Там, где Висла-река (польские сказки)

Прошло ещё сколько-то лет. Вырос мальчик большой: умён, пригож, молодец молодцом. И отшельники решили: хватит ему по лугам, по лесам бегать, на скалы карабкаться, пора за ученье приниматься.
Первый отшельник рассказывал ему, почему солнце золотое и горячее, почему луна то худеет, то толстеет, почему звёзды на небе мерцают.
Второй научил его растения узнавать по листьям и цветам, а зимой, когда листьев нет, по коре и ветвям дерево угадывать. И ещё наказал он Тремилу беречь и любить каждую былинку, каждую травинку.
Третий отшельник познакомил его с обитателями лесов, гор и равнин — от крохотного жучка до огромного тура. И сказал: каждое живое существо хочет жить, солнышку радоваться.
Дни идут, месяцы, годы…
И вот как-то весной солнце уже высоко поднялось на небе, а отшельники из своих пещер не выходят. Чудно это показалось Тремилу, и он пошёл их будить.
В три пещеры заглянул и над раскрытыми книгами трёх мёртвых отшельников увидел.
И у каждого в руке гусиное перо. Один писал, не дописал про комету длиннохвостую — вестницу войны и мора. Второй — про страшный гриб, что смертью грозит тому, кто его сорвёт. Третий — про ядовитую змею.
Как жили вместе, так и умерли в одночасье.
Кто знает, может, повеяло на них смертью от этих грозных слов?
Похоронил Тремил отшельников под старым дубом в лесу и задумался над своей одинокой судьбой: «Что делать? В горах остаться? Или к людям идти?»
Тут из чащи выходит серна и говорит:
— Я ухожу на другую сторону гор и больше сюда не вернусь. Ты уже вырос, и я тебе не нужна. Тебе верный быстроногий конь нужен. Я пришлю тебе из степи такого коня. Поезжай на нём в далёкий мир искать счастливую долю.
Сказала и скрылась в чаще.
Проходит день, другой, а на третий прискакал к Тремилу конь-красавец. Шерсть, как спелый каштан, блестит, золотом отливает. Конь вещий, человеческим голосом разговаривает.
Вскочил Тремил на коня и говорит:
— Неси меня, конь, через горы и леса, через болота и луга к счастливой доле.
Конь в землю копытами ударил и поскакал.
Мчится конь, как вихрь в чистом поле, несётся, как горный поток весной, летит, как быстрокрылая ласточка в поднебесье. Всё вперёд и вперёд… Только пыль за ним облаком клубится.
Исчез быстроногий конь в голубой дали, растаял в тумане.
Мчится конь день, мчится ночь, без остановки, без отдыха. Позади леса и горы остались, впереди равнина лежит.
Посреди равнины липа ветки широко раскинула, тысячью листьев шелестит.
— Стой, мой верный конь! — говорит Тремил. — Зелёной травой подкрепись, студёной водой охладись. И я отдохну под липой.
Остановился конь под деревом.
Солнце давно зашло. За серыми сумерками спешила вдогонку чёрная ночь. По небу плыли облака и гасили звёзды по пути.
Настала ночь. Кромешная тьма окутала землю.
Вдруг с полуночной стороны небо стало светлеть. Растёт узенькая полоска света, на глазах ширится. И вот разливается по всему небу золотое сияние.
Поднял голову быстроногий конь, ушами прядёт, на золотое сияние смотрит.
Встал с земли Тремил. На небо глядит, диву даётся.
Что это? Солнце? Нет, не время ещё солнцу всходить. Да и заря занимается на востоке, а не на севере. Может, месяц? Нет, не народился ещё месяц. Может, лес горит? Или молнии на небе вспыхнули и не гаснут?
А сияние по всему небу разлилось, будто зорька алая горит-пылает.
Тут далеко-далеко над краем земли показалась Жар-птица. Это от неё свет идёт. Это её перья, точно жаркое пламя, горят, небо и землю освещают.
Стало среди ночи светло, точно полднем июльским. Каждую букашку на земле разглядишь, каждый листик, что на дереве трепещет.
Прилетела Жар-птица и села на липу.
А Тремил и вещий конь в золотом сиянии стоят и на чудо-птицу дивятся.
«Дай-ка я её поймаю», — думает Тремил. Подкрался потихоньку и хвать птицу.
