Мальчик с двумя именами

— Уже на первом процессе, как нам стало известно, — сказал доктор Мравляк, — между ними не было согласия. Один из присяжных ратовал за возвращение мальчика родной матери. Далее, то, что дело передали в высшую инстанцию и вас вызвали на разбирательство, говорит само за себя. А ещё мы узнали, что англо-американская военная администрация недовольна решением, ибо, как показала жизнь, оно пагубно отражается на её престиже. Это вам тоже не пустяк.
Поезд мчался сквозь мрак в чужую страну. За окном пробегали тёмные силуэты деревьев, отдельных домов, а временами целый лес больших зданий. Один за другим зажигались огни. У Аны было тяжело на сердце, хотя доктор Мравляк всячески старался её ободрить.
— Сначала поедем в Ганновер, — говорил он. — Поищем Грота и его жену. Может быть, сумеем договориться с ними без суда. Это было бы лучше всего.
— Не верю я в это. Ведь госпожа Грот не ответила на письмо, которое вы ей написали и от моего имени.
— Попытаемся добиться словами, чего не удалось сделать письменно.
— Янко тоже не написал…
— А как он мог написать? — Доктор Мравляк решительно восстал против её малодушия. — Надеюсь, вы читали сообщение Перко: Янко находится в уединённом рыбачьем посёлке на Северном море.
— Поскорей бы его увидеть! — вздохнула Ана. — Однако ж и боязно. Столько лет прошло, он вырос, забыл наш язык, жил в городе, с городскими людьми. Может, он вообще не признает простую мать, не захочет жить в селе?
— Как вы помните, Перко пишет, он не забыл вас. И свой родной край не забыл. Быстро привыкнет и к вам и к Слемену. Не волнуйтесь, всё образуется, только б вырвать его из рук Грота!
Доктор Метод Мравляк с сорок первого года боролся с фашистами, поэтому его не страшила борьба с союзным судом и с бывшим эсэсовцем. Напротив, он так и рвался в бой.
Дома, где все проявляли к ней живое, искреннее участие и наперебой говорили о торжестве справедливости, Ана верила, что поездка в далёкий Ганновер не будет напрасной. Теперь, когда поезд мчался по тем местам, которые она узнала в свои худшие времена — здесь её везли в лагерь, — чувствовала себя слабой и разбитой. И хотя слова Мравляка действовали на неё благотворно, сердце её томила тревога.
Наконец доктор Мравляк исчерпался.
— Завтра я должен быть в форме, — сказал он, устраиваясь поудобнее в своём углу. — И вы постарайтесь вздремнуть.
В купе не было других пассажиров, и равномерный стук колёс вскоре убаюкал доктора Мравляка. Ана не могла заснуть. Одна за другой вставали перед ней ужасные картины того достопамятного дня на Слемене, торопливой чередой прошли самые тяжёлые минуты в концлагере, а потом мысли её унеслись в Ганновер, где она долго плутала по незнакомым улицам — пока не находила Янко. Она его ласкала, рассказывала ему о Слемене, о доме, и, стряхнув с себя страх и робость, брала за руку этого кучерявого крепыша и под стук колёс спешившего поезда быстро, не останавливаясь, шла с ним домой…
Доктору Мравляку действительно удалось договориться с Гротом о встрече двух женщин — госпожи Грот и матери Янко. Но о свидании Аны с Янко Грот и слышать не хотел. Согласно уговору, обе матери должны были встретиться в пять пополудни в одном из ганноверских кафе. Правда, госпожа Грот выразила готовность принять Ану у себя, но Грот и тут упёрся.
Ана и доктор Мравляк пришли в кафе в четыре часа. Зал был почти пуст, и у Аны немного отлегло от сердца. Зато на улице царила послеполуденная суматоха. В оба конца двигался поток пешеходов и целые колонны разных машин. Какой город, сколько народу, сколько машин! И как чужды и холодны эти люди! Попробуй найти здесь справедливость!
— Дома мне всё казалось гораздо проще, — сказала она, садясь за столик в углу. — Я представляла себе: только приеду, и Янко сразу бросится ко мне навстречу. Теперь вижу, что не так. Кто знает, куда его спрятали.
Доктор Мравляк положил на мраморную столешницу свою простреленную руку.
— Долго им прятать не удастся. Мы знаем его имя, имеем его фотографию. И мальчик вправе сам принять решение. Он знает, что супруги Грот ему не родители, знает, что мать его жива, знает и то, где его настоящий дом и откуда он родом.
