Отважные(изд.1961)

И вдруг в сенях Коля приостановился. Между наружной дверью и дверью, которая ведет в квартиру, – небольшое пространство. Что, если заманить собаку в этот маленький коридорчик, а потом... О, если бы это удалось!
Он вошел в комнату, взял свое лассо, размотал его, а затем вернулся в сени, привязал конец веревки к ручке наружной двери, а остальную веревку протащил через сени внутрь дома. Потом он прикрыл внутреннюю дверь, но не совсем, а так, чтобы осталась узкая щель, и потянул на себя веревку. Так и есть! Наружная дверь захлопнулась. Теперь он потянул на себя и дверь, ведущую в комнату. Она закрылась, накрепко прижав к косяку веревку! Для верности Коля обмотал свободный конец веревки вокруг ножки стола.
Так! Если пес окажется в сенях, то из этой ловушки ему самому не выбраться.
Оставалось самое главное – заманить в дом овчарку, а самому успеть скрыться за внутренней дверью. Но как это сделать? Бросить еще мяса? Пес не съел и того куска, который до сих пор валяется в пыли у нижней ступеньки. Нет, нужно придумать что-то другое.
Коля постоял, подумал. Кто бы мог, смотря со стороны на этого худенького мальчика с бледными щеками и большими серыми глазами, предположить, что он готовится вступить в борьбу с большой, сильной и злой овчаркой, специально натренированной на ловлю людей!
Коля вышел на крыльцо и остановился на верхней ступеньке. Собака лежала невдалеке, на тропинке, ведущей к воротам, и, вытянув вперед лапы, внимательно смотрела на него. Казалось, она устала и теперь в сознании своей силы заняла наивыгоднейшую позицию. Попробуй, пройди мимо!..
Коля постоял немного, собираясь с духом. То, на что он решился, могло кончиться для него ужасно. Вчера его спас дядя Никита. Теперь, если пес его настигнет, помощи ждать неоткуда.
Вдруг Коля тряхнул головой, сжался, словно бросающийся в ледяную воду пловец, спрыгнул с крыльца на тропинку и опрометью бросился к собаке.
Овчарка вскочила, испуганно отпрянула, но тут же, оскалив зубы, сжалась для прыжка вперед. Коля пробежал еще шагов десять, повернулся и кинулся назад к крыльцу, чувствуя за своими плечами тяжелое дыхание...
Не помня себя он вихрем взлетел на крыльцо, вбежал в сени, заметив, как мелькнула вслед за ним длинная черная тень, захлопнул внутреннюю дверь и почти в беспамятстве прислонился к косяку.
Разъяренный пес злобно царапал лапами дверь. Придя в себя, Коля чуть приоткрыл ее и потянул веревку. Наружная дверь хлопнула. Ловушка закрылась.
Пес с воем метался в узком пространстве, но теперь он не был страшен. Через несколько минут Коля уже перелез через забор в том же месте, где и вчера. Вот он и на соседнем дворе. Сквозь калитку выйти не решился, боясь, что на его пути окажется дядя Никита, и дворами перебрался на соседнюю улицу. Почувствовав себя в безопасности, он присел на груду сваленных бревен.
Ну, вот и свобода! Что теперь делать? Он целый день был так одержим стремлением бежать из дома дяди Никиты, что не подумал о том, куда же ему потом деваться...
Возвращаться домой не хотелось. Слишком памятна та тяжелая ночь, которую он провел в одиночестве после казни матери... Надо скорее добраться до деревни. Какой пароль? «Нельзя ли воды напиться?». Если он пойдет быстро, то к ночи уже будет на месте.
Коля направился к воротам, за которыми виднелась улица. На тротуаре он на всякий случай оглянулся. Как будто никакой опасности. Прошли какие-то женщины, очевидно с базара. По другой стороне улицы медленно прогуливается полицай. С ним лучше не встречаться.
Коля повернулся и пошел в противоположную сторону.
На перекрестке улиц он услышал за собой шаркающие шаги, оглянулся и хотел бежать, но было уже поздно. Чья-то рука цепко схватила его за плечо.
– Куда ты, куда ты, мальчик? – проговорил мягкий мужской голос. – Да не рвись! Не бойся меня. Смотри, какой ты несчастный! Замученный... Идем со мной. Тебе нельзя оставаться на улице. Ты погибнешь.
