Операция "Бидон"
Разные мысли копошились в голове и не давали мне уснуть. На кой черт понадобилось мне тащиться сюда? Мог бы поехать себе в какой-нибудь дальний рыбачий поселок. Как хорошо нам было вдвоем с Ральфом! Кто теперь будет встречать меня после школы, кто будет приносить к постели тапочки? Если хорошенько попросить, может быть, Янсон и разрешит навещать изредко Ральфа. Настроение у меня тысяча градусов ниже нуля. Не везет мне в жизни — и все тут.
— Ты что там все вздыхаешь? — тихо спросил меня Янсон. — Не спиться? А я вдруг вспомнил, на кого ты похож — на нашего комиссара Индритиса Ритума. Великолепный человек был… мой лучший друг. У него тоже такого же возраста сын где-то должен быть.
Только этого еще не хватало! Узнав мое настоящее имя, он начнет расспрашивать про маму и тогда, конечно, обязательно прогонит в Ригу, именно сейчас, когда здесь столько всего интересного.
Янсон посмотрел на меня. Я закрыл глаза и притворился спящим. Командир устроился удобнее, повернулся ко мне спиной и больше ни о чем не расспрашивал.
— Послушай, ты тоже ищешь этот бидон? — подтолкнул меня в другой бок Илмар. — Мы уже второй год здесь и все понапрасну. Может быть, в этом году повезет.
Опять этот окаянный бидон. Все только о нем и говорят, а я точно глупый телок ни бэ, ни мэ. С ума можно сойти, честное слово.
Ральф медленно втискивался между мной и старым хозяином. Я обнял собаку, и мне сразу стало легко и хорошо. Как-нибудь все наладится.
На следующее утро мы направились в тридцать пятый лесной квартал. Саперы приказали нам лечь на землю, подальше от того места, где находились мины, и взялись за дело.
Казалось, что лежим мы в черничнике целую вечность, но результата никакого. Может быть, всего-то и было, что те две штуки, которые извлек Янсон, но прошло еще время, и саперы отрыли целых шесть мин. Подумать только! Восемь смертоносных снарядов пролежали в земле целую четверть века!
Больше в лесу искать было нечего, и мы направились в ров. Впереди шли саперы с миноискателями, а следом, вытянувшись длинной цепью, шли мы.
Мы продвигались вперед черепашьим шагом. Этак тысячу лет можно тащиться и ничего не найти.
После обеда, на очередном заседании совета, я попросил слова:
— Что нам уже известно наверняка? Во-первых, землянка находится на пригорке, поэтому нечего нам копаться во рву. Во-вторых, рядом должен расти раскидистый дуб. И, в-третьих, поблизости был ручеек или ключ.
— Это ты изложил однажды письменно, — перебила меня Зане.
— Помолчи! — остановил ее Илмар.
— Но ручьи, как известно, впадают в реку. Нам, следовательно, необходимо пройти вдоль обеих берегов реки, пока мы не дойдем до какого-нибудь ручейка.
— Логично, — согласился Янсон.
— Нашелся умник. Лучше пусть расскажет, откуда у него такие сведения, — потребовал Айвар. — Мы уже два года здесь пыхтим, опросили всех местных жителей, никто ничего не знает. Могу поспорить, что этот чокнутый из Риги просто дурачит нас.
У меня все внутри закипело от возмущения. Не будь здесь командира, я бы этого белобрысого жеребца, этого Айваричка одной левой уложил бы в нокаут.
— В этой землянке зимой 1944 года скрывались мои родители!
Такого ответа, конечно, никто не ожидал. С минуту царила полная тишина.
— Ну тогда, парень, ты для нас настоящая находка! — обрадованно воскликнула Калныня.
— Пойдем-ка! — Янсон положил мне на плечо руку. Мы направились в сторону сада. Мне, честно говоря, было приятно идти с ним в ногу и чувствовать его дружеское объятие. Если бы отец был жив, мы бы, наверное, часто шагали бы с ним вот так рядом и говорили бы о том, о сем.
Мы уселись под яблоней.
