Рыжий Нат
Это имя было грозой для всех малолетних обитателей квартала. Только Петя Синцов, хмурый и самоуверенный парнишка, не трепетал перед ним. Он просто-напросто произносил такое слово, от которого грозность Рыжего Ната улетучивалась. Это слово было «девчонка».
Дело в том, что Рыжий Нат действительно была обычной десятилетней девчонкой. У неё было круглое веснушчатое лицо, небольшой вздёрнутый носик и тоненькие ярко-рыжие косички. Но она не хотела признавать ничего «девчонковского», а признавала только «мальчишеское». Она даже переделала своё имя. Её настоящее имя было Наташа, а она называла себя Нат.
К своим куклам Нат не притрагивалась вот уже года три. За иголку она не бралась, пока не увидела однажды, что отец ловко пришивает к пиджаку пуговицу.
— Папа, разве мужчины это делают?
— А ты думаешь, солдатам мамы или няньки починяют одежду?
С тех пор и Нат стала вдевать нитку в иглу.
Что она признавала из «женских» дел, так это нянчиться со своим годовалым братом Никиткой. Никитка был забавным парнишкой, и возиться с ним доставляло Нату удовольствие. Заставить же её вымыть посуду или сварить кашу было делом нелёгким. Зато она любила колоть дрова и охотно выполняла другие «мужские» работы по хозяйству.
Лазать по заборам так, как лазала Нат, никто не умел. Из рогатки она стреляла лучше всех. А драться с ней было вообще невозможно. Она не визжала, как другие девчонки, не царапалась и, тем более, не плакала. Сухими, но крепкими кулачками она быстро-быстро дубасила своего противника до тех пор, пока он не признавал себя побеждённым. Все боялись этих проворных и гневных кулачков.
Однако перед Петей Синцовым Нат позорно пасовала. Это был невысокий чёрненький мальчуган. Он жил в в одном доме с Натом. С ребятами Петя играл мало. Чаще всего можно было видеть его насупленным, поглощённым какой-то думой. Видимо, поэтому ребята считали, что Петя зазнаётся. Он то высчитывал что-то, то принимался чертить, а летними днями забирался в сарай и там пилил, строгал и резал, мастеря какие-то сложные, но малопонятные машины.
Это был тихий, старательный паренёк, и, однако, Нат оказывалась перед ним бессильной. Стоило ему сказать сквозь зубы своё презрительное «девчонка!» как всё могущество её рассыпалось в прах. А называл он её не Натом, а Наташей.
Хорошо ещё, что Нат сталкивалась с Петей редко. Она просто избегала этих встреч. Пусть он там себе мудрит, высчитывает, строгает. Собрав около себя стайку подруг и товарищей, Нат верховодила среди них.
В это летнее утро, выйдя во двор, Нат потребовала у своего адъютанта Юрчика, чтобы он притащил лук и стрелы.
Они хранились у него.
Юрчик — коротконогий толстенький мальчуган, без ума преданный Нату, которая была года на два старше его, — быстрой рысью, вперевалку, как медвежонок, помчался выполнять приказание. Лук и стрелы — значит, будет игра в войну.
Тем временем Нат по лестнице, приставленной к сараю, взобралась на крышу. Размахивая большой берёзовой веткой, она громко закричала: «Э-ге-э-эй!». Это означало: «Мальчишки и девчонки, сюда!»
Яркое белое солнце катилось между облаками в далёкую голубую высь. Знойные лучи позолотили рыжую головку и волосы, выбившиеся из кос, тянулись по ветру к солнцу. В сером платьице, лёгкая и стройная, Нат была, как птица на высоком утёсе. Казалось, сейчас, вот сейчас она кинется стремительно в воздух, звонко крича призывное, задорное «э-ге-э-эй».
Сигнала словно ждали. Не успела Нат спуститься на землю, а во дворе уже собралась почти вся боевая компания: белобрысые сёстры-толстушки Соня и Шурка, Витя Козоедов, Боря-Свистун и Юрка. Витя прискакал на палочке и сейчас лихо гарцевал перед друзьями, показывая, какой у него прыткий и послушный «конь». Боря ковырял щепкой землю и насвистывал что-то.
— Смотрите! — крикнула Нат и, не держась руками за лестницу, стала прыгать вниз с перекладины на перекладину.
— О-ой! — удивилась Соня испуганно и восторженно, а Боря даже бросил щепку. Но когда Нат спрыгнула на землю, он сказал:
— А я вверх ногами могу. Только сейчас не могу: сейчас на мне штаны новые.
