Длинные уши в траве. История косули Рыжки

— Что здесь опять стряслось? Нам, наконец, скажут об этом?
А папка закурил сигарету, выпустил дым кверху, к березкам, и сказал:
— Что здесь может стрястись? Ничего, абсолютно ничего. Погляди, могу ли я все это снова переписать? Что тут стряслось? Барышня-косуля лежит себе в норке под зонтиком, а я здесь спокойно работаю, как вдруг кто-то как заорет, и так страшно, что у меня чуть было ручка из рук не выпала. Вдруг вижу: зонтик лежит в папоротнике, а из папоротника ко мне во всю прыть несется Рыжка. Это был настоящий карьер, вы бы поглядели на эти прыжки. И рраз — она уже у меня на коленях, а нос в моих бумагах. Ты только погляди, у меня тут настоящая каша. Оказывается, подул ветер — и зонтик упал. Да, чтоб не забыть, под конец, наверное, в знак особого внимания она с перепугу еще и обмочила меня.
Я видела, как мама едва удерживалась от смеха, у нее так и дергались губы.
— Ты уж на нее не сердись, — сказала она. — Бедняжка, как она испугалась! А где зонтик?
— Я положил его за поленницу, — ответил папка, а увидев, как у мамы дергаются губы, тоже стал как-то чудно морщиться, а потом разразился смехом, и мама вместе с ним. — Она этот зонтик терпеть не может, — сказал папка. — Погляди на нее — она все время оглядывается. С тех пор как он упал на нее, она его на дух не выносит. Сопела добрых пять минут, а я еще чесал ее за ушами. Вся работа пошла насмарку! Она все ко мне льнула.
— Ну, ясно, — сказала мама. — Где же ей еще искать защиту, как не у тебя?
— Да, — ответил папка. — Здесь вообще в последнее время творятся невероятные вещи. Ревматики прыгают с разбегу в воду, а косули, которые не умеют вставать, воюют со старым зонтиком. Чего еще тут дождемся, для меня пока загадка.
Ивча предложила Рыжке малинового листа и шепнула:
— Рыжулик, зонтик — цыпки.
Рыжка взяла один листочек, чуточку его пожевала, выплюнула и понюхала еловую шишку. А потом вытянула свои палочки, положила на них голову, оттянула уши назад и засмотрелась на папку. А папка заметил это и сказал маме:
— Ты только погляди, что она вытворяет, какой у нее ехидный видик. Ну можно ли на нее злиться?
Под вечер у плотины раздалось «пуф-пуф» и «баф-баф», а в промежутке сильное всхлипывание и покашливание. Мы уже знали, что это подает голос дядюшкин Артур, он наездился вволю и хочет отдохнуть. Рыжка услыхала это, перестала жевать, повела носом, запрядала ушами, а потом вытянулась, подогнула задние ножки под себя и, совершенно нормально поднявшись, встала на все четыре. Немножко, правда, покачалась, но, расставив передние ноги, выровнялась и подбежала к столику, за которым сидела мама. И там, возле мамы, положив головку на ее колени, подождала, пока не припыхтел Артур, уморенный жарой так, что сопел и всхлипывал еще долго после того, как дядюшка с бабушкой из него вылезли. Успокоился он только тогда, когда дядюшка повернулся к нему и сказал:
— Артур, вольно!
И снова все было нормально. Бабушка говорила о том, какая у нее укладка на голове, дядюшка достал копченую ножку, а мама кивала, и папка тоже кивал. Дядюшка с бабушкой понесли покупку в дом, и папка сказал маме:
— О Рыжке ни слова, а то от Лойзы так просто не отвертишься.
Стоило только папке договорить эту фразу, как наша Ивча припустилась за дядюшкой и тут же крикнула во все горло:
— Баба, дядя! Наша Рыжка умеет вставать и обмочила папку!
На следующее утро папка с дядюшкой ловили рыбу. Я слышала, как они подтрунивали друг над другом, кто, мол, какой рыбак и кто больше рыбы поймает, а потом папка сказал:
— Да ведь это просто, Алоиз. Если не заладится у тебя с рыбой, можешь учить туристов прыгать с мостика в воду. Напишешь на даче объявление: «Школа прыжков в воду с разбегу».
А дядюшка ничего не сказал, лишь минутой позже буркнул:
— Спасибо тебе, начальник, — и ушел в курятник.
А когда появился, в руках держал кусок картона, на котором было написано:
ВНИМАНИЕ! ФЕРМА КОСУЛИ.
ОПРЫСКИВАТЬ ВОСПРЕЩАЕТСЯ!
  