— А если он сам пожелает остаться здесь, если не захочет домой? — вырвалось у Аны то, о чём она на Слемене почти не думала, но тут, в Германии, мысль эта с каждой секундой становилась всё настойчивее. — Если он больше любит госпожу Грот?
— Вполне вероятно, что в нём угасла тоска по дому, — раздумчиво сказал доктор Мравляк, — вполне вероятно, что госпожа Грот ему ближе, чем вы. Я бы этому ничуть не удивился. Но когда он вас увидит, в нём вновь всколыхнутся полузабытые воспоминания, и ему захочется домой, к своей родной матери.
— Когда я его увижу?
— Завтра, на суде. Ему послана повестка, супруги Грот должны привести его с собой!
Подошёл официант. Доктор Мравляк заказал вино, и, чтоб немного развеять Ану, стал рассказывать весёлые партизанские истории.
И всё равно большая стрелка стенных часов слишком медленно приближалась к цифре двенадцать, а маленькая — к пяти. Наконец стрелки доползли до своих цифр, но госпожи Грот ещё не было.
— Не придёт, — испугалась Ана.
— Думаю, что придёт. Подождём!
Большая стрелка, начавшая новый круг, подходила к трём, маленькая чуть сдвинулась с пятёрки, но госпожи Грот всё ещё не было. Доктор Мравляк тоже забеспокоился.
— С госпожой Грот, — сказал он спокойно, — можно разговаривать. Она производит неплохое впечатление. Но Грот, этот надутый пруссак и эсэсовец, долго и слышать не хотел о встрече. Может быть, передумал, может быть, не пустил её. Только вряд ли ему это поможет.
Он нетерпеливо поглядывал на часы и на дверь.
— Наконец! — воскликнул он вдруг с облегчением и поднялся.
Ана, не спускавшая глаз с открытой двери, тоже встала.
Обведя кафе испытующим взглядом, госпожа Грот торопливо направилась к их столику.
Не подав друг другу руки, они тихо поздоровались и сели.
— Извините, — сказала госпожа Грот, запыхавшаяся от быстрой ходьбы. — Извините, раньше я никак не могла.
Ана не отрывала взгляда от сидевшей перед ней женщины. Примерно её лет, такая же высокая, статная. Разве что на лицо чуть полнее, да и оно такое же бледное, как её собственное, и тоже говорит о боли и страданиях. Одета на городскую руку, но просто. И вообще она казалась простой и душевной. У Аны не укладывалось в голове, что эта женщина шесть лет растила её сына и сейчас ещё Янко с ней и всё ещё зовёт её мамой. Приготовленные для неё резкие слова застряли в горле. Нет, она не обидит ее незаслуженными упрёками, которые в последние месяцы накопились в её сердце против женщины, о которой она решительно ничего не знала.
И госпожа Грот с недоумением смотрела на Ану, так не похожую на тёмную крестьянку. Тоска по мужу и сыну оставила на её ещё свежем и таком милом лице неизгладимый след. И какие у неё серьёзные, но добрые глаза! Вместо враждебности и проклятия в них затаилась грусть и желание понять, что значит для матери её единственное дитя.
Обе сосредоточенно молчали, изучая друг друга и как бы испытывая себя. И одновременно опустили глаза.
Доктор Мравляк нарушил молчание:
— Давайте поговорим по душам!
Ана подняла глаза:
— Пусть госпожа Грот сначала скажет, как живёт Янко.
Доктор Мравляк перевёл её просьбу.
Госпожа Грот открыла сумочку, вынула из неё пачку больших и маленьких фотографий и положила их перед Аной.
— Вот как он рос с того дня, как пришёл в наш дом!
Ана жадно схватила фотографии.
— Такой вот он был, когда его отняли! — пробормотала она, беря верхнюю фотографию. — Да, точно такой!
Влажными от слёз глазами смотрела она фотографию за фотографией.
— Вы о нём и вправду хорошо заботились. Видно, что кормили досыта и одевали хорошо, и всё равно плохо ему было без отца с матерью, на чужой-то стороне. А как изболелась моя душа! — Взяв очередной снимок, Ана вдруг улыбнулась счастливой улыбкой: — Какой мальчик! — Глаза её наполнились слезами. — Первый раз в школе! В немецкой школе. А дома его ждала учительница Зинка, чтоб научить нашему языку. Посмотрите, доктор Мравляк, как радостно идёт он в школу, как смеётся! Не знает, как мы с бабушкой ждали его…