— А знаете что? Давайте играть в войну, — предложила Шурка.
— Хватит! — строго сказала Нат. — Мы в войну больше играть не будем. Мама не велит. Потому что позавчера воевали и окно разбили. Понятно? Мы сейчас в тайгу будем играть. Тайга — знаете что?
— Подумаешь! Все знают, — ответил за приятелей Витя, останавливая своего «скакуна». — Это такой дикий лес и там медведи. Что, скажешь, нет?
— И не только медведи. Там бывают рыси, белки и разные другие животные и звери. А ходить по тайге очень трудно, потому что в тайге деревья и ничего не видно. Понятно?
— А как же мы будем играть, если деревья? Тут, во дворе, только три берёзы и сирень.
— Ты, Витька, поперёшный, — сказала Нат. Она слышала однажды, как мать Вити назвала его этим словом. — Вечно ты поперёк другим выдумываешь. Ведь игра же. Будто что деревья. Будто что. Понял?
— А звери?
— А звери мы будем сами. Я буду охотник, а вы — звери. Нет, я буду и ещё Шурка — охотники. А вы…
— Нет, я зверем не буду… Ц, но! Поехали! — Витя воображаемой нагайкой огрел своего «коня».
— Мне тоже нельзя, — сказал Боря. — У меня штаны…
Они долго спорили, но в конце концов всё-таки договорились, что охотниками будут Нат и Шурка. Витя. согласился стать медведем: ведь медведя называют хозяином тайги! Борю уговорили превратиться в собаку. Без собаки охотникам никак нельзя. А быть собакой даже очень хорошо: она нигде не прячется, только ищет зверей и лает. Юрчику поручили стать рысью. А Соне пришлось назваться лисицей.
«Охотники» и «собака» пошли на две минуты в дом. «Звери» за это время должны были разбежаться по «тайге» и спрятаться.
«Тайгой» был двор, широкий и длинный. Слева от ворот стоял дом, за ним росла сирень, потом берёзы и снова сирень. От ворот справа тянулись грядки, а по краю — малинник. За грядками был сарай, а за сараем опять грядки и ещё сирень.
Через две минуты «охотники» вышли из дома. Нат была с луком и стрелами, а Шурка тащила «ружьё» — палку от половой щётки. «Собака» громко лаяла.
— Ищи, — приказала ей Нат.
Бойко подпрыгивая, Боря понёсся за сарай. Он облаял кусты сирени, но никого там не нашёл. Подумав, он помчался в малинник.
— Ты с той стороны заходи, а я с этой, — шепнула Нат Шурке. — И если медведь, не бойся — стреляй.
— Вав, вав!!! — раздалось в кустах, послышалось грозное урчанье, и, выскочив из своей берлоги, «медведь» побежал за сарай.
— Бу-ух! — закричала Шурка. — Чего же ты не падаешь?
Нат выстрелила из лука и промахнулась: стрелы были без наконечников, лёгкие, они летели плохо, а «медведь» бежал очень быстро.
— Витька, ты почему на двух ногах бежишь? Ты на четырёх должен.
— Да! А Борьке можно на двух! Ишь вы какие…
— Так ведь у Бори же штаны новые!.. Давай снова. Это не в счёт. Мы за тобой после придём.
И, кликнув «собаку», Нат направилась к берёзам. Там, по её предположениям, обитал страшный таёжный зверь — рысь.
Нат приближалась к рысьему логову, как настоящий охотник. Она не пошла напрямик, а, прижимаясь к стене дома и пригибаясь, прячась за кустами сирени, подкрадывалась осторожно, медленно. Шурка пробиралась за ней, держа «ружьё» наготове. А «собака» помчалась напрямик.
И тут произошло неожиданное.
Только Боря подскочил к дереву и принялся облаивать «рысь», прицепившуюся к берёзе за сучок, метрах в двух от земли, как та сорвалась и упала прямо на него.
Нат закричала боевое «э-ге-эй!», выпустила в «рысь» стрелу, и сама, как стрела, полетела к берёзам.
Юрка, потирая ушибленную ногу, виновато ухмылялся. А Боря сидел на земле и сквозь слёзы ворчал:
— Совсем не по правилам. Не буду я больше собакой. Сами будьте. Вот уйду сейчас домой.
Нату сначала стало жалко его, но когда он сказал, что уйдёт домой, жалость исчезла.