жизни? Или использует прием карате и забросит всех обратно в Россию? Или наконец-то обидится на их постоянное нытье и пошлет к местному черту?
– Япония – интересная страна. Ее надо полюбить, – пропел Каору и вынул из рукава календарик с видом горы.
Запасливый! Все-то у него есть. После календарика пойдет открытка, следом плакат, видеофильм, а там и сама Япония в красках и запахах.
– Дождь – хорошо. Но он закончится.
– Когда?
Перед Санькиными глазами был потолок. Идеально белый. Идеально ровный. Идеально…
– Завтра. – Каору поклонился. – Завтра мы идем в Восточный парк дворца императора.
Эти слова заставили Санька снова сесть. Даже вода из головы улетучилась.
– На что спорим? – Он поискал глазами – что бы такое заложить? Телевизор? Пульт от телевизора? Провод? Мыло в ванной? Полотенце? Полотенце – хорошая вещь, в дождь полезная…
– Не надо спорить, – мягко повел руками Каору. – Завтра дождь прекратится без спора.
– А сегодня чего? – завел свою шарманку Вадя. – Сань, делать-то чего будем?
– Вниз пойдем. Играть будем.
Вспомнился полутемный холл, выключенный свет в лобби-баре, выступающие из мрака черные кожаные кресла, низенькие столики…
– В прятки, что ли?
Санёк дернулся лечь, но выражение круглого лица Каору заставило отложить заезженное движение.
– В «Сто страшных историй» играть будем.
– Это как? – сделал осторожный шажок назад Вадя.
– Соберемся, будем истории рассказывать. Зажжем свечи. После каждой истории одну свечу будем гасить. Последнюю историю, самую страшную, расскажут в полутьме и погасят свет.
– Круто! – восхитился Санёк. – Девчонок позовем. Пускай повизжат.
Вадя сделал еще пару шагов назад. На этом комната закончилась.
– Я уже всех позвал, – доложил Каору. – И Алису-сан позвал. И… – запнулся, – Илю-сан тоже позвал. Сказали, придут.
Санёк поежился. Движения рождали неприятную зябкость, хотелось закутаться во что-нибудь большое и теплое. Но это было невозможно – все теплое при такой влажности превращалось в холодное и неуютное. От раздражения, что не может согреться, Санёк накинулся на Вадю.
– Чего стоишь, дятел? Видишь, человек ждет! Собирайся, давай!
Вадя дернулся туда-сюда, полез зачем-то под кровать, явив миру свой тощий зад.
– Мы подождем, подождем, – болванчиком закачался Каору. – Не торопись.
Санёк плюнул на идею со свитером и для тепла сложил на груди руки.
– Ну а ты вообще как? Крыша не протекла еще? – приступил он к светскому разговору.
Каору улыбнулся. Его круглое бесстрастное лицо превратилось от этой улыбки в наивное и как будто удивленное. Невысокий, пухлый. Черные короткие волосы зачесаны назад. От ходьбы и вечных кивков челка сползает на лоб и покачивается при каждом шаге. Белая футболка, мятый темный пиджак, синие джинсы. Ничего особенного, человек как человек. Дьявольски пластичный. Здорово танцует. Ему бы не с ними по городу носиться, а в танцзале тренироваться.
– Дождь – это хорошо, – поклонился Каору.
– Конечно, хорошо! – громко согласился Санёк. – Цунами тоже хорошо! Часто они у вас тут бывают?