Да не тут-то было! Жар-птица крыльями взмахнула, рванулась в вышину и полетела на север. А за Жар-птицей по земле светлая полоска тянется. Вот она бледнеет, меркнет и растворилась во тьме. Исчезла Жар-птица.
А Тремил стоит под липой и перо Жар-птицы в руке сжимает.
Спрятал он перо на груди под лосиным кафтаном и наутро дальше в путь отправился.
Дни ясные сменяются тёмными ночами, а Тремил всё в пути. Наконец приезжает он в столицу.
Вот и королевский замок. Глянул Тремил на стены, точно скалы высокие, на рвы глубокие, на мосты подъёмные и надумал в королевское войско идти, государство-царство от врагов оборонять.
Высок, строен Тремил, лицом пригож, в глазах смелость да ум светятся, вот и пришёлся он по душе королю.
— Назначаю тебя своим телохранителем, — говорит король. — Каждую третью ночь будешь в моей опочивальне на страже стоять.
Позавидовали придворные красивому юноше.
— Как? Бродяга без роду без племени — и сразу королевской милости удостоился!
— Я вон сколько лет королю верой-правдой служу…
— А я? На королевской службе состарился, а в опочивальне никогда не бывал.
— Надо, братцы, от этого приблуды избавиться.
— Чем скорей, тем лучше…
Вот настаёт черёд Тремила в опочивальне на страже стоять.
Спит король. На стене в железном кольце лучина горит. На полу — куча смолистых щепок. Одна лучина догорит — другую зажигай. Король приказал, чтоб в опочивальне всю ночь напролёт светло было.
Невдомёк Тремилу, что в соседнем покое за занавеской притаился завистник и ждёт, когда его сон сморит.
Ждал, ждал и дождался.
Уронил Тремил голову на грудь и задремал. А придворному только того и надо: сгрёб он щепки в охапку, схватил горящую лучину и выскочил в окно.
«Ну, — радуются недруги Тремила, — теперь его песенка спета! Проснётся король — в опочивальне темно! Не миновать дерзкому выскочке тюрьмы, а то и виселицы. Известно, какие изверги короли. Для них лишить человека жизни, что свечу задуть».
В опочивальне темно. Спит король. Спит Тремил. Вдруг под окном тихо конь заржал — почуял беду и прибежал из конюшни.
— Проснись! Проснись, Тремил! — зовёт он хозяина.
И Тремил проснулся.
Беда! Лучина догорела. В опочивальне темно, хоть глаз выколи.
Шарит Тремил по полу, хочет лучину засветить, а лучины-то нет! Что за напасть, ведь с вечера тут целая охапка лежала. Ну нашёл бы он лучину, а как зажечь её? Ни трута, ни огнива. Что делать? Как быть? Проснётся король, расправится с ним. Ждёт его тюрьма, а то и плаха. Лучше до рассвета бежать отсюда.
Да как убежишь? В караульне — стража, ворота на запоре, мосты подняты.
У Тремила холодный пот на лбу выступил. Полез он за пазуху — тряпицу достать, пот со лба вытереть, да нащупал рукой перо Жар-птицы. Перо, что само светит, не гаснет.
Выдернул он поскорей перо. И золотое сияние озарило замок, осветило двор, воду во рвах позолотило.
Стража к окнам кинулась.
— Что случилось? Пожар?! Замок горит?!
Нет, это не пожар. Это из королевской опочивальни струится чудодейный свет. И потонул в ярком свете мрак, как тонет камень в глубоком омуте.
Проснулся король. Глаза трёт, от яркого света жмурится. Что такое? Неужто сто лучин горит? Нет, это Тремил горящее перо в руке держит.
— Где взял? Откуда? Говори! — допытывается король.
— Это перо Жар-птицы, — говорит Тремил.
Обрадовался король и назначил юношу начальником королевской стражи.
Пуще прежнего возненавидели Тремила придворные.
— Слыхали? Его начальником стражи назначили!
— Мы его погубить хотели, а ему это на пользу пошло.
— Этот бродяга будет верховодить над нами! Не дождётся он этого! Надо его извести.
— Давайте скажем королю: похвалялся, мол, он, будто Жар-птицу может поймать. Пускай его король за Жар-птицей пошлёт. Уедет он и назад не вернётся. Не родился ещё на свет человек, который бы Жар-птицу поймал.
И до тех пор на Тремила королю наговаривали, пока король не поверил.
Вот призывает он Тремила и говорит: