Приговоренные к пожизненному (ЛП)

— Конечно, без проблем. Ключ под ковриком.
— Не очень-то безопасно! — пожаловалась я.
Он пожал плечами
— Они всегда так делали. Пригодилось, когда мы были детьми.
— Что, тайком приводил девушек в комнату?
Он улыбнулся.
— Нет. Никогда не приводил девушку в свою комнату.
— Что? Даже девушку, которая была просто другом?
— Нет
— Почему нет?
Он сел на корточки, думая над ответом.
— Ну, думаю, потому что я отталкивался от мысли, что все девушки были пустышками, чтобы играть с ними в бутылочку всю ночь. Мама прочла нотацию, и нам с Майки обоим запретили водить девушек в дом.
— Оу, понятно: два подростка. Просто родители определённо переживали за то, чтобы не стать бабушкой и дедушкой раньше времени. А они были в курсе, что запретив водить девушек в дом, не совсем защищало их от этого?
Он злорадно улыбнулся.
— Не думаю, что они хотели знать об этом, так же как и нас с Майки не беспокоило это.
— Хмм…очень интересно, Джордан Кейн, и я намерена всё выяснить, но сначала мне нужно в туалет!
После того, как я покончила со своими делами в ванной, не смогла устоять и заглянула в другие комнаты. Наверху было три спальни. Одна, очевидно, была его родителей, поэтому я туда не входила, следующая, как я предполагала, была комнатой Джордана.
Постель была застелена, а на стенах висели плакаты с разными футбольными командами. Было немного не убрано, несколько пар джинс валялись на полу, а пара клетчатых рубашек была скинута на единственный в комнате стул.
Маленькая книжная полка была заставлена книгами в мягком переплёте, и когда я подошла ближе, то удивилась, увидев, что большинство книг, на самом деле, были школьными учебниками для старшей школы.
Я подпрыгнула, когда услышала голос Джордана у себя за спиной.
— Что ты здесь делаешь?
— Я ничего не могла поделать с желанием нарушить правило «никаких девчонок в твоей комнате», — сказала я, улыбаясь.
Он нахмурился.
— Это комната Майки
— Оу, — у меня запылали щёки, — прости меня, я просто подумала…
Я снова осмотрелась вокруг. Теперь я видела всё, что раньше не замечала: слой пыли лежал на всех предметах, немного устаревшие постеры и картинки.
Небольшой холодок прошёлся по мне. Эта комната была святыней. Здесь ничего не было потревожено. Сейчас, когда я присмотрелась, то увидела, что даже простыни были покрыты слоем пыли. Это был невыносимо грустно, но так же и немного жутковато.
— Ты всё ещё хочешь увидеть мою комнату? — спросил он, склонив голову набок
— Ты не обязан этого делать. Мне было просто любопытно.
Он мотнул головой в сторону соседней двери, а затем открыл её.
Эта комната не могла ещё больше отличаться от соседней, чем сейчас. На самом деле, даже если бы я и сравнивала их, то сказала бы, что эта комната больше похожа на клетку. Не было никаких плакатов на стенах, на полке лежало всего две книги: потрёпанная книжка в мягком переплёте, которая выглядела так, как будто её купили на гаражной распродаже, и Библия.
Не было никаких личных вещей. Вообще.
Я огляделась вокруг, ища хоть что-то, но не было ничего. Я уставилась на него, сбитая столку. Я хотела его спросить, но боялась ответа.
— Давай, — сказал он, — спрашивай.
— Что случилось с твоими вещами?
— Они сожгли их.
Он развернулся и оставил меня в пустой комнате.
Я чувствовала себя ужасно из-за того, что нарушила его частную жизнь, таким образом, даже если ему нечего было скрывать. Ну, у него не было вообще ничего, что было ещё печальней.
Накрывающее чувство горя начало давить на меня, когда я последовала за Джорданом вниз по лестнице.
Что будет с человеком, который живёт день ото дня, окруженный ничем, кроме как воспоминаниями и ненавистью? Во многом его жизнь дома напоминала тюрьму, и я начала понимать тот масштаб проблем, с которыми он встречается, так же, как и причины, по которым он возвёл вокруг себя стены. Но, может быть, это было хуже? В тюрьме ты не ожидаешь, что кому-то будет дело до тебя. Но разве он не должен был ожидать, что его родители будут любить его, несмотря ни на что? Разве родительская любовь не должна быть безоговорочной? Догадываюсь, что нет.