— Я тоже был в этой землянке. Гундега, твоя мама, нас обоих с Индритисом перетащила через ров. Я тогда был без сознания. Индритис потом рассказывал, что Гундега тащила меня на шинели, тащила и плакала от бессилия и отчаяния. Ты и сам теперь видишь, какой глубокий ров и как зарос деревьями. До сих пор не пойму, каким образом она, такая маленькая и хрупкая, могла это проделать. Твоя мама спасла мне жизнь, и не мне одному. Таких женщин, как она, я вообще больше не встречал. Гундега была для нас как добрый ангел. Под ее прохладными руками утихала боль ран. Для каждого находила она ласковое слово. В ее присутствии становились мы лучше и чище. Пожилые мужчины, глядя на нее, вспоминали своих дочерей, более молодые — своих жен, невест, от которых давно не получали уже никаких вестей, — рассказывал Янсон.
С минуту мы оба молчали. Смотри-ка, выходит, моя мама настоящая героиня! Как же это я сам не заметил?
— Ну, а теперь рассказывай, как ты здесь очутился! — приказал Янсон.
Этому человеку я не мог лгать.
— Да, основательную ты заварил кашу, — сказал он, когда я смолк. — Что же, теперь самому придется расхлебывать.
Он вытащил из кармана блокнот и шариковую ручку.
— Пиши!
— Кому?
— Матери, разумеется. Ты хотя бы немного представляешь себе, сколько горя причинил ты ей своим бегством? Проси прощения и обещай — больше никогда так не поступать! Не маленький уже, сам все должен понимать.
Янсон оставил меня одного. А если и в самом деле он прав? Но с какой стати маме вдруг волноваться? Я же ясно и четко написал, что жив, здоров и так далее. А вдруг она не получила этого письма и все это время думает, что со мной случилось какое-нибудь несчастье?
В тот раз, когда шпана с Больничной улицы заперла меня в старой часовне и я только на второе утро появился дома, у нее началось сильное сердцебиение, и она целую неделю потом проболела.
— Смотри, разбойник, — отчитывала меня тогда дворничиха, — загонишь ты мать в гроб раньше времени.
Интересно, что я убийца какой-нибудь, что ли?
Мама поправилась, только иногда жаловалась, что сердце побаливает, да голова кружится. А вдруг из-за меня опять с ней что-нибудь случится? От этой мысли у меня даже холодный пот на лбу выступил.
Никогда не поверил бы, что письмо так трудно написать. Прозвучал сигнал: «Ужинать!» — а я все еще никак не мог закончить его.
Янсон остался доволен письмом, только сказал, что о встрече с ним писать пока не стоит.
Межвидцы действовали оперативно, этого нельзя было отрицать. Айвара на следующий же день отправили в Ригу (оказалось, что у этого болвана такой солидный отец — колхозный шофер). Ему предстояло отвезти маме письмо и просьбу всех межвидцев приехать в конце недели на большой костер. Туда же придет отец Илмара, бывший партизан, председатель колхоза, учителя и другие гости.
Илмар вообще оказался мировым парнем и, главное, совсем не зазнавался, как эта Зане Зиле. Он понимал, что собаку можно любить так же, как и человека.
И, наконец, я узнал об этом таинственном бидоне. Вот что рассказал следопытам хозяин «Леясбрикшней».
В 1944 году к нему в дом прибрел тяжело раненный партизан. Он все время бредил: «Скажите командиру, что бидон со знаменем, фильмом и документами… зарыт у ели… ручей… мины… пусть осторожно…» И это все. Не приходя в сознание, раненый умер.
Межвидским краеведам было очень важно найти эти документы. Они проследили весь путь борьбы партизанского отряда «Звайгзне», остались невыясненными только несколько эпизодов.
Чтобы ускорить поиски, мы разделились на две группы и пошли вдоль берегов реки. Впереди шли саперы со своими аппаратами, а за ними мы.
Первый ручей заметила группа Зане. Их громкие победные крики были слышны издали. Маленький, совсем крохотный ручеек, перескакивая через корни ели, мчался к речке. Ну, теперь смотри в оба, Но сколько мы ни глядели, ни пригорка, ни дуба нигде не было.
Через несколько километров мы вышли к изумительно красивому лесному озерку, круглому точно тарелка. На берегу белый песок, вода — словно специально подогретая. Настоящий курорт. Мы славно искупались и поели.
