Две кругосветки

* * *
Генеральный консул Григорий Иванович Лангсдорф, отдать ему должное, не замедлил явиться на следующий же день. В семь часов утра он уже поднялся на борт «Востока» и тут же бросился целоваться с Беллинсгаузеном, растроганно блестя глазами и шмыгая от волнения. Как же, пятнадцать лет не виделись!
Невысокий и коренастый Беллинсгаузен к сорока годам стал плотнее. Несмотря на ежедневную гимнастику, обзавёлся небольшим брюшком. И волос поубавилось, а в оставшейся шевелюре начала пробиваться серебряная нить.
Зато Лангсдорф так и не приобрёл солидности в фигуре, только слегка ссутулился. Глаза его по-прежнему были живыми и любопытными, нос всё также немного смахивал на утиный клюв, а сам он являлся подвижным, щуплым и суетливым субъектом, легко воспламеняющимся разными учёными идеями.
Обняв Фаддея Фаддеича за широкую талию, консул повёл его вдоль палубы, что-то рассказывая. Немец по происхождению, Лангсдорф сразу перешёл на родной немецкий, и с места в карьер попытался увлечь собеседника своим новым научным проектом.
— Дело жизни! Экспедиция вглубь бразильского материка! — восклицал он с азартом неутомимого естествоиспытателя.
Беллинсгаузен только хитро щурился, посмеивался благодушно. Вот зачем академик Лангсдорф несколько лет назад попросил российское правительству назначить его консулом в Бразилии! Учёного интересовала вовсе не дипломатическая карьера, — им двигала страсть к науке.
Однако Беллинсгаузена наука как таковая не слишком волновала, во всяком случае, теперь. Его более занимали насущные нужды моряка — как налиться питьевой водой и достать нужную провизию, где можно произвести сверку корабельных хронометров…
Бодрый Лангсдорф обещал всяческую помощь и содействие. На прощание снова с чувством обнял Фаддея Фаддеевича. Отбыл, сияя. Воздев кверху указательный палец, кричал с катера на прощание что-то по латыни.
* * *
На следующее утро стало известно, что генеральный консул Лангсдорф выполнил обещание неукоснительно.
Палатки на Крысьем острове были поставлены в тот же день. Астроном Симонов и его помощники — гардемарин Адамс и артиллерии унтер-офицер Корнильев — на несколько дней переселились туда с «Востока».
* * *
Сверка хронометров — дело в длительном морском путешествии чрезвычайно ответственное. Очень важное дело. Адамс ещё со школьной скамьи отлично знал, что на экваторе ошибка корабельного хронометра всего на одну секунду означает ошибку в местоположении судна в 400 метров…
В корпусе им рассказывали поучительную историю о катастрофе у британских островов Силли, которая сто лет назад стоила Англии одного адмирала, двух с половиной тысяч моряков и пяти кораблей. Таковы ужасные результаты неверных расчётов и неточности карты! Адамс вспомнил, как «мучил» их географ Зарубин, вдалбливая в головы азы астрономической навигации [7] и предрекая лентяям судьбу адмирала сэра Шовела, и улыбнулся. Всё-таки не самая плохая судьба — умереть адмиралом…
Нагретый воздух дрожал и плавился.
Присев на корточки, Роман осторожно потрогал рукой горячий, с характерным блеском, камень. Крысий целиком состоял из огромного алого гранита.
Ух и жар от него шёл, почти как от плиты на камбузе [8]. Если б не лёгкий ветер с моря… Адамс покачал головой. Как бы подмётки не прожгло! А ведь сейчас ещё только ноябрь, последний весенний месяц в Южном полушарии. Как-то здесь летом?
Он встал, потянулся. По-хозяйски окинул взглядом зелёные горы, окружающие бухту, город, выстроенный под утёсами этих гор, загородные дома с обширными садами, выцветший к полудню горизонт над морем.
— Странное название у залива — Рио-Жанейро. Ведь «рио», кажется, река? Как думаете, Иван Михайлович?
