Перчинка

После этого Перчинка уверенно двинулся к выходу. Однако оказалось, что тяжелая парадная дверь заперта на огромный висячий замок. Бесшумно открыть его мог разве только опытный жулик. Перчинке это было не под силу.
Мальчик на минуту задержался, потом смело вошел в комнату сторожа и очутился в каморке, отделенной перегородкой от той части комнаты, откуда доносился сейчас храп студента. Открыв задвижку, он распахнул окно. Всю улицу заливал веселый голубоватый свет луны. Окно было без решетки, наверное, потому, что эта комната с самого начала предназначалась для ночного сторожа. Перчинка бесшумно соскочил на землю и не спеша двинулся по улице.
Мальчик прекрасно понимал, что если он побежит, то сейчас же привлечет этим внимание какого-нибудь полицейского. Поэтому он тихонько пересек белую от луны площадь Карла Третьего, покрепче зажав под мышкой сверток с продуктами, спокойно прошел мимо двух полицейских, которые о чем-то болтали, сидя на скамейке. Они не обратили на Перчинку никакого внимания. Пройдя еще немного, он очутился в узеньком переулке. Здесь ему все было знакомо. В переулках он чувствовал себя как рыба в воде. Переулки означали свободу. Во всяком случае, теперь он надеялся, что окончательно вырвался из тюрьмы. Перчинка шел не останавливаясь, пока не добрался до развалин монастыря. Залитые лунным светом древние руины показались ему еще роднее и ближе, чем прежде. Дружески улыбаясь, они молчаливо приветствовали своего верного обитателя. Он вернулся домой.
За его спиной раскинулся спящий город. Где-то на другом его конце спали сейчас его бывшие товарищи, которые, наверное, будут долго вспоминать таинственного Перчинку и его блестящий побег. Похрапывая, спал ночной сторож, спал и тот здоровенный надзиратель, который всегда появлялся во время обеда и ужина. У мальчика тоже начали слипаться глаза, и он поспешил добраться до укромного уголка, где у него была припасена охапка соломы. Через минуту он уже спал спокойным сном.
Нельзя сказать, что о бегстве Перчинки заговорил весь город, но кое-какой шум оно все-таки вызвало. Агенты полицейского комиссара, распоряжавшегося в Звездных переулках, даже пытались разыскивать его среди развалин старого монастыря. Но он как в воду канул. Конечно, несчастный бригадир, которому поручили сыскать мальчишку, никак не мог предположить, что тот, кого он ищет, стоит над его головой, укрывшись в темном проломе стены. Роясь среди обломков, камней, он и не подозревал, что за ним внимательно наблюдают два лукавых глаза, — ему даже и в голову не пришло, что та пыль и мелкие камешки, которые вдруг посыпались ему за шиворот, дело рук все того же неуловимого Перчинки.
На всякий случай Перчинка несколько месяцев не подавал никаких признаков жизни. Когда же наконец он открыто появился на улицах, никто уже не думал возвращать его в приют. А древние подземелья, как и прежде, служили надежным укрытием для своих молчаливых обитателей.
Не подумайте, однако, что Перчинка все это время безвылазно сидел в темных подземельях старого монастыря. Напротив, до войны большую часть дня он обычно проводил в шумных, веселых переулках своего квартала, где его знал каждый встречный. Если требовалось послать кого-нибудь с поручением, оказать кому-то маленькую услугу, выполнить скучную работу, тотчас же звали Перчинку. Всегда старательный, улыбающийся, он тут же являлся на зов, бежал на рынок, чтобы отнести хозяйке корзинку фруктов, носился по дворам, ловя кур, сбежавших из курятника, помогал старому плотнику наладить ось у старой одноколки, словом, не было такой работы, которая не спорилась бы в его руках.
Здесь, в переулках, также находились люди, которые серьезно уверяли, что Перчинка не обыкновенный ребенок, а порождение нечистой силы.
Суеверные женщины, видя, как он бесстрашно входит под вечер в мрачные лабиринты старого монастыря, куда они и днем-то не решились бы заглянуть, чувствовали к нему невольное уважение. Однако из-за этого он не мог принимать участия в играх своих сверстников. Ребята его недолюбливали. Отчасти они завидовали его вольной жизни, отчасти немного его побаивались, потому что как ни говорите, а с Вельзевулом шутки плохи. Да и самому Перчинке некогда было бездельничать. Ему приходилось думать о том, чтобы заработать себе на кусок хлеба. Весь день он носился с поручениями, таская корзинки, делал множество всяких мелких дел, и у него просто не оставалось времени на то, чтобы кидаться камнями или участвовать в сражениях, которые разгорались среди холмов и оврагов на окраине города.
