Любовь и картошка

 
 
И все кибернетические коды,
 
Громоздкие расчеты траектории
 
Для бомб и баллистических ракет
 
Поместятся в коротком промежутке
 
Меж этих двух четырехзначных чисел...
 
 
Она остановилась, повторив «четырехзначных чисел» так, что нельзя было понять: то ли эти слова повторяются в стихах, то ли она забыла, как дальше. Но она забыла и беспомощно посмотрела на Анну Васильевну.
— «Я пробую представить эту смерть»,— подсказала Анна Васильевна, и слова эти прозвучали так горько, что всем на мгновение показалось, что она говорит о покойном Викторе Матвеевиче.
Наташа повторила:
 
 
Я пробую представить эту смерть —
 
В углу, под образами, а сорочка
 
Бела, как сахар, и чиста, как смерть.
 
И все село приходит хоронить,
 
И все село приходит помянуть
 
Стаканом самогона. Я припомню
 
Особый терпкий привкус самогона,
 
И я пойму, что это — привкус горя,
 
Неповторимый аромат беды.
 
 
Все молчали. Сережа почувствовал, как этот «привкус горя» сдавливает горло. Он закусил губу и отвернулся в сторону.
— Когда он это написал? — негромко спросил генерал Кузнецов.
— Давно, — ответила Анна Васильевна.— Ему еще и двадцати не было.
— Да, девочка, — взволнованно обратился генерал Кузнецов к Наташе, — в жизни иной раз трудно понять, где настоящее, а где только подделка. И когда ты столкнешься с этим, а ты обязательно с этим столкнешься, вспомни партизанскую картошку. И людей, что погибли за нее, до конца выполняя свой долг. У тебя есть фотография деда? — строго спросил он у Сережи.
— Нет,— ответил Сережа.— Не знаю даже, какой он был.
Он посмотрел на отца.
— И я почти не помню,— виновато улыбнулся Григорий Иванович.— Железом всегда от него пахло.
— Железом,— подтвердил дед Матвей.— Чем же еще? Кузнецом он был.
Павел Михайлович посмотрел на Сережу, на Григория Ивановича, как бы сравнивая их и восстанавливая в памяти образ Сережиного деда.
— А на Гришу он был совсем не похожий, — сказал он. — Веселый был человек. И все вокруг него смеялись. Теперь бы такому цены не было. Я б его в штате только за характер держал.— Он улыбнулся.— Ты думаешь, я почему такой старый, Серега? Все из-за них, из-за серьезных этих людей. Из-за бати твоего да Аллы... Ну, чего ты, Гриша, дуешься, как мышь на крупу?
— Павел Михайлович! — не выдержал Григорий Иванович.— Больше я так не могу! Скажите, наконец, прямо: вы уходите или остаетесь?
— Прямо только Китоврас (Китоврас — сказочное существо из русской былины, которое могло двигаться только по прямой линии, никуда не сворачивая) ходит, — посмеиваясь, ответил председатель.
— Я с ней работать не буду,— не принял шутки Григорий Иванович.— Если уходите, ищите и мне место.
— За что люблю Гришу,— ласково отозвалась Алла Кондратьевна,— так это за откровенность.— И сразу же, без всякого перехода, громко и зло продолжила: — Только и я откровенно скажу. Если приму колхоз, приказом уволю! Анатолий Яковлевич! — горячо обратилась она к генералу Кузнецову.— Вы не помните, где это было?.. За границей где-то. Железнодорожники забастовку устроили. Полностью выполняли все, что записано в их правилах да инструкциях. Знаешь, Гриша, что из этого получилось? Все поезда стали! Так ведь ты у пас в колхозе постоянно такую забастовку устраиваешь...
— Ладно,— оборвал ее Павел Михайлович.— Если тебе и Грише так не терпится,— он хитро прищурился,— привез я один документик... Серега, не в службу, а в дружбу. Там у меня в машине в папке конверт красивый...— И лишь после того, как Сережа ушел, он добавил: — Только в нем, в конверте этом, совсем не то, чего ты ждешь, Алла. Получил я письмо из Ирландии. От Джерарда Макхью.
— От какого Макхью? — удивился генерал Кузнецов.
— Ну, Анатолий Яковлевич, — укоризненно ответил председатель, — Макхью в нашем картофельном деле, как Эйнштейн для физиков. И в письме этом листок дли Сереги. Нащупал наш школяр идею одну любопытную. Как бы это вам объяснить?.. Гуминовую кислоту, она в торфе содержится, он использовал для внекорневой подкормки. Наши картофелеводы об этом знают. Было сообщение в «Вестнике». А я послал вырезку Макхью.
Сережа отправился к реке.
  
