Нитка кораллов

— Может быть, Вова пробежал в столярную мастерскую? Он любит там сидеть у Ивана Ефимовича. Толя, сбегай, пожалуйста, посмотри, нет ли его в столярке?
То и дело Инка Сергеевна поглядывала в окно. Со второго этажа хорошо виден двор. Асфальтовая дорожка прямиком до ворот. Только дорожка сухая, кругом грязь. Липы стоят в лужах. Мокрая, ветреная, неуютная весна.
«Да где же он? Уже не в первый раз Вовка запаздывает. И каждый раз ребята уверяют, что вышел из школы он вместе со всеми. Где он задерживается? Стоит у витрин магазинов? Может быть, заходит куда-то? Не связался бы с какой-нибудь компанией. Волнуйся тут!»
Гонцы, разосланные в столярную мастерскую, в пионерскую комнату, в раздевалку, вернулись ни с чем.
Третьеклассник Вова Костюков появился, когда группа уже собиралась идти обедать. Белобрысый, тоненький, очень серьезный, он вошел спокойно, как ни в чем не бывало. Впрочем, не совсем: зорким глазом воспитательница приметила на лице мальчика оживление, какую-то тихую тайную радость. И вот всегда так: запоздав, он приходит с этаким загадочно праздничным видом. Почему? Но воспитанник был здесь, цел и невредим, и у нее сразу отлегло от сердца.
— Вова, где ты был? — строго упросила Инна Сергеевна. — Мы уж хотели в милицию заявлять.
— Я просто так… Гулял.
— По улице?
— Да.
— Один?
— Конечно, один. Еще прохожие по улице шли.
Она вздохнула: «Да, хочется побыть одному. Всегда они вместе, всегда толпой. А Вовка известный мечтатель. Сядет в уголок и задумается…»
— Ты ни с кем не познакомился на улице? Может быть, с каким-нибудь мальчиком… не из нашей школы?
— Нет, я ни с каким мальчиком не познакомился. — Взгляд серых глаз прям, чистосердечен. — Вы не беспокойтесь, Инна Сергеевна! Ведь я и дорогу не перехожу.
— Так долго задерживаться в другой раз не смей, слышишь? Ну, иди помедленнее, если тебе так хочется прогуляться. Но так долго нельзя! А почему ты не прогуляешься просто в саду, во дворе? Отойди подальше, в конец, и ходи там под оградой… один. — Он смотрел на нее с задумчивой хитрецой. — Хотя там сейчас очень грязно…
— Да, там очень грязно, — поддержал он обрадованно. — Под оградой в конце сада грязюка.
— Но болтаться по улицам одному я не разрешаю, так и знай! Не провожатого же к тебе приставлять?
Сильно ругать Вовку было трудно. Мальчик хороший, в меру шаловливый, учится средне из-за рассеянности, некоторой медлительности, но без двоек. А главное, простодушный, во лжи она его ни разу не уличила.
— Инна Сергеевна, женщины часто носят коралловые бусы?
— Что? — Она удивилась и засмеялась. — Почему тебя вдруг бусы заинтересовали?
— Вот из кораллов бусы. Знаете, такие маленькие красные штучки, вроде как обломки веточек. На нитку нанизаны. Многие их носят? — Ни тени улыбки, лицо строгое, даже суровое. С напряжением он ждет ответа.
— А что ты так… нахохлился? Кораллы? Гм! По-моему, теперь очень редко их носят. Наверно, кораллы не модны. Я что-то и не припомню, когда и на ком видела коралловые бусы.
— Значит, не часто? — счастливая улыбка расцвела на Вовкиных губах. Он убежал, подпрыгивая.
…Дня два-три проходили спокойно: Вова Костюков возвращался из школы вместе со всеми. А потом опять запаздывал на двадцать — тридцать минут. И всегда только после школы. В другое время не делал попыток отлучиться.
Как тут быть? Выследить Вовку, что он делает на улице, отставая от остальных третьеклассников? Прижимаясь к стенам домов, прячась в подворотнях, красться следом за девятилетним ребенком? Фу, как противно! Да и ребятам такое не поручишь.
Все-таки однажды, обнаружив, что Вовки нет, Инна Сергеевна попросила другую воспитательницу присмотреть за ее группой и, торопливо накинув пальто, пошла к школе. Через несколько минут ей пришлось перебежать на другую сторону улицы. «Если он меня заметит, скажу, что пошла в писчебумажный магазин, понадобился блокнот». Виновато смотрела она через дорогу на быстро шагавшего Вову. «Торопится. Чтобы я его не ругала. Идет действительно один. Какой сосредоточенный! Видно, правда просто гулял. Что уж так-то ребенку не доверять?»
* * *
На почту людей заходит много. Сидящие за стеклянными перегородками служащие видят тех, кто близко подходит к их окошечку. На толкущихся в зале обращают внимание редко.