И мужчина, крепко сжав Колину руку, силой повел его за собой. Нелегко старику нести в левой руке треногу, а правой тащить упирающегося мальчишку. Но фотограф с базарной площади не мог бросить ни треногу, ни руку мальчика. Без треноги он не смог бы зарабатывать на жизнь, а без мальчика?.. Он не представлял себе, как проживет на этой мрачной земле маленький, покинутый всеми человек.
 Глава шестая 
НОВЫЕ ИСПЫТАНИЯ
Якушкин шел, тяжело волоча ноги и глубоко вздыхая. У него был вид до последней степени изнуренного, больного человека. Вдруг он остановился.
– Ну, Коля, – сказал он, – не буду больше тащить тебя силой. Если хочешь, уходи – вот дорога, но у меня тебе будет хорошо. А один останешься – погибнешь!.. Пойдем лучше со мной. Ты об этом не пожалеешь. – Его выцветшие, прищуренные глаза смотрели ласково, и во всей сутулой фигуре было что-то располагающее к доверию.
– Дайте мне треногу, – сказал Коля. – Я ее понесу.
– Неси, неси! – Якушкин с готовностью протянул ему деревянный штатив, – только осторожно! Не урони...
Такого доверия к себе Коля не ожидал. Сколько раз ему хотелось дотронуться до аппарата, вокруг которого священнодействовал старый фотограф, но это казалось ему настолько невозможным, что он даже и не пытался это сделать. А тут вдруг он сам несет треногу. На вид она такая тяжелая и массивная, а на самом деле совсем легкая, из сухого ясеня.
Коля шел рядом с Якушкиным, воображая себя его оруженосцем.
– Будешь жить у меня, – говорил Якушкин, – я тебя многому научу...
– И фотографировать?
– Конечно.
– А это очень трудно?
– Трудно, но вполне возможно, если только ты будешь трудолюбив...
Коля внимательно взглянул на Якушкина – не шутит ли он, но тот легонько похлопал его по плечу:
– Станешь хорошим фотографом... Мы с тобой такое дело развернем!.. Я буду сидеть в кассе, а ты фотографировать...
– Большим аппаратом?..
– Ну да, самым большим!
Они спокойно добрались до дома Якушкина, стоявшего на одной из окраинных улиц, за покосившимся древним, когда-то зеленым, а теперь грязно-серым забором. Домик был небольшой, словно вросший в землю. Построенный еще в середине прошлого века, он переменил много хозяев, которые, как видно, не очень-то о нем заботились. Стены побурели от времени, расшатанное крыльцо угрожающе скрипело, как только на него становилась нога, а на входной двери торчали клочья войлока. Внутри дом также был запущен и жалок. Странно, но почти ничего не выдавало в нем профессии хозяина. На стенах не было больших фотографий, не видно было и альбомов, только в темной каморке, примыкавшей к кухне, стояли банки с растворами, фиксажем и прочими принадлежностями, без которых не может обойтись фотограф.
В этой хибарке Коля почувствовал себя удивительно легко и свободно. Якушкин поставил аппарат на столик перед потускневшим зеркалом в черной раме и отобрал у Коли треногу.
– Ну, сынок, – сказал он, – вот мы и пришли. Сейчас я тебя накормлю и напою чаем...
Но Коля почувствовал прилив деятельности.
– Вы уж сидите, – сказал он деловито. – Где у вас тут самовар? Я сам его поставлю...
Якушкин усмехнулся:
– Самовара у меня нет. Есть только чайник. Вода в ведре за дверью, а керосинка на плите... Ты, я вижу, умник. Ну, помогай, помогай деду...
Пока Коля возился с чайником, Якушкин накрывал на стол. Он достал из шкафа кусок сыра, хлеба и немного масла.
– Ты зови меня Иваном Митричем, – сказал Якушкин, заметив, что Коля испытывает неловкость, обращаясь к нему, – да особенно не суетись, присядь, отдохни... Где же ты целые сутки пропадал? Я тебя искал, прямо с ног сбился. Думал, ты совсем пропал...
Коля рассказал ему все, что произошло с ним с того момента, как его с площади увел к себе дядя Никита. Не сказал он только о подслушанном ночном разговоре. Хотя Якушкин и вызывал у него доверие, но что-то подсказывало ему – эту тайну он никому открывать не должен.