 
Глава десятая
 
НЕФЕРТИТИ
 
«Причины и следствия,— думал Сережа.— Обычно мы этого не замечаем. Но фактически все, что нас касается, и все, что мы делаем, и все, что с нами делают, состоит только из причин и следствий. И когда задумываешься, то видишь, что все получается, как в этом детском стишке:
 
 
Не было гвоздя —
 
Подкова пропала.
 
Не было подковы —
 
Лошадь захромала.
 
Лошадь захромала —
 
Командир убит.
 
Конница разбита,
 
Армия бежит.
 
Враг вступает в город,
 
Пленных не щадя,—
 
Потому что в кузнице
 
Не было гвоздя.
 
 
С. Маршак. Из английской поэзии для детей.
У нас на ферме бык Ганнибал, — думал Сережа.— Изображение похожего быка нашли археологи. У археологов не заводилась машина. Кладовщик Слесаренко продал им бендикс. А потом...»
Сережа вспомнил, как потом, в воскресенье, Олег повез картошку в район, на базар, в колхозный овощной магазин Щербатихе. С ним поехали Сережа и Наташа. Они сидели в кабине втроем. Наташа рядом с Олегом, а Сережа у дверцы, справа. Олег учил Наташу управлять машиной. Она по его команде переключала скорость. И одновременно они разговаривали о Гоголе.
— Гений — это не объяснение,— говорил Сережа.— И хоть в учебнике про это ничего не сказано, а я уверен, что «Нос» он написал прежде всего потому, что у него самого был такой здоровенный нос.
— При чем здесь это? — обиделась за Гоголя Наташа.— Если тебя послушать, так получится, что когда б у Гоголя были большие уши, то он бы написал уже не «Нос», а «Ухо»?
— Может, и написал бы,— ответил Сережа.— Хотя, наверное, тут имеют значение и другие причины. Хотя бы та, что нос у человека очень заметная и очень интересная часть тела.
— Особенно у тебя,— съязвила Наташа.
— Особенно у меня,— подтвердил Сережа.— У меня нос не меньше, чем у Гоголя. Но зато шире. Ия, когда закончу школу, если еще потренируюсь, смогу работать следователем в милиции без всякой собаки-ищейки. Я но запаху и без нее найду любой след.
— Так что — спорим? — вернулся Олег к началу их разговора.
— Спорим.
Сережа протянул Олегу правую руку.
— Перебей, Наташка,— попросил Олег.— Только не подглядывать!
— Ты мне сам глаза завяжешь... Что это? — вдруг спросил Сережа.
Олег прислушался.
— Свеча барахлит.
Он отогнал машину к обочине, затормозил и, не выключая зажигания, перевел скорость на «нейтраль».
— Пошли,— предложил Олег Сереже и Наташе.— Я вам новый прибор покажу. Сам сделал. Сразу можно найти, какая свеча.
Олег поднял капот и достал из кармана свой прибор.
Обыкновенный карандаш, очинённый с обеих сторон. Посредине неглубокий вырез, так, что виден грифель. И из грифеля тоже выковырян небольшой кусочек. Олег одним концом карандаша прикоснулся к электроду свечи, другим — к мотору. Через промежуток в грифеле стали проскакивать искры.
— Значит, эта свеча в порядке,— сказал Олег.— Попробуем другую.
Он нашел неисправную свечу и заменил ее.