Почтовый работник Надежда Ивановна, озабоченная женщина лет тридцати, с мелкими чертами лица и тугим перманентом, заметила стоявшего у стены мальчика случайно. Просто никто в этот момент не отправлял заказных писем и бандеролей. Задумавшись, она рассеянно скользила взглядом по залу. И заметила мальчика. Он стоял как раз напротив ее окна, прислонившись к стене. Худенький, в черном длинноватом пальто, в черной шапке-ушанке с висящими завязками. Лет девять — десять ему. Интересно, этот тоже, как ее дочка, все время требует у своих родителей мороженое и кино? Вроде она уже видела его когда-то. Небольшая фигурка, прислонившаяся к стене, ей знакома. В следующую секунду она уже забыла о мальчике: к окошку подошли.
Надежда Ивановна приняла заказную бандероль с книгами у девушки в кокетливой меховой шапочке. Крупный мужчина в роговых очках, астматически дыша, подал письмо в Чехословакию…
Минута затишья. Машинально Надежда Ивановна посмотрела в зал. Взгляд ее снова наткнулся на мальчика у стены. Он терпеливо стоял на том же месте. И вдруг Надежда Ивановна поняла, где она уже видела этого вытянувшегося, как часовой на посту, мальчишку в долгополом пальто. Да здесь же и видела! Не в первый раз мальчик торчит напротив ее окна. Видно, ждет кого-то. Не впервые ждет. Пускай! Какое ей дело? Надежда Ивановна подавила равнодушный зевок. Не забыл бы муж зайти после работы в рыбный магазин! На днях Верочка просила жареной рыбки.
Протягивается в окно рука с письмом. Еще письмо. А вот бандероль…
Когда, отпустив несколько человек, Надежда Ивановна посмотрела в окно, мальчика уже не было. Отсутствие его она отметила про себя с тем же безразличием, что и присутствие.
Но дня через два, снова увидев мальчика напротив своего окна, Надежда Ивановна взглянула на него с некоторым интересом. Кого он ждет? Она стала посматривать, не подойдет ли кто-нибудь к мальчику. Нет, к нему никто не подходил, он ни с кем не заговаривал. Просто выстоял у стены, неподвижно и терпеливо, минут пятнадцать — двадцать, потом исчез…
Теперь Надежда Ивановна хорошо разглядела лицо мальчика. Острокосенькое, брови светлые, еле заметные, глаза серые, небольшие. Ничего примечательного. Бот только выражение какое-то самозабвенное. Будто мальчишка чем-то любуется, глядит — не наглядится. На что это он всегда смотрит? Ведь с ее окна глаз не спускает. Надежда Ивановна оглянулась: нет ли за ее спиной чего-нибудь интересного? На стене, между окнами, как раз позади нее табличка:
БУДЬ ОСТОРОЖЕН
С РАЗОГРЕТЫМ СУРГУЧОМ
ПРИ ОПЕЧАТЫВАНИИ КОНВЕРТОВ.
Неужели на эту табличку мальчик так заглядывается? Забавно! Да вряд ли… На плакаты в зале он еще мог бы заглядеться. На них хоть картинки есть: самолет, поезд… А на старой пожелтевшей табличке про разогретый сургуч одни полинявшие буквы.
В свободные минуты она украдкой наблюдала за мальчиком. Он приходил не каждый день, но часто, всегда между часом и половиной второго. Однажды глаза их встретились. Лицо мальчика просияло, бледные щеки залил нежный румянец. Мальчик откачнулся от стены, подался вперед. Ей показалось, что он хотел куда-то броситься, но удержался. Движенье это было мимолетным: мальчик тотчас же выпрямился, но оно было, она не могла ошибиться.
Чья-то рука подвинула запечатанный конверт на край барьера. Надежда Ивановна взяла его, из-за спины клиента успев заметить, как дрожат опущенные ресницы мальчика. Выражение привычного терпеливого ожидания уже сменило на его лице недавнее оживление.
— Фу, как здесь жарко! — пробормотала Надежда Ивановна, штемпелюя письмо. В замешательстве она провела пальцем по лбу, поправила нитку кораллов на шее. Внезапная догадка поразила ее. Разогретый сургуч здесь ни при чем. Ведь это на нее мальчик смотрит! Да, на нее. Но почему? Будь на месте мальчишки, чем-то напоминавшего ей насторожившегося воробья, молодой человек лет, ну, хоть восемнадцати-двадцати, она не сомневалась бы, что стала предметом нежной влюбленности. Что за чепуха приходит в голову! Может быть, мальчик ненормальный? Ей стало немного страшно. Вот смотрит-смотрит, а потом притащит камень да швырнет ей в голову. Вид у него кроткий. И вполне нормальный. Но никогда нельзя знать наверное…