На маленьком острове

Марти отвел руку друга в сторону: он тоже хотел покормить пса. Юло уперся. Завязалась молчаливая возня. Глаза собаки удивленно перебегали с одной мальчишеской пятерни на другую, в зависимости от того, какая из них вырывалась вперед.
Андрус, погруженный в свои мысли, не сразу заметил волнение за столом. А когда заметил, прикрикнул на ребят и сам протянул животному румяное произведение вихнувского хлебопекарного искусства.
Собака понюхала пышку и не взяла.
— У тебя она не будет есть, — решил Марти. — И у Юло тоже. Она у меня привыкла брать.
Нет, собака отвернулась и от Марти.
Она отказалась и от куска, протянутого Юло.
Она просто не хотела больше пышек.
Правильно, ее можно понять, — решили вихнувцы. Им даже игра музыкантов перестала нравиться. Захотелось скорее на улицу.
Путешествие по магазинам подняло настроение. Купили все, что нужно, за исключением, правда, кастрюли для матери Юло. Они смотрели не очень внимательно, но, кажется, шестилитровых не было. Зато остались деньги на кино и на то, чтобы поужинать уже не пышками, а чем-то более существенным.
В столовой на этот раз заказали для каждого щи и биточки. И то и другое было очень вкусно.
В комнате для приезжих их ждали хорошие кровати с пружинными матрацами и мягкими шерстяными одеялами. Спали отлично.
И вот сейчас они едут в порт, везут сети, провод, лампы. К обеду будут дома и начнут новое, невиданное на Вихну дело — станут ловить кильку на свет.
До чего хорошо!..
Машина остановилась у причала. Перенести в лодку объемистый, но не тяжелый груз — дело недолгое. Андрус велел Юло запустить мотор, сам стал у руля, покрепче надвинул фуражку на лоб.
Юло управился быстро и умело. Обращаться с лодочными двигателями вихнувские ребята учатся с самого раннего возраста. Да это и не так сложно — включить или выключить мотор.
Суденышко вышло в море.
Идти до острова часа четыре. Дел никаких — только сидеть да на воду глядеть. И Юло предложил:
— Андрус, чем время терять, может быть, начнем готовить спасть к лову?
— Это мысль! — согласился вожатый. — У нас есть РШМ, есть обыкновенный провод и есть просто резиновый шланг без провода. Неплохо, если мы, кроме РШМ, приготовим еще водонепроницаемый кабель.
— РШМ — это провод, заделанный в черную резину, да, Андрус? — спросил Марти.
— Точно.
— А почему его называют РШМ?
— РШМ значит — резиновый, шланговый, морской. Такой провод не боится сырости, морской воды. Как раз такой нужен.
— А для чего нам обыкновенный провод и эта резиновая кишка?
— Не кишка, а шланг. Если мы этот обыкновенный провод вденем в этот обыкновенный шланг, получится кабель, пригодный для работы в воде. Понятно?
— Понятно, — сказал Марти и следующим же вопросом обнаружил, что ему ничего не понятно: — Андрус, а зачем вдевать шнур в шланг?
— Я знаю, — вмешался Юло. — Шланг защитит шнур от воды. Провод, по которому идет электричество, всегда нужно защищать от влаги. Иначе работать опасно — ток может ударить.
Марти с надеждой посмотрел на Андруса. Вдруг, на его счастье, вожатый скажет: «Ерунда, не так…» Но нет, не получилось. Андрус сказал: «Правильно, Юло», и Марти скрепя сердце пришлось признать на этот раз, что «товарищ Язнаю» все-таки кое-что знает.
Стали надевать на провод резину. Это оказалось не просто. Юло с одного края держал шланг, Марти с другого протаскивал в отверстие провод. Метра два шнура удалось впихнуть, а дальше — ни с места. Не лезет. Шнур вытащили, выровняли и снова начали протаскивать. То же самое: после двух метров — затор.
Андрус укоризненно покачал головой:
— Э-э, ребята, ничего у вас не получается! Встань-ка, Юло, за руль, я вам покажу, как это делается.
Юло встал за руль, Марти держал край шланга, а Андрус протаскивал. У него шнур продвинулся метра на два с половиной и дальше не пошел.
Вожатый покраснел, отвел глаза от мальчиков, стал проделывать всю операцию сначала. Опять не получилось.
Тут Марти вдруг осенило.
— Постой, Андрус! — закричал он. — А что, если вот так…
Марти поднял со дна лодки тонкий стальной прут, привязал к нему шпагат и начал протаскивать это приспособление, напоминающее иглу с ниткой, через шланг. Дело пошло. Минут через десять прут пропутешествовал через все двадцать метров резины. Шпагат торчал из обоих концов шланга.
— Есть! Протащил веревочку. А дальше что? — спросил Юло.
— А дальше вот что… — Марти привязал шпагат к проводу и потянул. Провод послушно полез за шпагатом. — Видал? — торжествовал Марти. — Видал? Это тебе не «я знаю», тут голову на плечах надо иметь!
  