Мне снова стало интересно, что же Джордан сделал такого, чтобы страдать от такой ненависти его родителей. Я действительно надеялась, что он мне расскажет.
На цыпочках я спустилась по лестнице, почти боясь дышать в этом доме с привидениями, и села на крыльцо, молча наблюдая за тем, как он меняет проколотые шины. Я предложила ему помочь, но он отказался, сказав, что будет быстрее, если я буду просто сидеть.
— Куда ты думаешь поехать? Я имею ввиду, когда закончится твой срок условно-досрочного освобождения?
Он возился с монтировкой.
— Всё в порядке, ты не обязан отвечать, — заверила я его, — мы можем поговорить о чём-то другом, если хочешь.
— Нет, всё нормально. Мне нравится говорить об этом с тобой. Просто это немного странно для меня. Такое чувство, что ты спишь, а потом просыпаешься и понимаешь, что после всего твоя жизнь на самом деле дерьмовая.
У меня защемило сердце, когда я услышала, насколько несчастным он был.
—Джордан, осталось всего лишь несколько месяцев, а потом ты сможешь покинуть это место и никогда не оглядываться назад.
Он вздохнул и закрыл глаза.
— Не всё так просто.
— Конечно же, просто. Ты скажешь: «К чёрту этот маленький городок», — и потом ты сядешь в свой грузовик и уедешь.
— Может быть, для тебя это просто…
— Нет, если это то, чего ты хочешь — ты просто берёшь и уезжаешь.
— У меня нет ничего, Торри. Даже этот старый разбитый грузовик не мой. Он…он принадлежал Майки, и нет никакого шанса, что отец разрешит мне оставить его себе. Его убивает уже то, что я просто езжу на нём, ну если только не родители прокололи шины. Мне придётся свалить отсюда и молить о еде, как какой-то бродяге.
— Но, по крайней мере, ты будешь свободен.
— Освободиться, чтобы умирать от голода? В любом случае, я не сильно уверен насчёт того, каково это быть свободным. Моя настоящая тюрьма находится здесь.
Он постучал длинным пальцем себе по голове.
— «Люди не являются заложниками судьбы, они заложники своих собственных мыслей» Франклин Рузвельт. — Парень знал, о чём говорит.
Я была поражена.
— Откуда ты знаешь такие вещи? Я специализировалась в области истории в колледже, и я не знаю и половины того, что знаешь ты.
— Школа жизни, — сказал он, немного улыбнувшись, — восемь лет я не занимался ни чем, кроме чтения. Я прочёл все книги в чёртовой библиотеке, дважды.
— Видишь! Я знала, что ты умный!
Джордан выглядел грустным.
— Майки был умным. Он получил стипендию для обучения в техасском университете в Остине. А я был просто его тупым младшим братом, ничтожно втаптывающим себя в грязь и подставляющим имя своей семьи. Все говорили, что я ничего не стою.
— Сто?ишь, — сказала я резко, — ещё раз так скажешь, и я действительно ударю тебя.
Я увидела маленькую мучительную улыбку, которая появилась на его губах.
— Навещали ли какие-нибудь друзья тебя в тюрьме?
Он покачал головой.
— Нет, никто и знать меня не хотел.
— А с тех пор, как ты освободился?
— Нет. Не могу сказать, что виню их. Не думаю, что даже узнаю кого-нибудь из них. К тому же, Майки был моим лучшим другом…
— И ты ни с кем не дружил в…в тюрьме?
Он пожал плечами.
— Возможно, с одним парнем в колонии для несовершеннолетних, но нет, не особо. Некоторые заключенные заставляли кого-то прикрывать их спины. Но я предпочитал держаться в стороне ото всех.
— Тебе, должно быть, было одиноко.
— И да, и нет. Знаешь что-нибудь о Японии?
— Оу! Снова вычитанная информация?
— Однажды я прочёл книгу про Японию. Она является одной из самых густонаселённых стран на планете. Всё те миллионы людей живут бок о бок всего на четырёх небольших островках. Они вынуждены всё время находится вместе, понимаешь? И у них в домах стоят эти бумажные раздвижные двери, которые разделяют комнаты. Это не обеспечивает много личного пространства, поэтому они остаются наедине с собой только в своих головах. Вот как это было и со мной.