Симонов, присевший на тюк с вещами в тени палатки, довольно хмыкнул. Ему нравился любознательный гардемарин, задававший дельные вопросы.
— Река, вы совершенно правы, коллега.
Коллегой Иван Михайлович стал называть Адамса ещё во время стоянки на Тенерифе. Там впервые за время плавания производили сверку хронометров, всё прошло удачно, и профессор остался доволен новым помощником. Да-с, весьма доволен.
Симонов аккуратно приподнял соломенную шляпу, вытер платком пот со лба. В его умных карих глазах запрыгали насмешливые искорки, но отвечать Иван Михайлович не торопился. Всем своим видом он давал понять, что у Адамса есть шанс самому сделать правильный вывод.
— Видно, очень уж залив походит на реку, — поразмыслив, предположил Роман.
— В точку. Португальцы открыли его в день святого Януария и приняли за устье реки. Вот и назвали морской залив Рио-Жанейро — «река Януария». А вообще-то у этой бухты есть своё, местное, название — Гуанабара. — Симонов хлопнул себя по коленям и поднялся. — Ну-с, давайте-ка к делу! Пора инструмент устанавливать.
Роман не отозвался: мимо острова медленно шёл купеческий корабль под португальским флагом.
— Смотрите, смотрите, на палубе-то у него целый зоосад! — в восторге закричал гардемарин, и, схватив подзорную трубу, навёл её на палубу «купца».
На верхней палубе португальца, возвращавшегося с африканских берегов, было выставлено несметное число клеток с попугаями и обезьянами.
Роман, улыбаясь, рассматривал плавучий зверинец. Вдруг улыбка сползла с его лица.
— Что это? Ужас какой, вы только посмотрите, Иван Михайлович! Этот «купец» никакой не купец, а настоящий работорговец! У них вся нижняя палуба невольниками забита. Их там, верно, человек пятьсот, не меньше.
Множество полуобритых голов торчало из грот-люка [9]. В основном это были подростки, лет двенадцати-четырнадцати. У них были страдальческие, изнурённые голодом лица. Они что-то кричали, плакали. Их хозяева португальцы, занятые своими делами, не обращали на жалобы и вопли невольников ни малейшего внимания.
Адамс с треском захлопнул складную трубу, отвернулся. Что за алчные, бессердечные люди эти работорговцы. Не стыдятся продавать себе подобных и содержать их хуже скота…
Вздохнув, Роман взялся за чугунную чушку [10], помогая Симонову. Астроном вместе с унтер-офицером Корнильевым уже начали сооружать возвышение из чугунного корабельного балласта [11], на которое предполагалось установить приборы.
Основание нужно было устойчивое — инструмент в течение долгого времени не должен менять своё местоположение. Возвышение укрепили надёжно, сверху, как подставку под прибор, положили ровную деревянную доску. Однако их ожидало фиаско. Бразильское солнце палило так нещадно, что дерево от лучей покоробило, и инструмент всё-таки сдвинулся немного.
Как ни хотелось съехать поскорее в город, пришлось гардемарину для исправления оплошности задержаться на Крысьем ещё на целые сутки. Всё ничего, вот только Симонов всё время пел. Пел Иван Михайлович громко, и притом безбожно фальшивил.
Приходилось терпеть. Все на корабле знали, что для науки от профессорского пения польза была несомненная.
  
Глава 10. Мы купим этого мальчика!
 
Наконец, настало время прогуляться по Сант-Себастьяну. Капитан Беллинсгаузен и несколько офицеров с «Востока» отправились на берег. Свободный от вахты Адамс поспешил к ним присоединиться.
Город, вопреки ожиданиям, произвёл на него не слишком приятное впечатление.
Ещё с воды офицерам не приглянулся выстроенный напротив пристани Императорский дворец.
— Посредственной архитектуры строение, — со вздохом заметил лейтенант Торсон.
Глазея на скучный и весьма обшарпанный фасад, Адамс, настроенный восхищаться увиденным, нехотя с ним согласился.