5. Что такое ответственность
 
Солнце стояло в зените. Огибая западный берег Вихну, лодка повернула к молу. Среди деревьев замелькали домики. На пригорке показалось одноэтажное длинное, обшитое тесом здание школы.
Юло поискал глазами знакомое окно. Там помещался уголок природы, в котором он любил бывать и который называл звучным словом — «музей».
В «музее» было несколько чучел рыб местных пород, довольно искусно сделанных руками старшеклассников, образцы минералов, подобранных на берегу после штормовых дней, неведомо как попавший сюда зазубренный нос рыбы-пилы, несколько чучел птиц и, наконец, особенно волновавшая воображение Юло банка с осьминогом. Да-да, из большой стеклянной банки, наполненной желтоватым спиртом, таращил на всех выпуклые глаза настоящий осьминог, с птичьим клювом и скрюченными, переплетенными между собой щупальцами. Они заполняли собой всю банку. Какие-то присоски вылезали даже из спирта и упирались в самую крышку.
«Его неправильно называют осьминогом, — поддразнивая приятеля, говорил иногда Марти. — Это, должно быть, сороконог».
Но Юло только отмахивался: «Спрут, самый настоящий средиземноморский спрут».
Марти в таких случаях не спорил. Он не знал, что такое спрут, сколько у него должно быть ног и какие бывают другие спруты — не средиземноморские.
Сейчас рыжий представитель юных обитателей Вихну стоял на корме моторки, но думал не о заспиртованном осьминоге. Глядя на здание школы, он заново переживал ощущение свободы. Каникулы!.. Великое слово! Не надо готовить уроки, не надо ходить на занятия, не надо опасаться множества неожиданностей, которыми почему-то всегда полна школьная жизнь.
Они, эти неожиданности, как раз больше всего и удручали Марти. Ведь до чего странно все устроено в школе: никогда заранее нельзя сказать, как день начнется и как закончится. Иногда урок за уроком проходят — лучше не надо, а иногда ни с того ни с сего осечка получается: вдруг нежданно-негаданно двойку подхватываешь…
Марти немало рассуждал на эту тему. И в свое время пришел к выводу: двойки — вроде стихийного бедствия. Ну, к примеру, как градовая туча. Она может стороной пройти, а может все стекла перебить. Не угадаешь. То же самое, считал Марти, происходит с двойками. Иной раз о чем-нибудь заданном на дом даже не вспомнишь — и ничего, пронесет, Анне Райдару не вызовет. А бывает, все уроки приготовишь, только пустяковое правило грамматики пропустишь — и учительница, как назло, за весь день не спросит ничего, кроме этого правила! Ну не обидно?
Марти — упрямый. Он мог бы еще долго утверждать, что в школьных делах все зависит от везения и удачи, если бы с ним не случилась такая история. Было это совсем недавно, зимой. А до этого, осенью, он и Юло приметили одно замечательное место — яму на мелководье, полную ила и тины. В такие ямы любят забираться угри и залегать на зиму.
Вот приметили приятели это место и стали ждать мороза, крепкого льда. Окрепнет лед, тогда можно пойти к яме, прорубить лунку и бить угрей острогами. Люди, знающие толк в таких делах, понимают, как это увлекательно. Морозец бодрит, лед на солнце искрится, а ты стоишь и с размаху всаживаешь острогу в воду. И когда вытаскиваешь, чувствуешь, как на ней извивается большой, жирный сонный угорь. Они в этих ямах всегда большие и жирные. Вытащил, кинул на лед. Угорь такой: где бы ни был, в какую сторону головой его ни положить, он никогда не ошибается — повернет к открытой воде и ну ползти, ну извиваться, чтобы скорее добраться до нее. Летом надо следить в оба — удерет. А зимой не так: зимой его быстро морозом схватывает.