Берег загадок

— Я так и знал, что вы не охотник.— Клычдурды сожалеючи кивнул. — Настоящий охотник не станет стрелять в заповедной зоне и, вообще, нарушать законы природы. Вы отняли у оленей самое им дорогое — их дитя, а товарища Новрузова ввели в заблуждение, будто бы вы спасли олененка от волков.
— Эй, опомнитесь! — вскрикнул Абдулла. — Ничего такого я не говорил. Не я поймал козленка, а пионер один, будь он неладен...
— Ну это вы слишком,— Новрузов насупился, посмотрев на завхоза. — Вы не только вовлекли ребят в преступное дело, но и меня вынудили врать. Извините, Клычдурды-ага, никаких волков не было.
— Я все знаю. — Бакенщик кивнул. - Я, возьму у вас олененка и отвезу его на остров к матери. Надеюсь, не будете возражать?
— Берите, берите,— с готовностью согласился Новрузов.— Если нужна моя помощь - я готов помочь вам.
Клычдурды-ага взял на руки олененка, вышел из палатки, сказал «всего хорошего» и зашагал по дороге, ведущей к реке. Новрузов догнал его и пошел рядом. Когда они подходили к арке, вслед им донеслось:
— Прощай, Бэмби! — Это Чары выкрикнул, радуясь, что все обошлось благополучно, и он в этой истории не понес даже ни малейшего наказания, хотя и заслуживал.
Новрузов, а вместе с ним и друзья Доврана, проводили бакенщика и его сына до самого дома. Клычдурды-ага не стал их приглашать на чай — не до этого было. Тотчас он завел моторку, положил на бок в нее сосунка и подал Новрузову руку.
— Спасибо, начальник, вы— хороший, человек.
— Клычдурды-ага, я бы хотел напомнить вам насчет учебы сына, — сказал в ответ Новрузов.
— Ладно, подумаем, до осени еще есть время,— смутился Клычдурды-ага, сел в катер и повел его к середине реки, а летом к тугайному острову. Когда катер уже подходил к острову, оттуда вновь донесся рев оленихи. Но это уже был не плач, а скорее нетерпеливый зов, в котором чувствовалась радость.
  
