Рыбьи дорожки
Хватка жереха сильна, резка, энергична. Бывали случаи, когда он вырывал в этот миг удилище из рук малоопытного спиннингиста. А за хваткой следует бросок — бегство разбойника, почуявшего неладное, с крючком, вонзившимся в его плотную верхнюю губу.
Крупный жерех во время такого броска может смотать с катушки десятка два метров лесы. Вот почему спиннингист должен слегка подтормаживать пальцем барабан катушки — во избежание перехлеста. А перехлестнется леса — значит, прощай, жерех!
За первым броском следует второй, иногда третий, но всегда слабее, тише — жерех быстро обессилевает, вкладывая всю свою энергию в первые моменты сопротивления. Утомившись, он без хлопот позволяет вытащить себя на берег.
…На прокаленных солнцем песчаных островах, в низовьях Волги, в быстрых глубоких протоках я часами выслеживал жерехов. Перебросив блесну на противоположный берег, я ложился ничком и ожидал, когда потревоженные хищники успокоятся и начнут охоту. А затем, в разгар рыбьей суматохи, чуть приподнимался, стаскивал блесну с песка и начинал быстро крутить ручки катушки. Яростная хватка происходила немедленно. Так ловились самые крупные осторожные рыбы.
Пожалуй, стоит сказать несколько слов о добычливейшей жереховой блесне — «трехгранке». Водяной конь пренебрегает самым широким выбором блесен, какой только может ему предоставить буйная фантазия рыболовов-любителей. А вот на «трехгранку», представьте себе, берет! Что-то магическое заключено для хищника в этом простом кусочке латуни, который при быстрой подмотке лесы, наперекос сильной водяной струе, то выскакивает из воды, то скользит по ее поверхности, то исчезает на миг, чтобы снова и снова выпрыгнуть наружу.
Спиннингист-«шересперятник», или, как выражался один астраханский бакенщик, спиннингист-«жерехач», пользуется особенным уважением среди рыболовной братии, потому что, посудите сами, жерех — это не какой-нибудь простоватый щуренок, а рыба, требующая самого серьезного внимания рыболова.
Сазан
«…Вдруг удилище выскочило у меня из руки и проворно побежало по воде, погружаясь концом так, что комель его вставал; тащило его сильно. «Ну, прозевал немножко!.. Постой, однако!» Лодка ловко подскакивает к удилищу, я его хватаю… «А, сломать хочешь? Ну, возьми, потаскай его еще!»
Два раза, затем уже нарочно, я бросал удилище, и оно быстро шло по воде колом. Когда оно поплыло плоско, я его поймал, бросил в лодку, схватил леску руками, наперекор всем рыбацким приличиям, и выволок к лодке толстую золотистую рыбу. Гребец подхватил ее сачком.
…Рыба?!. Поросенок какой-то, этакая спинища, такие заплывшие глазки, такая морда усатая, раздувшаяся от жира! Фунтов двенадцать, пожалуй, вытянет поросенок! Интересно, что же, какие штуки выделывает этакий чешуйчатый кабан в пуд?..»
С чувством восхищения и зависти откладываю в сторону книжку Лесника.
Нет, таких сазанов, которые вырывают из рук удилища, ломают крючки, обрывают лесы, я не ловил. Не приходилось!
Ловил я только, если так можно выразиться, сазанят, поскольку самые крупные рыбки редко весили больше ста пятидесяти граммов и свободно умещались на ладони.
В тот год я поехал отдыхать в дельту Волги. И, приближаясь к экзотическим местам, все больше загорался желанием половить этих заветных для каждого рыболова рыб.
— К нам в Астрахань? — благожелательно спросил меня сосед по купе справа. — Вот уж где отведете душу! Обловитесь сазанами!
— У нас сазаны здоровущие! — мечтательно сказал сосед слева. — Как верблюды!
— Как кабаны! — подтвердил сосед, сидящий напротив. — Скоро сами увидите.
Астрахань покорила меня с первого взгляда. Какой рыболов не оценит подобного обилия воды! Глубокие протоки прорезывали город. Через них были перекинуты мосты. Рядом, трезвоня, бежали трамваи, мчались машины. А сверху жарило жгучее астраханское солнышко… Сорок, может быть, сорок пять по Цельсию!