5
 
У РЫЖКИ СВОЙ РАСПОРЯДОК ДНЯ. Она получает порцию кашки, а потом мы утираем ей мордочку влажной тряпочкой, потому что каша попадает даже за уши. Рыжка очень не любит этого и некоторое время как бы даже не замечает нас, изображает, что ее интересует все на свете, кроме нас. Хотя мы с мамой давно усвоили, что нам делать в подобных случаях: мы надеваем сапоги и идем к склону, к лазу в живой изгороди. Мы не успеваем и дойти до нее, как Рыжка бежит за нами, ведь за живой изгородью лужок с сочной травой, которую никто не жнет и не косит, и еще там целое море разных запахов. Рыжка пасется, выискивает былинки, время от времени поднимая голову, чтобы убедиться, тут ли мы, возле нее. Она, собственно, даже не пасется, а просто щиплет, что ей нравится. Она очень разборчива и привередлива и больше всего любит на лужку такую звездочкообразную травку. В общем, это даже не трава, а цветок, что цветет мелконькими синенькими цветиками, — незаметный и в высокой траве совсем теряется. Но Рыжку это ничуть не смущает. Она умеет отыскивать его совершенно безошибочно. А потом, что ни минута, поднимает носик и проверяет, все ли в порядке.
А как немного насытится, нажуется, ищет подходящее местечко, где бы ей помочиться. Это у нее настоящий обряд. Присядет на корточки, но тут же поднимется, потому что трава щекочет ей брюшко, отойдет немного подальше и снова попробует. Но там ее видно с дороги, и это ей тоже не улыбается; тогда она заходит за живую изгородь и все головой вертит, вид у нее беспокойный, недовольный, и, только когда все полностью ее устраивает, она мочится и свешивает уши назад.
Потом, пройдя через лужок, она забирается в высокую траву и не слушает нас, не обращает на нас никакого внимания. Минутой позже она совсем исчезает из виду, и, где она, мы узнаем только по тому, как волнится трава или нет-нет да и покажутся ее длиннющие уши. Вся мокрая от росы, она появляется уже у дороги, обгладывает молодые грабы и дубки, а потом все прихорашивается и облизывается.
На время мы оставляем ее вроде без внимания, пусть думает, что мы о ней ничего не знаем и совсем потеряли ее, а когда она вволю нагулялась и с этой игрой пора кончать, мы с мамой как бы совершенно естественно заходим за живую изгородь. И тут же видим, как Рыжка мчится к нам и жалобно пищит. Она сует голову в кусты, а заметив нас, изображает из себя все тридцать три несчастья. Прихрамывает и так трясет головой, что ее нельзя не пожалеть. Потом Рыжка еще немножко побегает вокруг дачи, пощиплет наполовину высохшие листочки, а когда мы думаем, что она наконец-то уляжется в норке, она подбирается к розам. Бедняжки розочки! Рыжка обгладывает на них что только можно и умудряется при этом так жонглировать своим привередливым язычком, что и не искалывается совсем. Она и бутоны ест — от бабушкиных облагороженных роз остались одни ветки. Но у нас так заведено: Рыжке дозволено все.
И еще — она настоящий сторож. Вроде везде все тихо, спокойно, ничего не слыхать, но вот Рыжка замерла и запрядала ушами, значит, через какое-то время, причем немалое, на дороге покажется турист или рыбак.
Потом она ненадолго ляжет в папоротник, но всегда так, чтобы видеть, что делается на лугу. Больше всего, конечно, она любит, когда вокруг спокойно и мама выходит из дому с вязаньем. Тут уж Рыжка сразу встает, идет к маме и сворачивается клубочком у ее ног. Мама вяжет, Рыжка жует или спит. Папка, глядя на эту картину из окна, говорит, что примерно таким Рыжке, должно быть, представляется косулин рай.
Кашку свою она получает еще раз в полдень, а потом вечером. Когда приближается время, она начинает облизываться, подпрыгивать, потом подойдет к колодцу, оботрет нос о влажный мох на кружалах и, снова вернувшись к маме, лизнет ей руку. Мама скажет: «Ах, Рыжка, ведь еще не подошло время», но все равно встает и идет варить кашку, а Рыжка скачет за ней, точно коняшка. Взбрыкивает ногами, прядает ушами и глотает слюни.