А кроме того, Перчинка водил компанию со взрослыми, с настоящими мужчинами, которые приходили ночевать в «его» развалины, когда у них возникали неприятности с полицией. При встречах, здороваясь с ним, они многозначительно подмигивали, и это вызывало жгучую зависть у всех без исключения сверстников Перчинки.
Найти товарищей ему помогла война. Именно благодаря войне он и подружился с Чиро и Винченцо. Раньше у него никогда не было ни одного настоящего друга.
Итак, в один прекрасный день вспыхнула война. До сих пор Перчинка (да и не он один) не представлял себе, что это за штука. Ведь он всю жизнь думал только об одном — где бы добыть еды, следил за тем, как блуждали кошки по подземным переходам, и, уж конечно, никогда не слушал радио. До сих пор для него важнее всего было незаметно пробраться через подземный ход, который он собственноручно расширил для этой цели, в кладовую капуцинов, которая ломилась от запасов съестного.
Но вот однажды — Перчинке было в то время немного больше девяти лет вдруг начали бомбить Неаполь, и Перчинке поневоле пришлось заметить то, что уже давно было известно всем обитателям переулка. Когда он впервые увидел разбитый фугаской дом и плачущих возле него людей, его охватило странное щемящее чувство. Ведь всего несколько часов тому назад дом был цел и невредим, полон жизни, гудел голосами, и вдруг он превратился в безмолвную груду развалин, похожую на его жилище, даже еще хуже. Ничего не понимая, мальчик попробовал хоть что-нибудь разузнать у одной знакомой ему женщины, которая всегда обо всем знала, но та только ткнула пальцем в небо, где сейчас кружились ласточки, буркнув, что беда пришла оттуда, и, надо сказать, Перчинка вполне удовлетворился этим объяснением, не пытаясь докопаться до истинной причины того, что произошло.
Однако он не ушел, а, наоборот, направился к разрушенному американской бомбой дому: эти свежие руины, появившиеся здесь непонятным образом, притягивали его как магнит. Взобравшись на стену, засыпанную известкой и острыми обломками кирпича, он стал карабкаться дальше до самого верха этой кучи, в которую превратилось насмерть пораженное здание. Озираясь по сторонам, он видел только зловещие тени, отбрасываемые частями уцелевших стен. Вдруг из-за огромной кучи кирпича ему послышался какой-то голос. Недолго думая он полез дальше, чтобы узнать, в чем дело.
Неожиданно в небольшой яме за грудой камней он увидел двоих ребятишек чуть моложе себя. Они сидели обнявшись, и один из них плакал. Его-то голос и услышал Перчинка. Он, подошел и сел рядом с ними. Но они даже не посмотрели в его сторону.
— Это ваш дом? — спросил Перчинка.
Малыш, который не плакал, поднял на него глаза и кивнул.
— Ага! — прошептал он и тоже заплакал.
Конечно, Перчинка не мог знать, что значит потерять семью. Зато он очень хорошо знал, что значит потерять дом, и ему стало жалко ребят.
— Что вы тут будете делать? — сказал он. — Ночь на дворе. Скоро холодно станет.
Ребята не ответили.
Перчинка долго сидел рядом с ними, не говоря ни слова, не шевелясь, терпеливо ожидая, пока они успокоятся. Наконец он заботливо спросил:
— Хотите есть?
Ребята утвердительно кивнули, а тот, что был поменьше, шмыгнул носом.
— Ну, тогда пошли, — вставая, проговорил Перчинка. Оба мальчика без разговоров двинулись вслед за ним и скоро добрались до развалин монастыря. С тех пор ребята, так же как и Перчинка, стали их постоянными обитателями, и у мальчика впервые в жизни появились друзья. Правда, он не особенно задумывался над этим. Просто ему было приятно, что есть Винчено, который никогда не забывает натаскать из соседнего хлева свежей соломы для постелей, и есть Чиро, всегда готовый отправиться с ним на поиски чего-нибудь съестного. А сам он казался обоим своим маленьким товарищам каким-то необыкновенным, почти взрослым. Рядом с ним они ничего не боялись. Поэтому не было ничего удивительного в том, что он постоянно о них заботился, а им и в голову не приходило в чем-нибудь его ослушаться. Скоро они тоже научились играть в карты и просиживали за ними долгие вечера, совсем как взрослые в кабачке-бильярдной Аньелло, в котором ребята бывали в те далекие времена, когда еще не было воздушных тревог.