И вдоль проток, пренебрегая этой африканской температурой, копошились вереницы чернотелых рыбачишек с удочками в руках.
— Берет? — спросил я первого попавшегося, с лицом, напоминавшим по цвету печеное яблоко.
— Неужто нет? Вона! — пошарил он босой ногой и, не глядя на меня, зацепил большим пальцем шнур от кукана, спущенного в воду.
Я нагнулся, взял конец шнура и выволок на берег связку сазанят. С полсотни было в ней наверняка. И, пожалуй, около трех килограммов веса.
Спустя минуту рыбачок вытащил плотно зажатую между резинкой от трусов и совершенно черным животом круглую коробочку из-под леденцов и с величайшей бережливостью извлек оттуда небольшого, уже початого червяка.
— С червяком беда, — доверительно вздохнул он, окончательно признав во мне родственную душу. — Копаешь, копаешь — и нету! Сухота! А в огороды лучше не ходи: гоняют!
— А если на хлеб?
— Пробовали. Песня не та! Червя, червя ему требуется. А посади червя — и каждый хватает.
— Жарко небось?
— Тепло! — согласился рыбачок, раскачивая леску с грузилом и целясь угадать подальше, на середину протоки.
А удочка была у него самая простая. Удилище бамбуковое, с обломанным кончиком, метра в три. Шнур длинный, пеньковый, и только на конце, как дань современности, — два жилковых поводка. Грузило — гайка, должно быть, того же фасона, что пользовал еще чеховский «злоумышленник». Больше всего меня поразил поплавок — очень крупный. У нас бы под Москвой на такой ловили щурят на живца. Я присмотрелся внимательнее и обнаружил у остальных рыбачков такие же поплавки. Впоследствии я оценил преимущества крупных поплавков и тяжелых грузил в астраханских водах. Дело в том, что в большинстве протоков, или, по-здешнему, ериков, обилие коряг требует толстого шнура, несовместимого с маленьким поплавком. И течение в ериках бывает сильное. А для самого небольшого сазанчика, рыбы, в астраханских условиях довольно непритязательной, грубая снасть препятствием не служит. Сазаненок преисправно топит любой поплавок и от червяка отступается только при самых крайних обстоятельствах.
Стограммовый сазанчик на крючке не уступит окуню в триста. Он кидается в разные стороны, норовит перешибить натянутую леску лучом своего спинного пера, путается в траве, неожиданно бросается под берег и, выделывая разнообразнейшие «сальто», тешит сердце юного рыболова.
Некоторые астраханские рыболовы ловят сазанов на «закидушки» — донные удочки с коротким удилищем без поплавка. При поклевке сазанчик не дергает, а с маху тянет лесу, быстро наклоняя конец удилища. Другие рыболовы вообще не признают никаких удилищ, а просто ловят на леску, обернув ею собственный палец и определяя поклевку по натяжке шнура, толстого, чуть ли не с карандаш; между прочим, так ловят самых крупных сазанов, наживляя крючок мясом речной ракушки и таким образом разрешая червячью «проблему». Ловят сазанов и на разные хлебные насадки, на распаренные зерна гороха и кукурузы, на недоваренный картофель.
Я поехал удить сазанов на другой день после приезда в Астрахань. Ерик, куда меня привез мой друг, коренной астраханец, находился от города в каких-нибудь пяти километрах.
— Здесь и начнем! — сказал он, расплатившись с шофером такси и прислонив связку удочек к развесистой иве около самой дороги. — Вот вода, а вон она и рыба.
И действительно, сделав несколько шагов от дороги, я увидел, как под совершенно прозрачной, точно хорошо протертое стекло, водой двигалась какая-то бесконечная серая лента. Ширина ее достигала полутора-двух метров. Это были те самые трехвершковые рыбки, которых я вчера рассматривал на кукане молодого рыболова.
— Каша! — сказал, зевая, друг. — Другой раз и не поймешь, чего в этих ериках больше: воды или рыбы. Ты закидывай подальше, может, и сядет покрупнее. С полкило. Только вряд ли… К морю ушел сейчас настоящий сазан. Тебе в сентябре надо было приезжать, а не в июле.
Но в сентябре я в Астрахань так и не попал. И в октябре не попал, и в ноябре. А вот в декабре получил воздушной почтой пакет, а в нем большую фотографию. И что бы вы думали?