V
 
После этого происшествия прошло больше двух недель, прежде чем начал обнажаться, освобождаться от половодья, западный берег реки, на котором были дом бакенщика, пионерлагерь и затопленное Волшебное царство Додрана. И целых две недели только и велись разговоры о благородном бухарском олененке Бэмби, пока не приключилось еще одно странное происшествие.
А началось все вроде бы, с безобидной, образовавшейся за время половодья дамбы. Сначала это была песчаная едва приметная перемычка, отгородившая заливчик, в котором покоилась под водой старая баржа. Но когда вода стала спадать, то оказалось, что заливчик отрезан от русла реки этой перемычкой. Выглядела она со стороны весьма солидно: ну, впрямь, как намытая землесосами дамба. И все бы — ничего: дамба как дамба. На Амударье бывает не такое. Иной раз после очередного половодья, река так изменит свое русло, что и не узнать, где чего было. Насторожило Доврана, когда он сидел на бережке перед своим затопленным царством то, что показалось ему, будто в барже живет какое-то живое существо. На том месте, где покоилась баржа и уже чуточку высунула из-под воды нос, все время слышались всплески и расходились на поверхности круги. Довран предположил, что наверное это какая-то большая рыба, но тут же отбросил свою прозаическую мысль и решил: это, конечно, аждарха!
Довран сидел на бережке и думал, как бы ему сразиться с чудовищем, и тут услышал в саксаульнике голоса своих друзей. Генка, Бяшим и Аннагозель спешили к нему в гости, домой, но конечно же не могла пройти мимо Волшебного царства. Услышав их голоса, Довран напустил на себя вид страшно перетрусившего человека:
— Генка! Бяшим! Гозелька! Вах, клянусь, наконец-то появился настоящий аждарха. Он чуть-чуть не слопал меня! Глупец я, — сунулся к своему падишаху, а меч взять забыл. А этот аждарха притаился у входа и — цап меня за трусы, чуть не стащил. Я кое-как вырвался.
— Что ты говоришь! Неужели настоящий? — не поверил Генка.
— Очередная сказочка про белого бычка, — скептически ухмыльнулся Бяшим.
— А может, правда — аждарха? — поддержал Доврана Аннагозель.
— Конечно, правда — убежденно воскликнул Довран. — Сейчас проверим, — сказал Генка и сунул в воду ногу, проверяя — не слишком ли она холодна.
Вода была теплая, и Генка осторожно ощупывая правой ногой скользкое илистое дно, направился к барже. Он прошел метров двадцать, погрузился в воду всего лишь до колен, и вдруг вода перед ним забурлила, запенилась. Генка испуганно вскрикнул и побежал назад, к берегу.
— Кто-то там есть!— с азартом выговорил он, оглядываясь назад. — Скорее всего, большой сом!
— Да аждарха же! — возразил Довран.— Разве может сом взбултыхнуть весь заливчик. Смотрите! Смотрите!
Ребята замерли в удивлении. Весь залив вдруг закипел, «словно вода в огромной кастрюле. Было такое впечатление, что в этой бурлящей воде варится ненарезанная картошка. Испуг и удивление детворы сменились любопытством, и Довран первым понял — что происходит. Поняв, он сразу стал серьезным.
— Надо что-то делать... Я побегу за отцом, иначе она погибнет!
— Кто погибнет — аждарха? — наивно спросила Аннагозель.
— Рыба, — сказал Довран. — Разве вы не видите, что река отделила от себя заливчик, и вся рыба, которая послась здесь, оказалась в ловушке!
— Рыба? — не поверил Бяшим.— Неужели столько много рыбы!
Но Довран уже не слышал рассуждения друзей — он мчался со всех ног к дому. Надо было сообщить о беде отцу. Едва вбежав во двор, Довран закричал:
— Папа, скорей. В заливе, возле баржи, рыба погибает! Там такой... Такой котел большой образовался, и в нем много-много рыбы!
— Да ты что! — насторожился Клычдурды-ага. — Говоришь, много рыбы?
— Очень много... миллион штук... Скорее!
Клычдурды-ага, едва успевая за сыном, вышел к заливчику и от удивления даже снял папаху.
— Бай-бо, — выговорил бакенщик со вздохом и, помолчав, прибавил: — Давно такого не было. Наверное лет десять, если не больше. Помню в тот год, когда Довран еще только ползать начал, такая же беда приключилась. Но, как говорится, на всякую беду есть мудрая голова. Давай-ка, сынок, иди со своими друзьями домой и принеси сеть, которая под тахтой.
— А я останусь здесь, — сказала Аннагозель. — Я буду наблюдать за рыбами.
Довран, Генка и Бяшим тотчас скрылись в саксаульнике. Клычдурды-ага, глядя на то и дело закипающую то в одном, то в другом месте воду, раздумчиво произнес:
— Мудрит природа, беспрестанно мудрит. Другой бы растерялся на нашем месте, но мы люди ученые — знаем кое-что. Верно я говорю, дочка?
— Конечно верно, дядя Клычдурды. А вы какой институт окончили?
— Я учился у природы, — не сразу отозвался бакенщик. — Она меня сама научила, как ее беречь.
— А Довран? Он тоже будет учиться у природы.
Бакенщик промолчал, лишь вздохнул тяжко. И Аннагозель наивно позавидовала:
— Дядя Клычдурды, я тоже хочу учиться у природы. Знаете, как мне надоело сидеть в школе. Здесь так хорошо! — О чем ты говоришь, дочка! — Клычдурды-ага посмотрел на нее строго.— Говоришь какие-то глупости. Ты должна радоваться, что учишься в школе. Доврана я тоже пристрою в школу... Надо только...
— Что надо? — заинтересовалась Аннагозель.
— Помощника мне надо, — сказал Клычдурды-ага. Довран у меня сейчас помощник, без него никак нельзя. Мать у Доврана умерла... Раньше она мне помогала.
— Дядя Клычдурды, а почему вы опять не женитесь?! — бойко спросила девочка. — Мой папа в аварии погиб. Мама вышла замуж за другого, а меня устроила в интернат. И вы тоже так сделайте.
— Хай, дочка! — захохотал Клычдурды-ага. — Да у тебя на плечах не голова, а сама мудрость. Как раз я и думаю все время об этом. Думаю, а сам боюсь — приведешь женщину в дом, аДовран обидится.
— Не обидется, — возразила Аннагозель. — Он же может поехать к нам, в интернат...
— Ладно, Гозелька, это не детский разговор, — строже сказал Клычдурды-ага и опять засмеялся. — Удивляюсь я нынешней детворе, и откуда у них такая ученость. Все они знают... Больше взрослых знают.